Марат Баскин | Пан Пшибыжский

В местечке почти каждый имел какую-нибудь кличку. Но почему-то из огромного множества кличек запомнилось одна – Пан Пшибыжский. Такое имя придумали местному аптекарю. Когда пристала к нему эта мянушка, как мы говорили по-белорусски, я не знаю. И даже не знаю, почему. Может потому, что он носил шляпу.

Надо сказать, что Пан Пшибыжский был очень добрым человеком и другом всех детей местечка. В аптеке продавался гематоген и, заимев какие-то копейки, все мы бежали в аптеку, чтобы полакомится этой вкуснятиной. Но если оказывалось, что у нас не хватало нескольких копеек, Пан Пшибыжский нам их прощал, и мы знали это. Правда, тогда мы думали, что раз он заведующий аптекой, то все это его, и только повзрослев, я понял, что он доплачивал за нас копейками из собственного кармана. И некоторые, зная это, специально припрятывали копейки для следующего набега в аптеку, уверенные, что Пан Пшибыжский все равно продаст гематоген.

Жил Пан Пшибыжский в конце нашей улицы. И идя на работу и с работы, он шел мимо нашего дома. Я всегда сидел на лавочке и читал книгу.

– Что читаешь? – интересовался он.

Я называл.

– Хорошая книга, – говорил он, – подушечку хочешь? – и лез в карман за конфетой.

Я с детства конфеты не любил. И всегда отказывался от них.

– Молодец, – хвалил меня за это Пан Пшибыжский и добавлял: – Гематоген полезнее.

Жил Пан Пжибыжский в большом старом доме, который достался ему от родителей. Отец Пана Пшибыжского погиб на войне, а мать умерла буквально в тот год, когда Пан Пшибыжский окончил институт. Все в местечке знали, что главная проблема Пана Пжибыжского – найти жену, но какая местная девушка захочет, чтобы ее звали Пани Пшибыжская, ибо все понимали, что мянушка перейдет к ней обязательно.

Когда в Краснополье неизвестно каким образом попал старый холостяк – женский врач Давид Джапаридзе, то по просьбе главного врача больницы, соседа Пана Пшибыжского, его взял на квартиру аптекарь. Все в местечке говорили, что Давид Гурабович очень хороший врач. И добавляли, что местечку повезло иметь такого врача, но женщины не желали к нему ходить на прием, и продолжали обходиться визитами к акушерке. Так что он на работе не уставал и каждый вечер играл в шашки с Паном Пшибыжским на лавочке возле дома. Мы, детишки, любили собираться вокруг них и следить за их бескомпромиссной борьбой. Кто болел за Пана Пшибыжского, а кто за дядю Давида.

В тот день, когда по радио сказали, что еврейские врачи травили членов правительства и простых граждан страны, мой друг Славик, встретив меня, вынул из кармана копейки, и попросил купить ему в аптеке гематоген.

– Сам сходи, – удивленно сказал я.

– Ты радио не слышал сегодня? – спросил он.

– Слушал, – говорю, – а что?

– А то, что еврейские врачи яд в лекарства кладут, – почему-то шепотом сказал он. – Они враги народа. Мамка так сказала. А пан Пшибыжский – еврей!

– И я еврей, – говорю.

– Ну, вот, – сказал Славик, – ты еврей, и он еврей, и он тебе даст нормальный гематоген. А мне – отравленный!

– Дурак! – сказал я. – Пан Пшибыжский – не враг народа!

– Ты не знаешь, – сказал Славка. – Надо за ним следить!

И опять принялся меня уговаривать пойти купить гематоген. Но я категорически отказался идти в аптеку.

И тогда Славка сказал:

– Хорошо, я пойду сам куплю гематоген.

Аптека была недалеко от нас, и он скоро появился опять возле меня с гематогеном. Он вынул его из кармана и, разломав пополам, протянул мне половинку:

– Кушай!

– Не хочу, – сказал я.

– Боишься? – сказал он.

И это меня задело. Я знал, что Пан Пшибыжский – не враг народа. И я взял половинку гематогена и съел, под внимательным взглядом Славки.

– Ну, что говорю, – говорю, – видишь, что Пан Пшибыжский честный человек!

– Не знаю, – сказал Славка, – я ему сказал, что тебе покупаю гематоген. Он забеспокоился, спросил, почему ты сам не пришел. И я сказал, что ты заболел.

Очень мне не понравился этот разговор, но я ничего не сказал, но играть мне в тот день не захотелось, и я пошел домой.

Через день Славка опять попросил меня сходить с ним в аптеку за гематогеном. Я сначала хотел отказаться, а потом передумал и пошел. И мы увидели, как два милиционера вывели из аптеки с завязанными руками Пана Пшибыжского, а сзади шел уполномоченный НКВД с пистолетом в руке.

– Я же тебе говорил, – довольно сказал Славка. – Отравитель он! Хорошо, что я вчера сказал, что покупаю гематоген тебе, а то бы меня сегодня уже не было.

Они прошли прямо мимо нас. И я испугался, что Пан Пшибыжский сейчас, как всегда улыбнется и подмигнет мне, и меня арестуют тоже, как врага народа. Но он не сделал этого. Только грустно посмотрел на нас.

Дома я рассказал про это бабушке. И она заплакала.

– Некому даже ему передачу отнести, – сказала она. – Родных у него нет.

– А у него есть друг, – сказал я.

– Кто это? – спросила бабушка.

– Дядя Давид! – сказал я.

– Вос ду зогст? Что ты говоришь? – махнула бабушка рукой. – Гайнтыке цайтн – шлэхтэ цайтн! Азой ви ды цайтн, азой ды лайтн! Нынешние времена – плохие времена! А какие времена, такие и люди!

И больше ничего она не сказала. А мысль о дяде Давиде, закрутилась у меня в голове, и я, ничего не сказав бабушке, решил побежать к дяде Давиду в больницу и рассказать ему про Пана Пшибыжского.

Дядя Давид и в больнице сидел на лавочке и играл в шашки с какой-то тетей.

– Пана Пшибыжского арестовали! – выдохнул я.

– Какого Пана Пшибыжского? – не понял доктор.

Я развел руками, ибо я не знал, как его по-настоящему зовут.

И тут тетя сказала:

– Это ваш хозяин квартирный Хаим Соломонович.

– Хаима арестовали? – переспросил дядя Давид.

И я, путаясь в словах, захлебываясь, рассказал ему о том что видел возле аптеки.

– Безобразие! – сказал дядя Давид и, пробормотав что-то по-грузински, пошел в здание.

А я побежал домой.

Когда я вошел в дом, бабушка испуганно посмотрела на меня и спросила, куда я исчез.

Я ей ничего не сказал. И бабушка запретила мне выходить на улицу, потому, что говорят, что всех евреев будут арестовывать. Уже поздно вечером, когда мы уже собирались ложиться спать, к нам прибежала соседка Блюма:

– Только что своими глазами видела, как Пан Пшибыжский шел мимо нас!

– С милиционерами? – спросил дедушка.

– Нет, – замотала головой Блюма, – без милиционеров! С женским доктором!

– Ура! Отпустили! – закричал я, испугав почему-то своей радостью всех.

– Ныт шрай! Не кричи! – остановила мой крик бабушка и тихо добавила: – Гот гэлфт гутэрэ мэнс! Бог помогает хорошим людям!

На следующий вечер Пан Пшибыжский и дядя Давид опять играли в шашки на скамейке перед домом. О том, что произошло в милиции, где размещался кабинет оперуполномоченного НКВД, никто не знал. А спросить у Пана Пшибыжского никто не решался. Через полгода Давид Джапаридзе уехал из местечка. И тайна осталась тайной.

… Когда я уезжал в Америку, то заехал в родное местечко. Зашел и к Пану Пшибыжскому. Он так и остался холостяком, но, несмотря на свои девяносто лет, был еще бодреньким и в полном разуме. Как шутя сказал он мне, потому что ест гематоген. Я не мог не спросить его про ту давнюю историю с НКВД.

Он на минуту задумался, а потом сказал:

– Давид за меня поручился.

– И его за это не арестовали? – сам собой вырвался у меня вопрос.

Пан Пшибыжский вздохнул, и сказал:

– Давид сказал, что он троюродный племянник Иосифа Виссарионовича.

– Кого? – переспросил я.

– Товарища Сталина, – уточнил Пан Пшибыжский.

– Это правда? – спросил я.

Пан Пшибыжский хитро посмотрел на меня и, пожав плечами, сказал:

– Не знаю. Но Давид был единственный грузин в Краснополье.

И, минуту помолчав, добавил:

– А уполномоченный был еврей.

Марат Баскин