ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА

ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ.
Игорь Джерри Курас родился в Санкт-Петербурге, живет в пригороде Бостона. По образованию инженер-теплоэнергетик. Пишет стихи и прозу. Автор двух стихотворных сборников «Камни|Обёртки» и «Загадка природы». Мы публикуем два рассказа автора из цикла «Люди и кубиклы».
Виталий Щигельский живет в Санкт-Петербурге. Автор книг (под псевдонимом Братья Барановы): «Бенефис двойников. Ловушка для свиньи» (в соавторстве с В.Федоровым) и «Обратное уравнение», а новый роман писателя «Время воды» опубликован недавно в журнале «Сибирские огни». В прошлом году вы могли познакомиться в «Обзоре» с его рассказом «Капитан».
Леонид Шустерман родом из Белоруссии, переехал в Израиль в 1991 году, работает инженером по компьютерной связи. Предлагаемый вниманию читателей фантастический рассказ «Дом шрёдинговых котов» занял первое место в конкурсе «Золотой кот» российского литературного интернет-портала «Литсовет».
Семён Каминский. newproza@gmail.com
______________________________________


Игорь Джерри Курас
ЛЮДИ И КУБИКЛЫ


ДОРОГОЙ ГАЛСТУК
Есть у меня на работе приятель Ник.
Настоящее его имя Джозеф, мама называла его Джои, а бабушка — Джузеппе, но сам он себя зовёт Ник, а значит ему, как элиотовскому коту виднее.
Ник — итальянец из сицилийской семьи.
На работу он всегда ходит в какой-то странной одежде: в чём-то похожем на хоккейную форму, выкрашенную в чёрный цвет. На голове его абсолютно очевиден парик (никто не видел его без парика, но все предполагают обширную лысину), живот его выпукл, да и сам Ник идеально кругл. Ник — отдалённый родственник известного на весь мир мафиозного клана. В «семейных» делах он участия не принимает, но почётно присутствует на всех похоронах и свадьбах.
У мафии своя жизнь — свои разборки. Что и почему там происходит — ни нам, ни Нику не докладывают, но по странным причинам, похорон в жизни Ника было больше, чем свадеб.
Ник человек небогатый. Живёт от чека до чека, да деньги на старость копит. Если же на похороны или свадьбу идти надо — он костюм в прокат берёт, а галстук — покупает, а потом обратно сдаёт. Галстук должен быть хорошим. Это святое.
И вот, на очередной разборке убивают очередного братка.
Дело привычное. Ник берёт в прокат дорогой костюм и покупает в кредит в дорогом магазине дорогой галстук с целью вернуть его обратно после похорон.
Открытая могила — вокруг толпа скорбящих. Поминают...
Ник изображает суровую скорбь — без слёз, но прочувствованно, с пониманием важности церемонии.
Один из выступающих говорит о покойном, как о большом любителе дорогих галстуков — человеке с безукоризненным вкусом. Неожиданно, он срывает свой галстук и кидает его в могилу: «На, Тони, прими мой последний дар, пусть тебе земля будет пухом!» Другие тоже срывают галстуки, кидают их покойнику. Ник жмётся, озирается вокруг, понимает, что попался, что всё уже предопределено, что не отвертеться. Но делать нечего. Он снимает свой дорогущий галстук и тоже бросает его в могилу. Теперь уже настоящая скорбь перекашивает его круглое лицо. Маленький кругленький Ник с голой шеей...
Все разъезжаются на своих «Кадиллаках». Ник едет в дешёвом «Форде».
«Клянусь!» — говорит Ник. — «Еле себя сдержал, чтобы не развернуться и не откопать этот чёртов галстук!». Потом, помолчав, добавляет: «Зная этих проходимцев, никто не может поручиться, что все галстуки не были извлечены из могилы с наступлением ночи для дальнейшей перепродажи».
А я теперь ношу чёрное пальто. Моё пальто висит на вешалке в кубикле*, где я пойман, как муха в опрокинутую коробку. Ник проходит, видит пальто — желает сделать мне приятное и говорит: «Overcoat? Look at you! Gogol!» («Шинель» здесь в школе проходят). Меня это почему-то не радует. Я, наоборот, расстраиваюсь. Гоголь? Да уж — Акакий Акакиевич.
«Знаешь» — говорю я Нику. — «Твоя история про галстук — немного как наша история про шинель: маленький человек — чужой среди своих, потерянный дорогой предмет одежды, отчаяние».
«Что ты!» — усмехается Ник.— «Это был такой дорогой галстук, что три шинели можно было бы купить. А вот я тебе лучше другую историю расскажу — никакому Гоголю такое не приснится».
И он рассказывает мне про своего дядю, который ездил в отдалённые штаты, где приобретал купчие на несуществующие автомобили, а потом закладывал их в банке с большой выгодой.


БОРОДАЙСКИЙ БЕРЕГ
Они подсели ко мне в кафетерии Корпорации: бесцеремонно ворвались в моё полуденное одиночество.
Я жевал свой скучный бутерброд и напевал в голове какую-то незатейливую песенку без слов и без названия. Какое может быть название у песенки без слов?
Они подсели ко мне целой толпой с очевидным намерением что-то у меня узнать. Любопытство было написано на их лицах, и общее коллективное возбуждение отчётливо проступало в их совместном порыве.
— Привет, Джерри! — наперебой замахали они руками
— Да, да. Привет, — сказал я, и сделал вид, что подвинулся, хотя этого можно было и не делать, так как стол был громадным, округлым, пустым.
— Джерри! Ты должен рассудить наш спор. Тони утверждает, что знает русский.
— Тони знает русский?!
— Не торопись! Тони говорит, что знает русский, но мы не верим. Мы поспорили с ним на двадцатку, и нам нужно вывести его на чистую воду.
— И?
— Что значит «и»? Нам нужна твоя помощь. Мы хотим, чтобы ты поговорил с Тони по-русски. Сейчас он подойдёт сюда, и ты задашь ему вопрос по-русски. Он этого не ожидает и, так как никакого русского, по нашим предположениям, Тони не знает, он сразу же сядет в лужу!
Вот как! Они хотят вывести Тони на чистую воду, и, при этом, посадить его в лужу. Какой замечательный складывается, с позволения сказать, оксюморон.
Я представил себе толстого голого Тони, вымытого в чистой воде и затем посаженного в лужу, и картинка в моей голове получилась вполне достойная участия в выставке Дегенеративного искусства в Мюнхене 1937 года.
— Ну, что же. Чёрт с вами. Я поговорю с Тони.
— Вот, он идёт! Он подходит сюда. Тихо! Сделайте умные лица.
Как будто возможно такое лицедейство!
— Привет, Тони! Как твои дела? Говорят, что ты понимаешь русский, — заинтересованно говорю я, привстав и пожав Тони руку
— Бородайский берег! — отвечает Тони непринуждённо. — Пушка!
Стол замирает в ожидании чуда.
— Ну, пушка так пушка, Тони — говорю я, — Честно тебе скажу: где-то в глубине души я надеялся, что ты знаешь русский. Мы могли бы с тобой травить анекдоты, промывать косточки начальству, обсуждать местных девчонок. Жалко, что это не так. Бородайский берег, конечно, сильно сказано, но русский ты ни фига не знаешь.
— Ухтарский привет! Я и не стараяна другажа бума!
— Другажа бума. Совсем другажа, Тони. И не говори. Я и сам так иногда думаю.
— Истрица старкин. Бородайский берег!
— Истрица-сестрица, а тебе не спится? Что там про Бородайский берег, Тони? Не боись, чувак. Я этим олухам тебя не выдам. Будешь ты с сегодняшнего дня официальным полиглотом.
И я перехожу на английский и говорю им, что да, как вы тут все видели, Тони говорит на хорошем русском. Небольшой акцент, конечно, есть, но, в общем и целом — хороший литературный русский.
— Сейчас на таком литературном русском не все и в России говорить умеют, — добавляю я. — С таким русским Тони запросто мог бы быть, например, выбран в русскую Думу или вести какую-нибудь развлекательную передачу на русском телевидении.
Все немного смущены неожиданным поворотом событий, но показательное выступление Тони и моя на него реакция вполне убедительны и сомнения не вызывают.
Деньги отсчитываются на стол, и Тони засовывает в карман двадцать долларов.
Люди всё ещё возбуждённо машут руками, но медленно расходятся.
В самом конце рабочего дня Тони навестил меня в моём закутке.
Для тех, кто не знает, скажу, что на стенках у меня висят фотографии каменных лошадей Клодта, колонна Монферрана, всадник Фальконе — все эти шедевры великих моих земляков, которыми я по праву горжусь.
Тони опасливо и недружелюбно косится на всадника работы Фальконе, потом на лошадей Клоддта.
— Кони, это Тони, — говорю я про себя, а вслух вежливо улыбаюсь и предлагаю Тони сесть.
Он тяжело садится в пустое кресло для посетителей — я держу его здесь на случай гостей прямо под фотографией зеленоватого здания, выстроенного на берегу Невы ещё одним моим знаменитым земляком — Франческо Бартоломео Растрелли.
— Спасибо тебе, — говорит Тони. — Если честно, я не ожидал, что ты мне поможешь. Вчера мы были в баре, и пили русскую водку. Не знаю почему, но я сказал им, что понимаю русский.
— Да нормально, Тони! Нет проблем. Всегда готовы помочь.
Тони поёрзал в кресле и достал две мятые пятёрки.
— Это тебе. Твоя часть. Бери, бери! Всё честно: тебе — половина и мне — половина.
Он тяжело встаёт, виновато улыбается и, слегка хлопнув меня по плечу, уходит.
Я разглаживаю мятые купюры и задумываюсь над случившимся.
Я знаю, где-то есть Бородайский берег: там живут счастливые люди-бородайцы, говорящие на странном языке, в котором любые звуки сами становятся осмысленными словами, складываются в строчки, рифмуются между собой. Там, на Бородайском берегу не бывает песен без слов и без названия.
Когда-нибудь мы все там встретимся.
__________________________________


Виталий Щигельский
ЛЮБОВЬ ВСЕГДА РЯДОМ


С нашим героем, которого зовут Анатолий, за долгую жизнь случалось много всего и хорошего и плохого, интересного и не очень, но поскольку этот рассказ о любви, мы будем писать только о том, как он искал любовь.
Анатолий появился на свет солнечным зимним утром в операционной общегородской больнице на улице Декабристов. Анатолий закричал, когда доктор перерезал пуповину чуть дрожащей рукой. А через пятьдесят пять минут на этом же самом столе тот же доктор, мучимый тем же легким тремором, освободил из чрева следующей роженицы его любовь.
В первый раз Анатолий почувствовал ее присутствие в четыре с половиной года, играя с друзьями в песочнице. Толик хотел отдать команду своим солдатикам из пластмассы, открыл рот для глубокого вдоха, и что-то теплое и бесплотное залетело к нему в грудь вместе с воздухом. Он, конечно, не мог догадаться, что причиной необычного ощущения была незнакомая девочка из младшей группы в точках зеленки на носу и щеках. А если бы догадался, то бросил в нее горсть песка или дернул за золотистую длинную косу, то есть отреагировал правильно для его возраста. Вместо этого Толик повертел головой и снова принялся за игру.
Заронившееся в его сердце бесплотное, невидимое зерно впало в длительный период анабиоза, или, лучше сказать, скрытого саморазвития. Анатолий продолжал кушать, спать и играть, ходить в школу и учить уроки, он как Будда был рад и счастлив. Но одним декабрьским вечером, залезая в пенную ванну, Толик обратил внимание на редкую, но отчетливую растительность в паху и под мышками, он хотел позвать маму, но вдруг передумал. Он смутился, поняв, что дело тут вовсе не в наступившей зиме.
С тех пор, Толика перестали интересовать солдатики и пистолеты, и увлекли книжки, а точнее — толстые альбомы с толстыми античными богинями. Голая мясистая античность, он хотел бы оказаться в той эпохе. Аналогии же между одноклассницами и богинями не приходили ему в голову — зерно давало ростки постепенно.
Прошло несколько лет. Толику порою удавались фразы басом. Он измучивал себя поднятием гантелей и растягиванием амортизаторов и учился брать баре на шестиструнной гитаре. Новые энергии пробуждались и бродили в нем. И все чаще его посещало, доселе неизвестное чувство неудовлетворенности. Оно росло.
Во сне к нему стала являться Она, ее тело казалось знакомым (по неприличным фотографиям, какие украдкой показывали ему на уроках самые отчаянные его сверстники), но ее черты лица всегда были самые разные. Толику становилось так хорошо, что он просыпался мокрым.
В мире бодрствования ее рядом не было. Рядом крутились угловатые истерические девчонки, да пугающие крупными формами и авоськами матери соучеников. От тоски по ней Толик стал читать стихи и даже писать сам. Он описывал в них качества, которыми должна была обладать его любовь.
Но стихи — это стихи, а любовь — это любовь.
Его любовь росла и развивалась, в некотором смысле, опережая Анатолия. Она в это время уже предметно страдала, влюбившись в некоего Кашпура — жгучего героя сладко-слезных боливудских мюзиклов.
В день, когда обоим стукнуло семнадцать, наши герои с юношеской неистовостью начали искать друг друга.
Первая их встреча могла произойти на дискотеке во Дворце молодежи. Толик испытывал сильное волнение и впервые в жизни испробовал вкус вина. От вина действительность размножилась, расслоилась, но он упорно продолжал искать ее среди хаоса плясок и словно могучий Арго бороздил взад-вперед переполненный танцевальный зал. Он готовился сказать ей что-нибудь светлое, почитать ей стихов, но, найдя, наконец, просто-напросто невнятно спросил, потеряв букву «р» в полости разбухшего языка:
— Потанцуем, герла?
И конечно она ответила:
— Нет.
Анатолий поплелся проч. Он еще много пил в тот вечер и потерял память. А рассвет встретил в общежитии текстильного техникума, рядом с двадцатипятилетней уроженкой Торжка. Его любовь всю ночь не спала и тихонько плакала над вырезанной из «Работницы» фотографией храброго Кашпура.
Потом была армия. И все два года Анатолий грезил о ней, даже подсознательно ждал письма. А его любовь отбивалась от разновозрастного и социально-неоднородного ополчения кавалеров. К слову, битва была неравной. И в тот самый день, когда Анатолий садился в бесплатный дембельский поезд, его любовь в белом платье, неотразимая как гарпун Чингачгука, слушала марш старины Мендельсона в центральном городском ЗАГСе.
Анатолий же вернувшись в родной город, окунулся с головой в омут страстей и на время прекратил ее поиски. Он забыл про свою любовь. Он переживал тот сложный период, когда мужчина хочет познать всех женщин вокруг и почти это может. Будь то леди или проститутка, интеллигентка или гопница.
Несколько поколений листьев унавозили собой почву, появились новые гербициды, и у Анатолия родилась дочь. А его любовь родила себе сына. Дети завладели их душами и рассудком. И время, словно решив, что нашим героям оно больше не нужно, скорым поездом полетело вперед.
Наступил очередной год Дракона. Анатолий Михайлович (его теперь называли именно так) похоронил жену и отпустил рыжие усы и псориазное брюхо. Его любовь, замученная коммунальным бытом, убежала из дома с мелким жуликом на большой черной машине.
Немного позже, когда в моду опять вошли болонья и клеш, Анатолий Михайлович получил новую весьма солидную должность и пересел с «жопика» на десятую модель «жигулей». И конечно обзавелся любовницей. Мелкий жулик с большой черной жопой бросил любовь нашего героя и женился на молодой. В те дни увядающей любви Анатолия пришлось особенно плохо, она даже звонила в женский монастырь, но, к сожалению или счастью, не смогла толком объяснить, что ей нужно.
Так они и жили, принимая на себя радость взлетов и удары падений, и жили на самом деле очень недалеко друг от друга. Минимум дважды они могли встретиться, да так чтобы никогда не расставаться потом.
В первый раз это случилось долгой, хотя и бесснежной зимой.
Спасаясь от удушающих приступов депрессухи и неверия в себя, отсутствия пресловутого смысла жизни и банального алкоголизма Анатолий подключился к бурятской линии буддизма в Санкт-Петербурге и по три раза в неделю разрушал самосознание на групповых медитативных сеансах. В это время его любовь осматривала vip-квартиры то с видом на Зимний Дворец, то с видом напротив: она опять вышла замуж, и ей казалось, что ее поиски тихого женского счастья благополучно закончились. Тут-то им и представилась возможность столкнуться нос к носу. На Невском проспекте. Она в тот день много ходила пешком, так как была без машины, а он сидел в подземном переходе с табличкой с надписью «поможите на дорогу на дом», так он тогда помогал себе и нуждам храма. Она даже хотела бросить в грязную кепку какую-то мелочь, но Анатолия закрыл от нее своей могучей спиной сержант МВД, пришедший к нищенкам за побором.
В другой раз, будучи не первой и не второй свежести Анатолий на две недели скрылся от проблем в Кисловодском санатории, и пил минеральную воду лежа в серо-коричневой целительной грязи. Его любовь тоже была там, и ей опять его не хватало. И за толстым слоем полезной грязи они естественно не узнали друг друга.
Грязь ведь это и есть только грязь…
И вот наступило время, когда я начал писать свой рассказ. Анатолий Михайлович глядя в тарелку, посасывал жирный плавник от селедки и с легкой горечью думал о том, что жизнь кончается, и его любовь так и останется чем-то неуловимым и недосягаемым. Ведь дом престарелых, в который он был списан жизнью и родственниками недавно, совсем не то место, где можно любовь повстречать.
А она тоже немолодая и тоже списанная родней за ненадобностью сидела напротив и читала программу телепередач. И, казалось, оторви он свой взгляд от мертвой рыбы и подними голову, тут все и случится. Но глаза Анатолия Михайловича уже видели плохо и даже толстые линзы в пластиковой оправе не могли спасти ситуацию. В общем, опять ничего не произошло…
Но если вы думаете, что это конец истории, то глубоко ошибаетесь. Все кончится хорошо.
Нашим героям скоро суждено переродиться в каком-нибудь другом месте и начать все сначала.
И тогда может быть…
Может быть…
__________________________________


Леонид Шустерман
ДОМ ШРЁДИНГЕРОВЫХ КОТОВ


Откуда вы знаете, что, когда вы отворачиваетесь,
столы за вашими спинами не превращаются в кенгуру?..
Лорд Бертран Рассел

Эрвин достался мне в наследство от покойной тетушки как часть интерьера старинного трехэтажного особняка в одном из пригородов Вены. Точнее, я стал владельцем не самого кота, а большого дубового ящика с надписью красными буквами по диагонали: «Das Experiment!». К ящику прилагалась записка, в коей сообщалось, что внутри в научных целях заточен любимый тетушкин кот Эрвин.
Тут необходимо указать, что Амалия — моя почившая тётушка приходилась родной внучкой знаменитому физику Эрвину Шрёдингеру, который в своё время описал мысленный квантово-механический эксперимент с котом. Жизнь запертого в ящике мурлыки зависела от квантового состояния одного единственного атомного ядра. Согласно постулатам квантовой механики, ядро находилось в «суперпозиции» всех возможных состояний, иными словами, оно было и распавшимся, и целым одновременно. Соответственно, и несчастный кот пребывал в «суперпозиции» бытия и небытия. Он был и жив, и мертв, или, если угодно, ни жив, ни мертв. При вскрытии ящика состояние «суперпозиции» исчезнет, и исследователь с определенной вероятностью обнаружит живого кота или, опять же с определенной вероятностью, — увы, мертвого. Следует подчеркнуть, что Эрвин Шрёдингер ограничился теоретическими рассуждениями и никогда не осуществлял этого живодерского эксперимента.
Тетушка с юных лет души не чаяла в своем знаменитом деде и пыталась даже изучать квантовую теорию, чтобы иметь возможность беседовать с ученым на близкие ему темы. После смерти великого физика любящая внучка посвятила свою жизнь увековечиванию его памяти.
Тогда-то и пришла в голову Амалии идея произвести на практике эксперимент Шрёдингера. Причем главную роль она отвела своему любимому коту, названному Эрвином в честь знаменитого ученого. Однако, когда, по условиям опыта, пришло время открывать ящик, тетушку одолели сомнения. Амалия знала, что наблюдение квантовой системы разрушает «суперпозицию» и система «коллапсирует» в одно из возможных состояний. Таким образом, пока ящик закрыт, кот одновременно и жив, и мертв. Если же открыть ящик, то кот окажется только в одном из возможных состояний — либо жив, либо мертв. Возможность обнаружить Эрвина мертвым ужасала тетушку, и она всё время откладывала вскрытие ящика, вплоть до момента собственной кончины. Завершение эксперимента Амалия завещала своим наследникам. Особняк со всем его содержимым достался мне, следовательно, на меня и легла эта почетная обязанность.
По вступлении в права наследства, я затеял капитальный ремонт дома, отложив исполнение научной части завещания до более удобного момента. Нанятые мною ремонтники постоянно переносили узилище Эрвина вместе с другой мебелью из комнаты в комнату, пока не выставили его на балкон на верхнем этаже. В один прекрасный вечер, рабочие решили спустить накопившийся мусор прямо с балкона. В суматохе они сбросили вниз и ящик, который раскололся, упав на бетонную площадку под окнами. Утром я обнаружил лишь обломки дубовых досок и никаких признаков кота. Ни живого, ни мертвого.
Разумеется, меня опечалило столь бесславное завершение тётушкиных научных трудов. С другой стороны, однако, я был рад: меня вовсе не привлекала перспектива стать первым наблюдателем бренных останков Эрвина, отдавшего жизнь во имя торжества квантовой механики. Правда, записи Амалии недвусмысленно указывали, что пока не произведено наблюдение, система кот-ядро находится во всех возможных состояниях одновременно. Поэтому всегда существовала возможность увидеть Эрвина живым и невредимым.
Увы! Из-за непредвиденного падения ящика судьба мужественного кота так и осталась неопределенной. Может быть, он был жив и просто дал стрекача, подальше от места своего заточения, а, может быть, он был мертв, и его истлевшие останки растащили бродячие псы. Так или иначе, я счел приличествующим моменту почтить память Эрвина склонением головы, после чего вернулся к своим заботам.
На следующее утро я был разбужен довольно громким мяуканьем и, открыв глаза, обнаружил худющего рыжего кота на тумбочке рядом с изголовьем кровати. «Эрвин?» — пораженно спросил я и инстинктивно протянул руку, чтобы прикоснуться к пришельцу. Но не успел я дотронуться до его рыжей шерсти, как кот исчез, словно и не бывал. Немало озадаченный происшедшим, я встал с кровати, огляделся и убедился, что в комнате нет никаких следов животного. Решив, что Эрвин мне приснился, я уже вознамерился вернуться в постель, когда рыжее создание мгновенно материализовалось в противоположном углу.
На этот раз мне удалось до него дотронуться и убедиться, что кот действительно существует. Опасаясь, что таинственный гость вновь исчезнет, я стремглав бросился на кухню и вернулся с бутылкой сливок. Очевидно, за долгие годы сидения в ящике Эрвин зверски проголодался — всё содержимое бутылки он вылакал почти мгновенно. Затем, издав благодарственное урчание, котяра испарился.
Немного поразмышляв, я пришел к единственно возможному объяснению происшедшего: падение злосчастного экспериментального ящика так и не позволило никому наблюдать квантовую систему, частью которой являлся Эрвин. Атомное ядро находится теперь Бог знает где и, безусловно, всё еще пребывает в «суперпозиции» всех своих возможных состояний. Соответственно, то же самое происходит и с котом, который связан с ядром в одну квантовую систему. А это значит, что Эрвин одновременно (правда, с различными вероятностями) ошивается во всех местах, в коих только может побывать домашнее животное такого размера! Пожалуй, иногда я буду даже обнаруживать несколько его копий сразу. Разумеется, с определенной вероятностью он просто не существует и не находится нигде.
Следующим же утром мне стала ясна вся сложность создавшейся ситуации. Дверь холодильника может, строго говоря, пребывать в двух состояниях: открытом и закрытом. Сколь скрупулезно не проверяй каждый раз плотность закрытия двери, всё равно она останется открытой с некой ненулевой вероятностью. Следовательно, внутрь вполне может попасть кот, и, рано или поздно, он там обязательно окажется. Эта жестокая истина открылась мне во всей полноте, когда Эрвин, материализовавшись внутри холодильника, уничтожил все мои съестные припасы. Не стоит забывать, что за годы голодания котяра нагулял поистине волчий аппетит.
Вскоре выяснилось, что в доме не было ни одного места, в котором не мог бы внезапно возникнуть Эрвин. Он оказывался в кресле именно в тот момент, когда я собирался сесть, выскакивал, ошпаренный, из кастрюльки, в которой я варил суп, прыгал мне на спину в душевой, как раз когда я заканчивал намыливать голову.
Способность Эрвина проникать куда угодно снискала ему расположение окрестных кошечек — те были явно покорены такой необычной ловкостью кавалера. С другой стороны, многочисленных подруг моего кота доводила до бешенства его привычка исчезать в самый ответственный момент. Вскоре под моими окнами стали собираться целые толпы разъяренных кошек, требовавших мерзавца к ответу.
Очевидно, Эрвину удалось уладить отношения с некоторыми из них, ибо вскоре я стал обнаруживать в окрестностях дома рыжих котят — уменьшенных копий своего папаши. Разумеется, они полностью унаследовали его необыкновенные свойства — ведь они тоже родились и существовали лишь с определенной вероятностью и, подобно отцу, находились в «суперпозиции» всех своих возможных состояний.
Так появился на свете род шрёдингеровых котов. Постепенно они наполнили своим квантовым присутствием всю округу. Я относился к их вездесущности с философским спокойствием, как и подобало родственнику и наследнику великого ученого. Этого нельзя сказать о моих соседях. Они достаточно нервно восприняли новое положение вещей и, усмотрев во мне источник всех своих бед, стали осыпать мэрию требованиями принять меры в отношении меня и моих домашних животных.
Не в силах отменить законы квантовой механики, чиновники пустили в ход те законы, которыми они вполне владели — повысили мне муниципальный налог в связи с организацией в доме кошачьего питомника. Вначале я полагал, что, как и всё связанное с Эрвином и его потомством, этот налог будет взиматься лишь с определенной вероятностью — ведь среди возможных состояний шрёдингеровых котов было и состояние их небытия. Но, к моему удивлению, сумма налога неизменно ежемесячно снимается с моего текущего счета. Мне не удалось наблюдать ни одного отступления от этого правила! Помнится, Бен Франклин заметил, что в мире существуют только две вещи, по поводу которых не может быть никакой неопределенности, — смерть и налоги. Наш с Эрвином опыт доказывает, что знаменитый американец был прав только наполовину.