Виталий Щигельский. Бесплатный купон с печатью

Неизвестно кем работал, с кем жил и дружил Стас Никитин. На всем белом (извините за неполиткорректность) свете только три человека (все они владели картами закрытого «Купон-клуба», создателем и президентом которого был сам Стас) знали о его хобби.

Больше десяти лет Никитин собирал скидочные, подарочные и бонусные купоны. Каждое утро, вооружившись складной тележкой, он выходил на охоту за бесплатными газетами, распространяемыми возле станций метро. Затем проходил по торговым центрам и насыщенным общепитом улицам, подбирая буклеты, брошюры и каталоги. Он даже не брезговал листочками и календарями, что раздают ряженные в медведей и кроликов бомжи и студенты. Никитин брал все подряд, ведь реальную ценность купона невозможно было оценить с первого взгляда, и к вечеру набирал полную тележку полиграфии, что делало его похожим на почтальона.

Дома проводилась аналитическая работа. Обычно Стас начинал с газет. Политика, экономика, спорт, развлечения – все это без просмотра отправлялось в мусорное ведро. Единственной стоящей информацией была реклама – как правило, новых фирм, товаров и торговых точек, поскольку именно эта часть рынка нуждалась в раскрутке. Лавочник пытался заманить обывателя в свой лабаз или купить никому не нужную вещь втридорога. Поэтому все, исключительно все предложения надлежало читать внимательно и не раз, уделяя особое внимание написанному мелким шрифтом внизу или сбоку купона. Мелкий кегль Стас увеличивал специальной лупой.

На девяносто девять процентов информация оказывалась недостоверной или попросту ложной. Но Никитин не ставил перед собой задачу наказать рекламодателя за заведомый обман. Вести суды было делом дорогим и рискованным. Лавочник мог оказаться родственником государственного деятеля или, что было чаще, приказчиком в лавке человека при власти. В этом случае суд гарантированно проигрывался, а на подавшего иск возбуждалось уголовное дело за клевету, оскорбление чувств продавца и разжигание ненависти.

В свои без малого пятьдесят пять Стас усвоил, что тягаться с государством бессмысленно, что никаких социальных лифтов нет, а есть родственники и взятки. Он не верил в расхожее выражение: «Когда закрывается одна дверь, открывается другая». Он считал жизнь кирпичной стеной, в которой попадаются маленькие, едва заметные щели. Его хобби научило его не только видеть их, но и путешествовать такими щелями и даже иметь с них небольшой профицит…

Пусть девяносто девять процентов купонов оказывались обманками, но существовал ведь еще один, требующий минимальных вложений. Профицит создавался примерно так. Сеть магазинов «Утроба» проводила акцию по консервированному тунцу: тот, кто приносил с собой вырезку из газеты или специальный купон, мог купить две консервы по цене одной. Никитин расплачивался, забирал товар и незаметно вминал банку в угол прилавка, после чего шумно требовал возврата денежного эквивалента. Необходимым бэкграундом, играющим роль подпевки, являлась очередь не менее чем из трех человек.

– Это что у вас за тунец такой мятый? – кричал Стас кассиру. – Сначала задрали цены, сгноили товар, а теперь не знаете, как продать. А цена ему полкопейки! Да я и задаром такой брать не хочу. И в магазин ваш больше ни ногой. Прогорайте!

– Это что это делается, люди добрые! – заводилась очередь.

Как правило, кассирша не выдерживала психологического давления и отдавала деньги, забыв напрочь о второй – бонусной банке.

Иногда все же Никитину приходилось расставаться с деньгами. Но он всегда возвращал их с плюсом. Для этого и существовал закрытый «Купон-клуб». Так однажды в дисконте «За грош на алтын» Станислав купил сорок килограммов абхазской груши за десять неденоминированных рублей (поездка в метро стоила в три раза дороже). В этот же день он созвал членов клуба и раздал каждому по десять кг полезного фрукта. Офиса у них не было, поэтому они собирались на пустыре за новостройками. Осчастливленным неофитам Никитин поведал, что их клуб имеет все шансы войти в Книгу рекордов Гиннесса за многочисленные ноу-хау в сегменте халявы, и испросил с каждого по четыре рубля на взносы. Кроме взносов члены клуба иногда обменивались купонами: у одного оказался лишний жетон на пробник стирального порошка, у другого стикер на бесплатную пинту пивного напитка.

Словом, каждый божий день Стас получал от своего хобби то бесплатную прихватку, то футболку, то дополнительный шланг к стиральной машине. Перечислять же количество выпитых дармовых капучино и сгрызенных сухариков к пиву было совсем бесполезно – в эти цифры никто бы не поверил.

А еще ему нужно было знать все детали фестивалей и праздников. И он знал. На Дне корюшки, например, можно было на халяву похрустеть позвонками жареной рыбки, на Масленицу отведать с лопаты блинов с пылу с жару, на неделе фермера отщипнуть-отпить всего по чуть-чуть, чтобы до вечера пучило и до утра ничего в рот не лезло.

Так и жил он. Довольно счастливо для среднестатистического человека. Жил и строил планы о расширении своего закрытого клуба. Пока с ним не случилась оказия. Неожиданно жарким и душным днем 6 мая.

Станислав запомнил тот день на всю жизнь. Он вышел засветло и к середине дня набил полную тележку полиграфии. Он съел бонусную пачку фисташек и уже собирался повернуть к дому, отфильтровать информацию, как вдруг заметил человека с плакатом. На содержание плаката Стас времени тратить не стал. Потенциал заведения зависел от внешнего вида рекламиста. Если человек, как это было сейчас, одет в личные вещи, а не в специализированный костюм-плюш, превращавший человека в подобие крупного кролика или прямоходящей свинюшки, то это либо рекламный анонс какой-нибудь недорогой парикмахерской, либо дешевой тошниловки с липкими ложками. Таким образом, в первом случае можно было рассчитывать на бесплатную стрижку у ученицы, во втором – на суп или компот, без риска для здоровья. Новые фирмочки обычно дорожат репутацией, первые две недели точно.

Помимо плаката у человека были листки формата А 5. На вид совсем простые – черно-белые. Но Никитин не придавал значения внешнему виду. Он по личному опыту знал, что коммерсы, которые закатывают буклет в дорогой ламинат, экономят на пробниках и купонах. Срабатывает эффект сообщающихся сосудов. Никитин попросил у человека десять листков, объяснив, что раздаст их друзьям и знакомым, на самом же деле ради бартера между членами клуба. Против обыкновения Стас положил листочки не в тележку, а в нагрудный карман летней курточки, пожелал человеку удачи – и тут произошло нечто странное, даже страшное…

Сначала Никитину показалось, что он взлетел в небо, потом он понял, что лежит на асфальте, но пролежал он недолго: чьи-то руки, большие и твердые, как ковши экскаватора, схватили его за бока и, словно мешок картошки, забросили в кунг грузового автомобиля с бортовой надписью, обозначавшей что-то египетское: «ОМОН».

Внутри грузовика уже сидели и стояли какие-то люди. При виде Никитина они принялись дружно скандировать:

– Позор! Позор!

Станиславу сразу же стало стыдно. Он не хотел подниматься с пола, но лежать ему не позволили, его подняли и усадили на прикрученную к борту скамейку.

– Вам больно? – участливо спросила его какая-то некрасивая женщина.

– Мне стыдно! – ответил Никитин.

– Вам нечего стыдиться, – женщина убрала с глаз рыжую челку. – Это им всем скоро будет стыдно.

Никитин хотел было поинтересоваться, о ком идет речь и когда это случится, но разговаривать с этой женщиной он не хотел: у нее изо рта несло прокисшим низкокачественным табаком.

Женщина же оказалась напористой:

– В первый раз задержали?

Никитин кивнул.

– Не волнуйтесь, больше четырех часов не продержат. Главное – не вступайте с ними в разговор «по душам», тогда они из вас всю душу вынут. Это делать они умеют. И ничего не подписывайте.

Никитин снова кивнул.

– Кстати, как зовут вас?

– Станислав.

– А меня Рита. Я уже где-то вас видела.

Никитин замотал головой.

– Правильно делаете, что молчите. Здесь везде их «жучки». А я вот вечно треплю языком. Все. Теперь тоже молчу.

В кунге с египетской надписью стояла египетская жара. Станислав запаниковал, отчего упал в легкий спасительный обморок…

Очнулся он уже в новом месте. Это был просторный, наполненный прохладным воздухом кабинет. Стены его были обиты кожей, так в советское время в богатых домах утепляли входные двери. Дорогой дубовый паркет заботливо застелен целлофановой пленкой.

Сам Никитин сидел на обычном офисном стуле. Только сидел не слишком удобно. Его руки были заведены за спинку и прикреплены к задним ножкам наручниками.

Перед ним за одинаковыми столами с одинаковыми ноутбуками Аpple сидели два молодых человека в штатском. Одному под тридцать, наголо бритый, в зеленой военной куртке времен вьетнамской войны. Второму лет двадцать пять, стрижен по ежик, в модной джинсе – с дырками и потертостями. Старший был мал ростом и узок в плечах, но орлиные глаза выдавали в нем главного. Зато помощник отличался богатырским размером, где-то под полтора Джигурды, а вот голова была маленькая, вдвое меньше, чем у начальника.

Оба казались Никитину знакомыми. Разумеется, он каждый вечер видел обоих по телевизору в сериале…ну как его?

– Это вы играете в «Ментярах-чесноках»? – не выдержал Станислав.

– Скажем так, – пояснил богатырь неестественно нежным тенором. – Это, типа говоря, наши простатиты.

– Прототипы, – пробасил щуплый.

У Никитина сразу как камень с души сняло. Он узнал и лица, и голоса, и манеры. Маленький тщедушный майор Батареев, с голосом, от модуляций которого на столах подпрыгивали стаканы и из рук преступного элемента выпадали ножи и пистолеты. И огромный, но добродушный костолом старший лейтенант Герась, что мог превратить в оружие любой бытовой предмет, от электрического чайника до зубочистки. Эти самые ребята практически в одиночку сражались с бандами олигархов, обезвреживали шпионов-ученых, давили наркоторговцев на первом федеральном канале в прайм-тайм. Это они защищали бесправных, убогих и слабых – таких, как Никитин.

– Освободите меня, ребята. Я свой, – попросил Станислав. – Вышла ошибка.

– У нас не бывает ошибок. – Офицеры переглянулись. – Вы ведь все серии смотрите.

– Почти все, – Никитин занервничал.

– А нужно все, понимаете?

– Нет.

– Батареич, дай я ему объясню, – встрял младший по званию, вытаскивая из сейфа плотный резиновый шланг. – По печени или по почкам?

– Не надо! – вскричал Станислав. – Пожалуйста, объясните словами.

Батареев поморщился:

– Ладно. Дело обстоит так. Вам – электорату – должны показывать про нас сериалы. Вы – электорат – должны их смотреть. Все подряд. Их специально снимают для вас. Деньги бюджетные тратят. Понятно?

– Понятно.

– А вот мы вам персонально ничего не должны.

– Понятно.

– Ну, теперь ты рассказывай, – продолжил за майора Герась. – Не заставляй эксплуатировать шланг.

– Хорошо, – Станислав опять почувствовал приступ паники. – Только что? Что я должен сказать?

– Давно знаешь людей из «пятой колонны»?

– Откуда?

– Ты что, дурак? – Герась перешел на сопрано. – Давно знаешь того мужика с плакатом?

– Совсем не знаю.

– То есть отказываешься сообщать? – пропел Герась. – Сотрудничать с органами охраны правопорядка?

– Но я не могу рассказывать о том и о ком, чего я не знаю, – Стас попытался всплеснуть руками, но, вспомнив, что пристегнут наручниками к стулу, всхлипнул.

Майор Батареев, видимо, почувствовал смену настроения и заговорил мягким басом:

– Станислав Николаевич, рассказывать о том, чего не знаете, не надо. Рассказ такого рода будет дачей ложных показаний. Расскажите нам то, что знаете. Этого будет достаточно. Предположим, с организаторами и исполнителями противоправных действий, как-то: одиночного по форме пикета и раздачи раздаточных материалов, вы не знакомы?

– Никак нет, – снова всхлипнул Никитин. – Не знаком. Впервые видел.

– Опознать сможете?

Никитин задумался, ему очень хотелось вспомнить, как выглядел тот мужчина.

– Говорите как есть. Сериал с нами сколько идет?

– Пять лет.

– Вот видите, мы с вами считайте пять лет как друзья – по четыре раза в неделю встречаемся. Ну так сможете опознать?

– Это все произошло как-то очень быстро. Я только буклеты взял и тут же упал. Короче говоря, в вертикальном положении опознать не смогу, только с асфальта. Кстати, хорошо запомнил его ботинки.

– Батареич, – вмешался Герась. – Может, все-таки обострить его память?

– Погоди, – майор выставил ладонью заслон. – Разве ты не видишь, перед нами наш человек, только запутался он, понимаешь. Вражеские голоса слушаете?

– Никак нет, – отрапортовал Станислав. – Только наши.

– А как отличаете?

– Ну, они такие тревожно-торжественные всегда. Все вокруг враги, но у нас все в порядке.

– А другие голоса: те, которые как бы ниоткуда идут, те, что появляются в голове, когда выключен телевизор?

– Нет, таких в голове у меня. Да и телевизор я, в общем-то, не выключаю. Он же бесплатный.

– А листовки политические тогда зачем брал? – вмешался Герась. – И кому хотел раздать?

– Думал, не листовки это, а купоны с какой-нибудь скидкой или вовсе бесплатные. А раздавать и мысли не было, я же не дурак. Предполагал использовать как бартер. Ты мне, я – тебе. И у каждого навар. Я же председатель закрытого «Купон-клуба». Это небольшое общество. Никакой политики. Просто ищем выгоды с нуля.

– Ну а что за выгода с этой листовки?

– Я пока не знаю, христом-богом, не читал. Я же, как рыбак: сначала все в садок тащу, а потом, когда вытряхиваю в лодку, разбираю «ху из ху», и все несъедобное за борт.

– А вы прочитайте, – посоветовал майор, с такими модуляциями, что невозможно было отказаться.

Станислав начал читать. После слов «позор коррумпированной власти» его вырвало на покрытый целлофаном пол.

– Я все вытру, я своей рубашкой вымою, но читать я дальше не могу! – закричал Стас, глядя одновременно на майора и старлея.

– Не волнуйтесь, Станислав Николаевич, мы вам верим, мало того, мы даем вам бесплатный купон с официальной печатью, по которому мы сможем видеться с вами в любое удобное для вас время. Просто сообщайте нам о всех важных сделках в вашем клубе «Купон» и о всех пикетах, подобных сегодняшнему. Собирайте политические буклеты, передавайте их нам, и тогда однажды вся наша страна превратится в «Бесплатный купоновый клуб», закрытый исключительно для всех чужеземцев. А вы будете его… нет, конечно, не председателем, но самым почетным членом.

Мягкий бас Батареева и резиновый шланг в руках его коллеги вызвал у Никитина какие-то ранее неизвестные чувства, ему вдруг захотелось встать на четвереньки и стать женщиной…

Выходя из управления, Станислав увидел Риту. Она стояла на противоположной стороне улицы с плакатом «Позор!». Никитин поднял воротник и втянул голову в плечи, но она его увидела и закричала:

– Как ты, Стасик? На какое суд назначили?

Вместо ответа Станислав развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал от Риты. Вдвое сложенный купон с печатью отделения жег его карман.

Виталий Щигельский