Илья Абель | Кристофер Бун, Марк Хэддон и театр «Современник»

В финале спектакля московского театра «Современник», поставленного по инсценировке Саймона Стивенса романа современного английского писателя Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки» (Mark Haddon The Curious Incident of the Dog in the Night-Time), герой трижды обращается в зрительный зал с одним и тем же вопросом. Он за секунду до него перечислил то, чего хочет достичь в ближайшее время, подросток -аутист Кристофер Бун в уникально аутентичном исполнении его роли Шамилем Хаматовым. И потому, на срыве и с надеждой услышать положительный ответ спрашивает, сможет ли он осуществить то, что запланировал. А намерения у него серьезные и, несмотря на особенности развития его, вполне реальные. Зал, как в «Борисе Годунова» Пушкина –безмолвствует. И не совсем понятно, такое молчание в данном случае означает согласие, поддержку. Или , наоборот, понимая отечественные реалии, те сложности, с которыми встречаются в России так называемые корректно – особенные люди –долю пессимизма. Но вопрос прозвучал. И, как это ни парадоксально, сам спектакль, который в «Современнике» поставил Егор Перегудов, дает ответ на этот вопрос: у героя Марка Хэддона все получится (заметим, как это случилось с Нэшем, тридцать лет болевшим шизофренией, а потом получившим Нобелевскую премию по математике, о чем рассказано в книге и в фильме «Игры разума».)

Кристофер Бун, каким его показал Шамиль Хаматов, человек странноватый, однако, невероятно позитивный, последовательный и талантливый. Он передвигается по сцене мелкими шажками, которые вряд ли случайно напоминают так называемую «лунную походку» Майкла Джексона (Кристофер Бун в спектакле говорит о том, что хотел бы быть космонавтом, прекрасно разбирается в космологии, его знания об устройстве Вселенной обширны и точны, ему постоянно дарят книги о космосе.) Левая ладонь его немного вывернута и всегда параллельна полу, пальцы же постоянно находятся в движении, будто бы подросток ими что-то перебирает или нажимает клавиши невидимой клавиатуры. Говорит он хриплым, почти срывающимся голосом, не понимает метафор и образных выражений. При том, что сделанные обещания держит, ведет себя порой, как ребенок, зажимает уши и горько издает монотонный звук, когда удивлен, потрясен, не может справиться с чувствами и мыслями. Подросток у Шамиля Хаматова искренний и доброжелательный. Ему трудно, поскольку на пике переходного возраста он, как ему сказал отец (Сергей Гирин), потерял мать, а сам отец бывает с ним грубоватым и резким до рукоприкладства.

Сначала Кристофера понимают только два человека – Шивон, его учительница (Елена Плаксина) и Миссис Александра (Таисия Михолап). Пожалуй, в начале только они внимательны к тому, что говорит , пишет ( а подросток ведет дневник, где описывает события и мечты), чувствует и делает он. Во втором действии спектакля «Загадочное ночное убийство собаки», когда Кристофер попадает в Лондон и чудом там разыскивает мать (Нелли Уварова), которая не умерла, а ушла к другому мужчине, возникают искренние отношения между ним и матерью. Она возвращается в городок, где жила до ухода из семьи, бросает работу в Лондоне, живет в съемном жилье, куда время от времени приходит и отец Кристофера, которого тот еще не может до конца простить из-за того, что это именно он, в обиде на мать подростка и соседку, которая не смогла стать ему ее заменой, убивает ее собаку.

Если учительница и Миссис Александра сразу приняли Кристофера таким, каким он родился, с его оригинальным и принципиально иным, чем у других, ощущением обычного и будничного, то мать и отец подростка, пережив расставание с ним, а потом его возвращение в их жизнь, как в их город и привычный уклад отношений, начинают лучше и правильнее понимать именно особость его поведения и мировосприятия. Скорее всего, в том смысле, что аутизм их родного ребенка – не болезнь, а состояние. Возможно, в той или иной мере проявление его свойственно практически всем без исключения людям, только в разной степени. Другое дело, что у Кристофера Буна оно выразилось в любви к математике, способности быстрого счета в уме, понимании законов мироздания, практически, таланте к науке, к абстрактному мышлению.

Главное достоинство этого спектакля «Современника» выражается как раз в том, что оно не о жалости к тому, чье восприятие реальности видится странным, даже в чем-то ненормальным в контексте банального житейского опыта. Ни режиссер, ни исполнители всех ролей в спектакле «Загадочное ночное убийство собаки» в той или иной мере, насколько им позволяет их человеческая данность, сочувствуют ему. Осознавая, что способности его уникальны и ему нужна поддержка. Потому так важен для него экзамен по математике, по программе обычного обучения, хотя Кристофер обучается в спецшколе, где рядом с ним подростки с большими психическими отклонениями, что не ломает его, не ожесточает, поскольку его духовный мир действительно обширен, а представление о бытии, в которых религиозное сосуществует на равных с наукой, равносильны гениальности. Достоинство театра и в том, что тут не апеллируют к славе недавно ушедшего из жизни ученого Хокинга, чья судьба в чем-то соотносима с тем, что характерно для вымышленного литературного героя Кристофера Буна.

Важно в первую очередь то, что театр говорит о подростке-аутисте, как об обычном ребенке, немного наивном, чуть инфантильном, вероятно, но немногим по сути своей отличающимся от сверстников. Если не иметь в виду, с одной стороны, аутизм, а с другой – несомненное проявление невероятных способностей и душевной чистоты, верности слову и непререкаемой порядочности, что и становится в какие-то моменты причиной для дополнительных проблем его в отношении с другими людьми. (Так, Кристофер не может сказать, что случайно оттолкнул полицейского, который хотел его отвести в участок. Ему физически, до крика больно, когда кто-то его касается. Он вынужден дать отцу слово и сдержать его, что не будет заниматься расследованием смерти собаки, которую любил, как друга и даже чуть больше других, вплоть до ее хозяйки. Для него аутизм становится крайней, вынужденной возможностью спрятаться в мир своих мечтаний и фантазий, поскольку то, что его окружает – время от времени становится для него причиной непонимания, конфликта, беспокойства и потрясения.

Достаточно указать на финал первого действия спектакля, когда, вспоминая, как ему подарили в детстве игрушечную железную дорогу, Кристофер, вынимая одну за другой пластиковые бутылки из-под йогурта, составляет из них подобие поезда. Потом снова и снова, до тех пор, пока из таких импровизированных паровозов с вагонами не вычерчивается рядом с ним прямоугольник, ограниченное пространство. И в нем, разбрасывая листы в разные стороны, он, чуть ли ни с рыданиями, читает письма матери, которые нашел случайно, потому что отец прятал их от него, считая, что лучше сыну думать о том, что матери нет в живых. Потрясенный и тем, что отец убил собаку, и тем, что спрятал от него письма близкого и дорогого ему человека, Кристофер калачиком сворачивается на полу, как ребенок до рождения в животе матери, и сотрясается от дрожи и отчаяния, в состоянии, сопровождаемым тем самым зловещим звуком, похожим на нудную и зловещую в своей механичности сирену.)

Только на первый взгляд может показаться, что два действия спектакля «Загадочное ночное убийство собаки» как будто две разные постановки и по декорациям, и по составу участников. Также ошибочным будет суждение о том, что в каждом из них Кристофер Бун не меняется. Почти незаметно, очень трогательно и явно все же видно, что подросток, перенеся подряд несколько сильных и жестких потрясений, становится взрослее и мудрее в своем осмыслении происходящего (при том, что последнее – без оговорок, без скидок на его возраст и душевное состояние, связанное с аутизмом. В программку этого спектакля положили вкладку, где описан диагноз Кристофера Буна, те задачи математические, которые он решил все-таки и с отличием на экзамене, что стало необходимым предисловием к традиционной информации о спектакле.)

В первую очередь, изменения между первым и вторым действием спектакля коснулись декораций (наверное, впервые на моей памяти тут в начале антракта попросили покинуть зал, чтобы кардинально поменять декорацию, что было важно для того, чтобы сохранить и атмосферу сценического действа, ее дух и пронзительную, взывающую к отклику интонацию.)

Декорация первого действия – три черные стены, и дверь, находящейся почти посередине той, что параллельна зрительному залу. Перед нами на самом деле черная комната, метафора того мира, в котором, по мнению врачей и посторонних людей, живет подросток-аутист. А белая дверь в стене – как выход в повседневные обстоятельства, как правило, чаще всего неприятные, даже зловещие для Кристофера. За дверью появляется то газон с трупом собаки, то стол в полицейском, то улица под дождем, когда на срочный вызов уезжает его отец. Оттуда выходят люди, которые относятся к подростку то равнодушно, то пренебрежительно, то нелицеприятно. Но за той же дверью оказывается в какие-то моменты письменный стол учительницы Шивон, или витрина магазина, где покупки выбирает миссис Александра, те, кто симпатизирует Кристоферу и говорят с ним на равных, давая ему возможность быть самим собой, несмотря на определенную ограниченность его поведения.

Романная природа спектакля в инсценировке сохранена прежде всего в том, что учительница Шивон читает дневник подростка, общается с ним по поводу им написанного. А театральность передается точными приметами, связанными с бытом, который для Кристофера – норма. Справа, буквально около зрителей дополнительного ряда, есть коробка, на которой печатными буквами написано – МАМА, а слева – такая же картонная коробка с надписью – ПАПА. Шамиль Хаматов, рассказывая от имени своего персонажа о его родителях, достает из них те или иные предметы, что становится для него моментом воспоминания о привычках и характерах каждого из близких ему людей.

Совершенно очевидно, что ему важно, что есть отец и мать, люди разные, непростые по характерам, различно относящиеся к его странностям, но безмерно ему нужные и дорогие.

Несомненно, что мать и отец подростка как-то очень по-своему (возможно, и со спецификой английского менталитета неброско и неэмоционально) его любят, не особенно выражая даже в частном общении свои чувства. Состояние Кристофера, как и то, что, вероятно, неоправданность их ожиданий о будущности их сына, дают о себе знать. Чтобы ближе к концу спектакля, сквозь заведомую чопорность и кажущуюся холодность приятия сына стали проявляться желание стать ему по-настоящему родным человеком. Что отнюдь не связано, как может показаться, с его успехом на экзамене по математике. Вероятно, и для них путешествие их сына в Лондон и все, что этому предшествовало, стало тем самым потрясением, которое что-то повернуло их сердца к нему, помогло увидеть его не как асоциального человека сейчас и впредь, а доказало, что их ребенок заслуживает не только внимания, а подлинной, безмерной и открытой любви.

Если первое действие спектакля «Загадочное ночное убийство собаки» это настоящее-настоящее Кристофера Буна с элементами прошлого (ретроспекция когда речь идет о матери подростка), то второе действие – это уже настоящее-настоящее с элементами будущего (с ретроспективой, тем, что может стать с Кристофером, если смогут осуществиться его планы – в тексте пьесы – проекты).

Перед началом второго действия все участники постановки стоят перед черной стеной с белой дверью, на которой мелом были написаны слова , которые Кристофер хотел запомнить, как акценты того, что слышал и о чем спрашивал. И вдруг стана буквально раздвигается на половинки, и перед зрителями оказывается пустая сцена, по периметру которой чуть ли ни десяток белых дверей и полосы, как дорожные знаки перехода. (Сценография и костюмы Александры Дашевской). Так было в «Современнике», например, в спектакле «Потанцуем… ») по пьесе Людмилы Улицкой, когда части декорации комнаты в Нью-Йорке постепенно отъезжали за кулисы, освобождая пространство сцены, пока на нем не осталось три стула для героинь постановки. Они уходили в небытие, и там и тогда такое освобождение сцены от декораций было режиссерским ходом. Егор Перегудов во втором действии «Загадочного ночного убийства собаки» ставит Кристофера Буна перед необходимостью совершить практически подвиг: приехать в английскую столицу из его родного города, не затеряться в нем, проехать до нужной станции на метро и найти дом и квартиру в нем, где живет мать подростка и ее новый мужчина.

(Здесь обратим внимание на интересную особенность спектакля: Янина Романова, Иван Забелин, Наталья Ушакова и Ольга Родина, Рашид Незаметдинов играют несколько персонажей по мере их появления перед Кристофером и зрителями. Может показаться, что тем самым режиссер дает понять, что их отношение к подростку-аутисту не слишком отличается разнообразием. Скорее только так, поскольку вряд ли можно считать тут и намек на то, что в его дорожном приключении – путешествии они все на одно лицо, ведь кроме уникальных способностей к математике он обладает и феноменальной памятью, запоминая день, час, минуту разговора или какого-то события, так что несомненно, что и лица для него не кажутся единой картинкой, стирая их индивидуальность, становясь безликой толпой.)

Приезд в Лондон буквально на каждом шагу становится для Кристофера испытанием, ведь ему надо покупать билет, искать платформу, где стоит поезд, едущий в нужном направлении, спасаться от полицейского, входить в дом , где теперь живет его мать. Не говоря о нахождении в вагоне метро, его, который не видел толпы, не знает давки пассажиров в час пик, да, прежде всего, болезненно реагирует на любые прикосновения к нему даже близких людей, не говоря уж о чужих.

Первые впечатления подростка от Лондона режиссером Егором Перегудовым, видеопроекциями Юлии Михеевой и работой творческих мастерских «Наивно? Очень», автором плакатов Романом Горшениным переданы в виде то компьютерной игры, то клипа, то телешоу. Каждый шаг Кристофера в Лондоне требует выбора из некоторых вариантов. И он мысленно обращается к учительнице Шивон, которая, как и прежде, поддерживает его в его положительных начинаниях, верит в то, что ему удастся найти правильное решение любой ситуации, что оказывается действенной, своевременной и полезной помощью.

Пережив много нового, увидев большой город со всей его заданной суетой, Кристофер вроде бы должен обрести некоторое спокойствие и умиротворение в доме его матери. Но выясняется, что все не так просто и ясно, не все однозначно, как ему в его представлениях о цели пути казалось. (Его вывод о том, что, если отец убил собаку, то может в какой-то момент убить и его, в некотором смысле правильный, во всяком случае, логически оправданный. Как и мысль о том, что мать сможет его принять и стать ему всем, как это было в его памяти о детстве.)

Но Нелли Уварова в роли Джуди, матери Кристофера, показывает женщину, которая, несомненно, любит сына по-матерински, но немного со стороны, а потому мечется между ним и новым своим избранником, Роджером (Илья Древнов, в первом действии он играл небольшую роль Дежурного полицейского). Ей хочется найти компромисс между чувством к мужчине и любовью к сыну, но его не удается достичь. И потому, что Роджер не принимает пасынка, ревнует Джуди к нему, и потому, что Кристофер требует внимания (например, на стене своей комнаты в квартире матери он пишет опять мелом незаконченные слова, но уже не в одну линию, а в столбец, поскольку пространство теперь сузилось до размеров комнаты, где и двум взрослым тесновато). Женщине приходится принять непростое решение. К счастью, в пользу сына, с которым она возвращается вместе туда, откуда некоторое время назад уехала, практически бежала, будучи уверена, что обретет личное счастье и вина перед сыном забудется на расстоянии от него. Но не произошло ни того, ни другого. (Заметим к слову, что ни мать, ни отец Кристофера не плохие по своей сути люди. Они – такие же, как другие. В их семье произошла беда, они приняли ее, кажется, спокойно, сжились с ней, принимая ее как данность. И живя с болью, грустью, мечтая о переменах, думая, что они могут произойти вне их дома и без участия Кристофера. А выяснилось, что именно он дает им возможность стать самими собой, именно благодаря ему в них проявляются доброта, участие, душевность и, главное, уверенность в том, что они нужны Кристоферу и, хочется надеяться, хотя тут финал спектакля открыт, друг другу.)

Роман Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки» вышел 15 лет назад, в 2003 году. Он получил премии и как явление литературы для детей, и как произведение литературы для взрослых, что оправдано как его содержанием, авторским посылом, так и интонацией повествования, что заметно по инсценировке романа, выполненной Саймоном Стивенсом. Премьера спектакля по этому роману английского писателя прошла в столичном театре «Современник» три года назад, в марте 2015. Играется он на другой СЦЕНЕ театра, в зале примерно на 200 мест, которые на постановке с таким сложным содержанием никогда не пустуют, собирая как молодых зрителей, так и людей взрослых, переживающих вместе с героем Шамиля Хаматова перипетии его достаточно неординарной жизни. Егор Перегудов придумал много интересных сценических моментов, которые раскрывают своеобразие образа Кристофера и тех людей, которые его окружают (Чего стоит, например, шапка, которую одевает подросток, когда фантазирует себя в роли сыщика. Она напоминает и о полисмене, и о Шерлоке Холмсе одновременно. А таких сценических находок, оправданных и эффектных, в постановке этой много, чуть ли не весь спектакль является таким парадом не аттракционов, а динамичным повествованием о молодом человеке, взрослеющем на глазах зрителей драматично и уверенно в своих силах.)

То, что «Современник» включил в свой репертуар спектакль такого содержания, как «Загадочное ночное убийство собаки» – закономерность, поскольку театр обращается к разной зрительской аудитории, в данном случае, имея в виду намерение сказать о нестандартном поведении тех, кто требует заботы и внимания, без слащавости и ложного пафоса. Что правильно, актуально и злободневно. (К слову стоит сказать, что режиссер Егор Перегудов, ставивший неоднократно запоминающиеся спектакли в «Современнике», буквально на днях назначен главным режиссером РАМТа – Российского академического молодежного театра, где играет приглашенная на роль матери Кристофера актриса Нелли Уварова, и где тоже есть в репертуаре спектакли, в которых речь идет о людях с ограниченными возможностями, что свидетельствует лишь о том, что для искусства, театра, в частности, нет закрытых тем. Если они становятся точкой отсчета для вызывающих осознанный отклик произведений, в нашем случае, спектаклей, как это произошло у режиссера и артистов в «Современнике» с прочтением романа Марка Хэддона.)

В качестве явно предварительного, к счастью, итога можно сказать следующее: более 60 лет существования в российской столице театра «Современник» убедили в одном: в его постановках достойно и творчески сочетаются начала брехтовской театральной эстетики и практики, система Станиславского, русский реализм воссоздания быта и идеала в его развитии в контексте общественных перемен, а также единство почерка, как мировосприятия при разнообразии режиссерских манер тех, кто ставит в «Современнике» спектакли и содержания пьес отечественной и зарубежной классике, идущих на обеих сценах «Современника». Так и спектакль «Загадочное ночное убийство собаки» в трактовке «Современника» объединяет в себе экзистенциальность авторского взгляда на мир и его интерпретацию в российском театре с отзывчивостью русской души в широком смысле слова, что в результате создало на сцене соответствующую атмосферу, находящую непосредственный и чуткий отклик в зрительном зале, что для «Современника» прежде и сейчас – норма и условие игры. Публицистичность постановок, в ефремовские времена и далее, после его перехода во МХАТ, тем не менее сохранилась в тех спектаклях, что сейчас идут в «Современнике», обретя свой язык, выразительную, ясную и поистине театрально-настоящую форму выражения.

Илья Абель

Перевод с английского языка Ольги Буховой