НОВАЯ ИСТОРИЯ БЫВШИХ

НОВАЯ ИСТОРИЯ БЫВШИХ

После развала СССР бывшие члены могучего Союза стали активно переписывать совместную и свою собственную историю — кто во что горазд. Правда, прослеживается общая тенденция — практически везде Россия представляется в неприглядном свете.

АЗЕРБАЙДЖАН
«Россия-колонизатор», «армянское лобби в российском (советском) руководстве», «культурно-языковое угнетение закавказских народов со стороны советской власти» — на таких выражениях выстроены постсоветские учебники истории в Азербайджане. Противопоставить этому какую-либо внятную альтернативу российская историческая наука пока не в состоянии, поскольку за последние годы Россия находилась в состоянии бесконечных метаний: от осуждения политики «национального угнетения» народов Кавказа и Закавказья до превознесения «цивилизаторской роли русского народа» по отношению к национальным окраинам. И азербайджанские историки это прекрасно используют, активно ссылаясь на выводы работ советских авторов 30—50-х годов, когда было чрезвычайно модным громить «царский колониализм» во всех его проявлениях.
Они делают вывод о том, что для создания поддержки на Южном Кавказе Россия стала в массовом порядке переселять на захваченные азербайджанские земли армянское население. Азербайджанская государственность была ликвидирована, а регион превратился в сырьевую базу Российской империи. Следовательно, никаких особых выгод от пребывания в составе России азербайджанский народ не получил, а лишь обрел те социальные болезни, которыми страдало все русское общество.
На рубеже XIX–XX веков колониальный статус Азербайджана оформился окончательно, а переселенческая политика царского правительства привела к снижению доли азербайджанцев в национальном составе населения исконно азербайджанских земель. Начиная с событий Февральской революции, авторы не жалеют красок для описания зверств «армянских агрессоров» и коварной политики большевиков. Практически во всех учебных изданиях говорится о «большевистско-дашнакском» режиме и «геноциде против азербайджанского народа».
Даже в самых «продвинутых» учебных пособиях тема «армянских интриг» буквально пронизывает любой сюжет. «Армянский фактор», по мнению азербайджанских авторов, использовался Москвой и после завершения Гражданской войны для укрепления собственных позиций в Закавказье и перехода к новому этапу реализации все той же колониальной, по сути, политики. Именно в этом ключе трактуется создание Нагорно-Карабахской (Армянской) автономии и дальнейшие шаги по изменению демографической и культурной ситуации в регионе. Репрессиям 1937—1938 годов в учебных пособиях также уделяется достаточно много внимания. Отмечается, что эпоха «большого террора» нанесла удар науке и культуре Азербайджана, более 150 тысяч азербайджанцев были расстреляны или сосланы, умственный потенциал народа и его достойнейшие представители — уничтожены.
Интересные авторские наблюдения приводятся в учебнике для десятого класса «История Азербайджана» при рассмотрении Второй мировой войны. Азербайджан, судя по материалам этого пособия, был одной из главных целей Гитлера, а особую роль здесь играл Баку как важнейший нефтедобывающий узел. Еще один примечательный аспект истории войны — план депортации всего населения Азербайджана в Среднюю Азию и Казахстан под предлогом «недоверия властей к азербайджанцам». Подчеркивается, что благодаря настойчивости и аргументации тогдашнего первого секретаря ЦК ВКП(б) Азербайджана Мирджафара Багирова Сталин не реализовал этот план.
Можно себе представить, как будет воспринимать историю России поколение, выросшее на новых учебниках.

БЕЛОРУССИЯ
В Белоруссии начало «новой истории» ознаменовалось бело-красно-белыми флагами и гербом «Погоня» на обложках учебников. Впоследствии эти учебники оказались в чем-то символичными — их мягкий переплет не выдерживал длительного использования, и они просто рассыпались на части. Примерно то же произошло с националистическим движением. В течение четырех лет «возврата к корням» идея национального возрождения оказалась приватизированной настолько радикальными силами, что избиратель в 1994 году решил не играть с огнем и выбрал Александра Лукашенко.
Не последнюю роль здесь сыграли непродуманные и довольно навязчивые методы белорусизации, применявшиеся в образовании и других сферах общественной жизни. Поиски жизнеспособной формулы национальной идентичности, особенно когда ее срочно необходимо изобрести, нуждались в противопоставлении чему-либо. Именно тогда впервые заговорили о замалчивавшихся в советское время эпизодах: борьбе за независимость, национальном возрождении начала XX века, борьбе против русификации и насаждения православия.
Пророссийская направленность советских учебников сменилась на проевропейскую. На фоне постперестроечной России, Европа казалась более подходящим, или, скорее, политически правильным кандидатом на роль соседа в единой исторической упряжке. Белорусам нравилось понимать свою историю как часть европейской, но никак уж не российской. Однако местных историков даже в этот период трудно упрекнуть в русофобии. Несмотря на наличие в книгах таких терминов, как «русификация» или «вражеское московское войско», им удалось избежать радикальных обвинений России в порабощении белорусских земель и угнетении белорусского народа.
С ростом политического влияния Лукашенко подобная белорусизация сошла на нет. «Погоню» и бело-красно-белый флаг похоронили при большом стечении народа — в 1996 году в Белоруссии прошел референдум, на котором граждане поддержали желание президента поднять статус русского языка до равноправного государственного и вернуть новому национальному гимну музыку старого «Мы белорусы с братскою Русью….».
Широко разрекламированные интеграционные процессы и большие надежды на построение совместного государства нуждались в идеологически «правильных» школьных учебниках. В итоге были расставлены вполне предсказуемые акценты в толковании общего прошлого. Так как сомневаться в исторической адекватности политического союзника и партнера было бы странным, то нашлись менее привлекательные соседи в лице Польши и других европейских государств.
Негативных оценок по этническому признаку лишено и описание вхождения белорусских земель в состав Российской империи. Критикуется скорее политика царизма, от которой русский народ страдал не меньше, чем белорусский. А материалы о традиционно наиболее болезненных страницах истории — борьбе за независимость в различные годы и крестьянских восстаниях — вполне нейтральны и объективны.
У Белоруссии отсутствует необходимость жестко абстрагироваться от России. Слишком сильны политические, экономические и культурные узы двух стран.

МОЛДАВИЯ
Парадоксы молдавской независимости не только привели к обострению межэтнических противоречий, но и сильно ударили по республиканской науке и образованию. В наиболее плачевном состоянии оказалась историческая наука. Если бы среди учебников Молдавии проводился конкурс, то позицию лидера в номинации «абсурд» в течение 90-х годов удерживала бы серия учебников «История румын» под авторством преподавателей Молдавского госуниверситета. Обязательные для изучения с младшего школьного возраста книги пестрели историческими нелепостями. Так, пятиклашек уверяли, что господарь Молдовы и Румынии Стефан Великий обожал молдавские национальные блюда, в частности, мамалыгу с приправами. Авторы учебника не только упустили тот факт, что этот господарь никогда не правил Валашским княжеством, но и позабыли, что в годы его правления еще не была открыта Америка, а следовательно, и кукурузы на мамалыгу не было.
Общих же постулатов этих учебников несколько: Румыния — самая замечательная страна на свете во все исторические времена, а румыны — лучшая нация. Россия же во все исторические времена была страной оккупантов. Поскольку плохих румын не бывает, то, например, маршал Антонеску, которого Гитлер лично благодарил за радикальное решение еврейского вопроса, оказался большим либералом и демократом. Вторая мировая война препарируется соответствующим образом. «Румыны из Транснистрии» (так называют молдаван Приднестровья в учебнике) «не имели иных социальных проблем, чем гнет русских» и «были жертвами истории и других этнических общностей». На вопрос, почему Румыния оказалась в одной связке с Гитлером, находится банальный ответ: «Находясь между двумя империями, лишившись поддержки западных стран, Румыния становилась возможным объектом нападения как со стороны СССР, так и со стороны других соседних стран, территориальной целостности стала угрожать реальная опасность». Судя по логике тех же авторов, день 22 июня знаменовал собой начало «освобождения», а сама же «свобода» пришла 26 июля 1941 года, когда «румынские войска достигли Днестра, завершив освобождение всей территории Бессарабии». Основная цель участия Румынии в войне — «освобождение захваченных Советским Союзом летом 1940 года территорий была достигнута».
Когда в 1941 году Румыния вступила в войну на стороне Германии, то, как сказано в учебнике, она всего лишь выполняла функции прикрытия германской армии – фашизм тут ни при чем. А потом, вопреки широко известным историческим фактам, вместе с войсками союзников якобы громила фашистские войска. И более того, «своим участием в военных действиях Румыния в немалой степени способствовала поражению фашистской Германии». Между тем, советские войска в 1944 году вновь «захватили» Бессарабию. А так как «захватывали» ее прадеды нынешних молдавских школьников, то и вывод однозначен: они правнуки «оккупантов».
Справедливости ради стоит отметить, что с прошлого года (хотя тяжба на государственном уровне по этому поводу велась с 2002 года) ситуация несколько изменилась. В школах и вузах начали вводить новый исторический курс «История Молдовы», а также учебник по «интегрированной истории», в которых история Молдавии рассматривается через призму общеевропейской.
Однако в этих учебниках возобладал противоположный миф. Сохранив свою русофобию, они оказались наполненными антирумынскими измышлениями. Так, утверждается, что румынский и молдавский — это разные языки, «молдавский народ произошел от волохов», а «волохи, предки молдаван, подверглись сильному влиянию со стороны славянских колонизаторов». Эти несуразицы настолько запутали молдавских школьников, что в последнее время лишь единицы из них предпочитают сдавать экзамен по истории в качестве предмета по выбору.

ЛАТВИЯ
В 2005 году в Латвии при поддержке канцелярии президента и посольства США вышло издание «История Латвии: ХХ век», ставшее одним из основных учебных пособий. В этом фундаментальном труде Саласпилский концлагерь, в котором были уничтожены около 100 тысяч человек, в том числе 12 тысяч детей, назван «исправительно-трудовым лагерем». Также сказано, что «в лагерях содержались преступники, дезертиры, бродяги, евреи и прочие». К «прочим», по-видимому, надо относить детей, которых для экономии патронов было предписано убивать прикладами.
Зато учебник с гордостью повествует о латвийских частях СС: «Латышские легионеры отличались в боях особой выносливостью, умением и отвагой». Это, кстати, неверно с фактической точки зрения — на фронт латышские СС-маны не попали в силу низкой оценки их качеств немцами, и в основном они отличились как каратели. О карательных экспедициях латышских полицейских батальонов в Латвии, России и Белоруссии, а также о том, что ввод Красной Армии в Латвию происходил в 1940 году по личному приглашению тогдашнего президента Улманиса, — ни слова. Зато много пафосных рассуждений о русификации и «мрачном советском прошлом».
Другие латышские учебники в этом смысле не лучше. В одних говорится о «виновности Советского Союза в развязывании войны с Германией», в других — о том, что Россия «устраивает пропагандистские кампании, враждебные Латвии, с целью подорвать ее международный авторитет». Правда, некоторые учебники признают, что судьба независимости Латвии была решена в Москве, и позитивно оценивают вывод армии России из Латвии в 1994 году. Но нигде не упомянуто, что русские в немалом числе жили на территории Латвии, как свидетельствуют летописи, еще в XV—XVI веках, а с 1476 года в Риге существовала Русская гильдия.
Все латвийские учебники дружно хвалят красных латышских стрелков, с гордостью упоминая, что первый главком РККА Иоаким Вацетис — латыш.
Что же касается учебников для русских школ, качество их перевода крайне удручающее. Чтобы охарактеризовать их уровень и глубину подачи материала, достаточно привести лишь одну цитату: «За 300 лет развития древнего латыша у него появился единственный настоящий друг — собака». А на изучение истории России в программе латвийской средней школы отведено два часа.

ЛИТВА
Положение в Литве отличается от того, что происходит в остальных балтийских странах. Например, в основном для русских школ учебнике «Краткий курс истории России», конечно, есть и тенденциозность, и политизированность, и искажение исторических фактов, но ему можно поставить как минимум удовлетворительную оценку.
Правда, так было не всегда. В начале 90-х было переиздано немало довоенных учебников, например учебник Адольфа Шапоки 1936 года, националистический и местами даже русофобский. После признания независимости Литвы в 1991 году он был переведен на русский язык, однако перевод так и не был опубликован.
Власти пришли к выводу, что русскоязычная публика не будет покупать книгу, в которой русские изображены как самый темный элемент в Литве, морально неустойчивый и склонный к «пьянству, дракам, воровству». В учебнике можно было увидеть фотоснимок с подписью «Типы русских колонистов в Литве» и даже прочесть, что «литовцы каждого русского считали непорядочным человеком». Между тем, тираж репринтного издания 1989 года на литовском языке — 155 тысяч (при том что в 1936-м книга была напечатана всего в 17 тысячах экземпляров). Тем не менее, в начале 90-х годов переизданную «Историю» Шапоки учителя частично использовали как учебное пособие, это делалось с достаточной критичностью.
Были и менее болезненные элементы школьного курса. Например, в 90-х годах в учебниках очень любили печатать карты Великого княжества Литовского в период его наивысшего расцвета — от Черного моря до Балтийского, подчеркивая его соперничество с Москвой. По этому поводу даже были нешуточные дипломатические споры с соседями — Польшей и Белоруссией. Но со временем это увлечение прошло. Точно так же и болезненный для российского сознания вопрос о Второй мировой войне в Литве стоял всегда не так остро. Литовцы, в отличие от северных соседей, не забыли, что нацисты объявили 85% населения Литвы «расово неполноценным». И если в первом издании интегрированного учебника по истории 1998 года было сказано о начале войны, что литовцы ее «встретили с радостью, ибо она спасла от советского террора», то после протестов самих литовцев уже из следующего издания эта фраза исчезла.
Более того — хотя и неявно, но в литовских учебниках истории признается, что в советские времена не все было так плохо. В том же учебнике довольно откровенно написано о злоупотреблениях приватизации, коррупции, упадке экономики, росте криминала в современной Литве. Зато авторы «отыгрались» на межвоенном периоде, противопоставляя негативную действительность «сталинского СССР» относительно либеральной и благополучной литовской.
В данный момент в Литве на первый план выходит другая проблема — сокращение количества учащихся в русских школах. Как следствие уменьшается число самих русских школ, в частности тех из них, где русская история преподается как отдельный предмет. В прочих сокращаются часы, отводимые на русскую историю — даже факультативы (исключение составляет только город Клайпеда).

ЭСТОНИЯ
«Сто эстонцев были приданы к армии киевского князя Олега и сыграли ведущую роль при штурме в 907 году Константинополя» — цитата из учебника «История Эстонии» Марта Лаара. Откуда взялась эта цифра, автор скромно не указывает, но уже само упоминание нации, не существовавшей в X веке, вполне характеризует книгу. Можно было бы посмеяться, но стоит учитывать, что этот труд — фактически единственный эстонский школьный учебник по истории. Уже не так смешно выглядит другая цитата: «Надежда на освобождение Эстонии наступила 22 июня 1941 года».
Лаар много (и отчасти справедливо) говорит о предвоенных и послевоенных репрессиях. Но ни слова о том, что в буржуазной Эстонии не было бесплатного среднего и высшего образования, число батраков и бедных в фактически рабском услужении достигало больше половины населения, а эстонцы бежали из своей страны куда глаза глядят. И нет там упоминаний о 140 концлагерях на территории Эстонии. Или об убийстве в период нацистской оккупации более 120 тысяч жителей Эстонии — евреев, русских, белорусов и самих эстонцев. Не говорится и о том, что Генеральный план «Ост» предусматривал уничтожить или изгнать до 2/3 эстонцев.
И подавно не упомянуто в учебнике о том, что в докладе ЦРУ за 1980 год ставился знак равенства между уровнем развития Эстонской ССР и Дании. Зато глава, описывающая период пребывания Эстонии в составе Швеции, носит название «Старое доброе шведское время». Несмотря на то, что тогда быть эстонцем фактически значило быть крепостным. Более того, если верить Лаару, Россия со времен чуть ли не Рюрика питала недобрые намерения по отношению к Эстонии и эстонцам.
Известный эстонский писатель Уно Лахт, в прошлом, по мнению «Голоса Америки», «главный эстонский диссидент», а ныне член «Эстонского союза против неонацизма», охарактеризовал учебник Лаара как «набор легенд, мифов, выдумок и страшилок, субъективное и далекое от точной науки сочинение, больше похожее на анекдот». Тем не менее именно это сочинение (в переводе) стало учебником для русских школ. В Эстонии просто нет, по большому счету, другого учебника. А с учетом того, что его автор в 1992—1994 и 1999—2002 годах находился во главе правительства страны, приоритетное положение этого труда вполне понятно.
Впрочем, и те учебники, что в последнее время пытаются составить лааровскому сочинению конкуренцию, ушли от него не так далеко. Например, в учебнике Адамсона и Валдмаа 2003 года говорится: «Большинство эстонцев воевало во Второй мировой войне в немецких мундирах, на стороне проигравшего войну … и это определяет наши мнения и чувства. Нам пришлось больше страдать под полувековой советской оккупацией». Правда, ниже признается, что «победа Гитлера была бы для человечества более страшным несчастьем, чем победа Сталина».

КАЗАХСТАН
Советский период — эпоха исключительной важности для Казахстана. Приход Советской власти в регион в современных учебниках рассматривается как развитие колониальной политики прежних властей. И вся дальнейшая история Казахстана в той или иной степени излагается с позиций возвращения коренного населения к управлению республикой. С другой стороны, казахстанские авторы не выказывают симпатий и Белому движению, поскольку принцип единой и неделимой России явно противоречил автономистским устремлениям лидеров Народного совета (националистическое движение в Казахстане периода Гражданской войны).
Обращаясь к истории событий начала 30-х годов, казахские авторы акцентируют внимание на крестьянских волнениях. Другая новация — термин «геноцид» применительно к методам, которые использовала советская власть для борьбы с повстанческими отрядами. В некоторых случаях это понятие трактуется как характеристика вообще всей политики Сталина в Казахстане на рубеже десятилетий.
По мнению казахстанских ученых, в конце 50-х — 60-х годов в целях создания новой общности — советского народа — властями поощрялся процесс русификации, который сопровождался закрытием национальных школ и «шовинистической пропагандой». Отмечается, что уже к 1939 году казахи в республике превратились в меньшинство (38%), однако позже баланс соотношений численности национальностей на территории республики стал восстанавливаться естественным путем.
При этом все авторы отмечают большую роль в стабилизации общественной ситуации в республике, которую сыграл предшественник Нурсултана Назарбаева Динмухамед Кунаев. О нем принято говорить только хорошее. Энергичная индустриализация, в результате которой были построены крупные предприятия в Алма-Ате, Экибастузе и других городах. Привлечение огромных капиталовложений в республику. Активное продвижение казахов на руководящие посты, благодаря чему к 1980-м годам фактически сложилась двойная структура ЦК и правительства, в которой русские руководили промышленностью, а казахи — сельским хозяйством. Иными словами, по мнению казахских историков, почва для обретения республикой независимости была подготовлена именно за те четверть века, когда ею руководил Кунаев, и на момент объявления Казахстана независимым государством объективные предпосылки к этому существовали на всех уровнях.

КИРГИЗИЯ
Историографическая ситуация в этой стране, пожалуй, наиболее благоприятная по сравнению с другими государствами региона. На протяжении всех лет независимости своей страны кыргызские историки не ставили под сомнение в целом положительный характер присутствия России на территории современного Кыргызстана. Однако после развала советской системы здесь начали критиковать, хотя и в осторожной форме, действия царских властей в отношении кыргызов: вытеснение новоприезжими колонистами автохтонного населения, проведение политики, направленной на искусственное обострение отношений с соседними народами. Также негативную оценку в учебниках получил процесс этнотерриториального размежевания в Центральной Азии в период существования СССР. Но тенденции к какому-либо кардинальному пересмотру истории в этом государстве не наблюдается.

ТАДЖИКИСТАН
До 1997 года историческая наука в Таджикистане находилась в стагнации, поскольку в стране шла гражданская война. Только после ее окончания историки вплотную взялись за обновление учебного материала. Россию в нем называют государством, которое сыграло ключевую роль в восстановлении таджикской национальной государственности, и характеризуют его влияние на регион в целом положительно. Критику вызывает лишь ряд событий, связанных, как полагают историки Таджикистана, с покровительственной советской политикой в отношении Узбекистана. Благодаря этой политике Узбекистан расширил свои территориальные владения за счет исторических (по их мнению) таджикских земель. При этом основное внимание уделяется именно действиям узбекского руководства по денационализации таджикской истории как в период существования УзССР, так и на современном этапе.

ТУРКМЕНИСТАН
Наиболее сложная и исключительно драматичная для истории и историков ситуация сложилась в Туркменистане. В годы правления покойного президента Сапармурата Ниязова в стране был установлен авторитарно-тоталитарный режим, идеологом которого являлся сам глава государства. Интерпретация национальной истории кем-либо, кроме него самого, была исключена. В части, касающейся российско-туркменских отношений и роли СССР в процессе становления Туркменистана как государства, фактически вся тональность оценок носила жестко конфронтационный характер и не допускала никаких положительных утверждений. В стране усиленно насаждался культ Туркменбаши, которому приписывалось авторство компилятивного труда под названием «Рухнама». Именно на его основе велись пропагандистские разработки во всех гуманитарных науках.
Суть исторических воззрений и степень знакомства покойного президента с историей достаточно отчетливо демонстрировали не только многие пассажи этого произведения, но и одно из его выступлений перед туркменскими студентами в 2000 году с речью «Нейтралитет Туркменистана: история, мировоззрение и государственная стратегия». В ней содержались весьма примечательные тезисы.
Оказывается, «начиная с третьего тысячелетия до нашей эры, древние туркменские или, как их называют ученые, прототуркменские государственные образования Алтын-депе, Маргуш, Парфия, Маргиана, Ургенч и другие в значительной степени определяли характер политической, экономической и культурной жизни Востока, уровень взаимоотношений Востока и Запада, Севера и Юга». Кроме того, туркменские «историки подсчитали как-то, что в средние века туркмены имели самое непосредственное отношение к образованию порядка семидесяти государств на пространстве от Индостанского полуострова до Средиземного моря». Относительно советского периода в истории Туркменистана Ниязов высказывался следующим образом: «За это время наша экономика пришла в упадок. Но необходимо отметить, что за это же время мы приобщились к культуре, науке, мировым ценностям, у нас были возможности для развития искусства. Но вы, должно быть, заметили, что потихоньку мы начали упускать свои полномочия, потеряли свою независимость».
Местный Институт истории, будучи напрямую подчинен лично Туркменбаши, занимался поисками древних свидетельств туркменской истории. Отличной иллюстрацией может стать заявление специалиста Национального института рукописей Какаджана Джанбекова о том, что «мы тщательно анализируем древние манускрипты, написанные не только на туркменском языке, но и на других языках. Благодаря такой работе нам удалось открыть целую плеяду выдающихся ученых и поэтов — наших соотечественников, которых историки причисляли к представителям других наций. Над этим мы работали и будем работать, и уверен, что мы вернем туркменскому народу еще множество прекрасных авторов и их бесценные творения».
Для большинства историков в Туркменистане в условиях ниязовского режима наступили мрачные времена. Ни о какой-либо исторической науке в широком смысле этого понятия, за исключением лишь археологии, да и то под присмотром властей, говорить не приходилось.

УЗБЕКИСТАН
С момента создания независимого государства, и особенно с 1993–1994 годов, когда усилился процесс становления в стране авторитарной системы, национальная история Узбекистана выступала для официальных властей в роли инструмента индоктринации общества и его идеологической мобилизации в собственных интересах.
Ставка была сделана на гипертрофированное, основанное на мифологизации и выборочности фактов отношение к завоевателю и покорителю Тимуру. Его принято оценивать как положительного политического деятеля, воина, который стоял у истоков узбекской государственности. Амира Тимура не называют Тамерланом, так как на самом деле это имя происходит от прозвища Тимурленг, то есть Тимур-хромой. Как отмечалось одним из специалистов, занимавшихся проблемами «идеологической историизации» в Центральной Азии, «в восхвалении Тамерлана в РУ доходят до абсурда — вполне серьезно заявляется, что благодаря Тимуру появилось НАТО. Оказывается, Тамерлан остановил нашествие татаро-монголов, в результате у Европы появилась возможность бросить ресурсы на открытие новых земель, была заселена Америка, которая потом с Западной Европой создали НАТО».
Что же касается внешней политики Российской империи в Центральной Азии, в интерпретации ряда авторов она была направлена во многом именно против узбекских (по крайней мере узбекские историки их считают таковыми) государственных образований – Бухарского эмирата, Кокандского и Хивинского ханств. Восстание 1916 года в ряде районов Центральной Азии трактуется как общетуркестанское, а главенствующую роль в нем играл узбекский этнический элемент. Басмаческое движение в Центральной Азии нередко интерпретируется как национально-освободительное без учета его региональных, этнополитических и социальных особенностей. При этом подчеркивается роль узбекского этнического элемента в данном движении.
Создание узбекской государственности в годы существования СССР, включая территориальные очертания современного Узбекистана, сформировавшиеся в советский период, фактически не являются предметом специальных исследований. В ряде учебников истории выдвигается тезис об участии Узбекистана во Второй мировой войне, при том, что УзССР не была самостоятельным государством.
В последнее время, после ухудшения отношений официального Ташкента с США и европейскими странами, осудившими действия властей в мае 2005 года в Андижане, власти страны, во многом по конъюнктурным соображениям и в целях заручиться поддержкой российской стороны, отказались от наиболее одиозных историко-пропагандистских тезисов, которые носили недоброжелательный характер в отношении России. Часть учебных пособий, содержавших открытые выпады и оскорбления, изъяты из списка рекомендуемой литературы. Однако в действительности практически весь идеологический инструментарий режима в части «политической археологии» остался прежним. В то же время, на региональном уровне полемика между узбекистанской стороной и соседями продолжается и по этнонациональным, и по историко-географическим проблемам.

УКРАИНА
Наряду с учебниками, разработанными государственными образовательными ведомствами, в Украине существует немало неофициальных. И разнообразие тут просто невероятное — от «научных» трудов, где говорится об украинце Аттиле и «украино-нормандском» характере Киевской Руси, до вполне объективных. В целом, существует две основных точки зрения. В первой, близкой к официальной, присутствуют положительные или нейтральные оценки роли русского государства в истории украинского народа. Вторая точка зрения однозначно изображает Россию как врага и колонизатора. Свою роль играют и региональные различия. Если на востоке историки решительно против «стремления разорвать историю Украины и России», то в сочинениях «захидников» Украина приобрела образ колонии, находившейся под чужеземной оккупацией. А поскольку список рекомендованных учебников весьма велик, то выбор в огромной степени зависит от местных учителей.
Что же все-таки изучают в украинских школах? Учебник «Гомiн вікiв» сообщает, что «про Киев и украинскую державу вспоминают в своих книгах древние греки, так как греческие купцы ездили со своим товаром в Киев», правда, ссылок на источники не дает. А «украинские полки Мазепы непосредственного участия в битве не принимали: они охраняли шведскую армию от возможного обхода московским войском» (речь о Полтавской битве). Правда, не упомянуто, что эти полки составляли менее 1000 человек, а на стороне Петра I их было раз в пять больше.
Учебник по истории Украины для девятого класса утверждает, что лучше всего жилось украинцам под властью Австрии. Правда, тут же указывается, что в этот период процветали крепостничество, а украинские земли «имели колониальную систему подчинения с засильем польских, немецких, венгерских и румынских помещиков». Он же дает более чем странную картину ситуации на Украине в начале ХХ века. Здесь, оказывается, существовали «острые русско-украинские противоречия», вызванные «преступлениями русского царизма перед украинским народом».
Но, пожалуй, наиболее сильно проявляется двойственность современной украинской «школьной» истории во всем, что касается Великой Отечественной войны. Многие учебники убеждают, что эта война была «советско-нацистской», а украинцы сражались не за свою землю, а «за Москву». За исключением УПА, конечно.
Впрочем, единого мнения о Степане Бандере и ОУН-УПА в украинской историографии не существует. В официальных учебниках истории признаются их преступления. Само собой, у «львовской школы» взгляды совсем иные. «Именно ОУН-УПА являла собой пример демократизма, сплотив вокруг себя силы, бросившие вызов московско-большевистскому тоталитаризму».
Кстати, в некоторых учебниках величайшей победой украинского оружия провозглашается Конотопская битва 1659 года, в которой украино-татарское войско гетмана Выговского разбило русских стрельцов. А первой конституцией в мире, по мнению многих украинских историков, стала не британская и не американская, а «Пакты и конституции законов и вольностей Войска Запорожского» 1710 года, разработанные генеральным писарем гетмана Мазепы Филиппом Орликом. Оказывается, «краеугольные положения этого уникального документа стали фундаментом основных законов США, Великобритании, Франции и многих других развитых стран».
Однако не все так плохо. В декабре 2006 года появилось совместное заявление министров образования Украины и России о подготовке межгосударственной комиссией двух украино-российских учебников истории, полностью согласованных учеными обеих стран.
Материалы предоставлены журналом «Смысл».

Rosbalt