Татьяна Костандогло | Стихи

Коротко об авторе

Родилась в Ташкенте. Окончила Ташкентский государственный университет, позже – педагогический институт в городе Черкассы (Украина).
В настоящее время поэт Татьяна Костандогло живёт и работает в Москве. Литературную деятельность она начинала будучи в составе Литфонда СССР. Печаталась в журналах и газетах, является автором поэтических сборников «Я прикоснулась к тайне бытия», «Не разлуки страшны, а встречи», «Над колыбелью с дышащим огнём», «В плену земных дорог», «Очередь в туалет, или Философия успеха», «Без словаря».
Автор книг «Сила твоя – в тебе», «Пятый воздух. Версия убийства Марины Цветаевой»

***

Любимый мой, печаль теряет слух,
Уплыл наш час… Кладбищенские метры
Разъединили нас. Костёр потух.
Мы в разных снах, но мы с тобой бессмертны.

Душа моя твою любовь хранит,
А долететь к тебе мой плач не в силах!
Закон небесный строг — могильных плит
Не счесть уже… А сколько голосила

Я — чтобы жил! со мной! и — без меня!
Чтоб счастлив был всегда любимый мною!
Увы, увы… Воздушная земля
В который раз разводит нас с тобою…

Эдем разграблен. Трещины зеркал
Рай ввергли в ад. Утех любовных ложе
Давно остыло. Новый век настал.
Но память день и ночь меня тревожит.

***

Век ушел, оставив дверь открытой.
Сам того не зная, тает воск.
Как луна, привычною орбитой
Пролетают свечи и погост.

Тесен храм в своём величье ложном,
А до той церквушки за рекой
Добегу когда-нибудь возможно,
Самой неожиданной строкой.

Но иссякли силы для замаха,
И сгорело тайное в огне…
Жизнь моя! Без паники и страха
Я в тебе тону? Иль ты – во мне?

***

Мелодия забытых сновидений
За мной уже не бродит по пятам,
Дождь отрезвел, причудливые тени
На голых ветках пляшут по утрам.

Протяжны завывания метели,
Печальна песнь остывшего костра,
Озябшие волнения взлетели
Как птицы с почерневшего креста.

На всём следы слепого изначалья
И радости неукротимый след,
Ликует день, исполненный страданья,
Но мне и в нём привычной роли нет.

Пронизанная солнечной тревогой,
Иду во тьме, влекущей наугад
К такой же безутешно одинокой
Душе, познавшей заповедь наград.

И только ей себя вручив однажды
Дыханье успокоит бездны зов,
И кончится томительный и страшный
Один из самых непробудных снов.

***

Зимнее солнце в память ворвалось,
Сон рассекая снежным лучом…
Сколько ушедших, а сколько осталось
Дней и ночей, не умытых дождём
Чувств, без которых бренное тело
Самый нелепый по тяжести груз!
Если б душа моя вовсе не пела,
Знали бы губы бессмертия вкус?

***

Поплачь, душа моя, поплачь,
Как плачут маленькие дети —
Ты не судья и не палач,
И не за все дела на свете
В ответе ты перед Собой,
Пред Господом и пред Народом.
Поплачь, душа. И снова пой.
О чём – неважно. С Новым Годом
Поздравишь завтра ты себя,
И будет ёлка серебриться.
А ты, рыдая и любя
Мир этот грешный, снова в Ниццу
Вернёшься из России злой,
Любимой, нищей и проклЯтой.
Лазурный обретя покой,
Забудешь пять гробов и мятый,
Осенний запах духоты,
И кровь невинную у храма,
И троицы святой следы,
Ведущие не вкривь, а прямо.
Спаситель твой и божья мать
Глядят на мир из… Человека.
Поплачь, душа моя, поплачь!
Самоубивица и — Лекарь.

***

Когда входишь в свой мир — добываешь не всходы, а зёрна.
Можешь сеять и жать, из муки печь хлеба и слова,
Урожай твой велик! Ты — соавтор, ты лепишь упорно
Океаны, моря, небеса, облака, острова…

Лепишь новые солнца, планеты взрывая без страха,
Лепишь новых земель и религий основы свои,
И растут этажи, воскресают мелодии Баха,
Сказки русского леса ликующий Штраус творит.

Золотые века, словно люди, сойдясь в хороводы,
Рукоплещут просторам, летящим стремглав за тобой…
Свет и Тьма, взявшись за руки, дети извечной свободы,
Держат мост над рекою с живою и мёртвой водой.

Мы стоим у окна. До распахнутых настежь вселенных
Вдох один. Только вдох до загадочной музыки звёзд…
Ты шагнул. Я шагну. Кто-то третий шагнёт из нетленных
И аккорды шагнут вслед за нами потоками слёз.

***

И снова распятая радость
(Тобою!), рыдая, скулит…
И вновь торжествует усталость,
И душит поэзию быт.
И вновь ни о чём разговоры
Свирепствуют в лютый мороз,
И снова постылые ссоры,
И снова в душе моей конц…
Концлагерь! Овчарки, зверея,
Всё ближе и ближе… А ток,
Колючую проволку греет…
(Какой тебе с этого прок?)
Какого ты хочешь вниманья?
Какую прикажешь любовь
Дарить тебе, если касанье
(Твоё!) леденит мою кровь?
О, сколько ещё эту пытку
Терпеть мне, всевидящий Бог?
Да, я совершила ошибку.
Но я рассчиталась за вдох,
За выдох (с тобой!) рассчиталась,
За боль, за любимую плеть…
Довольно. Полжизни — не малость.
Не трогай меня, круговерть!

***

Ох, прости! Ну, прости неразумную!
Говори! Ну, пожалуйста, пой!
Ты уйдёшь — станет девочка умною.
Я уйду — будешь ласков с другой.

Не усну… Я боюсь одиночества.
Дай смотреть на тебя, и молчать.
Ты уйдёшь — не свершится пророчество.
Я уйду — позабудешь, как звать.

Пусть далёкая, но любимая…
Ту — не вычеркнет сердце. Прости.
Я уйду — стихнет музыка милая,
Ты уйдёшь — мне мосты не свести.

Не рабыня твоя, не пленница…
(Боже, что мы такое творим?!)
Он уйдёт — небо тотчас изменится.
Я уйду — солнце станет другим.

***

Размыты границы меж «было» и «будет»,
Сценарий, как дуло, застыл у виска.
Реальности мира никто не остудит —
Превратности мига на вечных весах.

Безвременье цвета младого бессмертья,
Что «было», что «будет» — не всё ли равно?
Жестокость — родная сестра лихолетья,
В России она распахнула окно

Не всё ли равно – во спасение? в гибель?
Не всё ли равно? Страшен равенства знак!
Они у руля, или правит кто ими,
Не всё ли равно, дорогой мой Аршак?

Ты пишешь в Париже о жизни российской,
А кто–то в России французское пьёт
Вино из Ашана, коньяк или виски…
Тот – мёртв, но и этот навряд ли живёт.

Размыты границы, и детское племя
Стирает из прошлого памяти дым,
Но будущий голос грядущее семя
Вселяет в утробы – урок молодым.

Всё то же, всё те же… Обличья иные,
Но суть не меняет старик-сценарист.
И вновь — пустота… И бочонки пивные.
Пустые бочонки. И — пьяный солист…

***

«И назови лесного зверя братом»
Анна Ахматова

Ликует сердце — всех родить любя
И осчастливить светоносным духом!
Искусства выше нет. У корабля,
Плывущего в пространстве чутким кругом,
Задача — выжить, не коснувшись дна.
И донести в другие измеренья
Божественного замысла творенье,
Чей двигатель — Любовь. Любовь одна!
И к бабочке, расшитой волшебством,
К цветку любому, к трепетному пенью,
И к птицам, чьи полёты к озаренью
Пронизаны светящимся родством
И с человеком, и с кустом рябины,
С живой водой, свисающей с небес,
С твоим шептаньем, царственнейший лес,
Со всем, что дышит… Солнечны картины —
Свидетели немого естества
Любови Духа, покорившей атом!..
Благослови свой шелест, древ листва
«И назови лесного зверя братом».

***

Любила ль я? Любила, как всегда —
Готовая спасать и быть распятой.
Моя любовь — небесная вода —
Плескалась по планете еле внятно
Страдалицей под током зла и лжи.
Днём воскресая, умирала ночью,
Когда земной отравы этажи
Вмещались в точку, а не в многоточье.

Как солнце восходило по утрам,
Так мудрость прикасалась к изголовью
Любви моей, и каждый взрыв был новью,
К земным готовый бурям и ветрам.
О, суши остров! Круглый детский мяч,
Ты сказочен, ты так великолепен,
Но в каждом сердце мука, стон и плач,
Здесь всё не так, как на десятом небе!

Зачем сошла я в адский плен эпох?
Не в первый раз сошла, припоминаю…
Меня просил не делать это Бог!
Отец родимый, променяла стаю,
Отечество небесное – на мир,
В котором войны души обжигают,
В котором боголюди вымирают
Не в смерть, а в жизнь – загаженный трактир.

Но коль я здесь, средь хаоса и мрака,
Доверь мне чудо – воспасти того,
Кто вырвался из лап живого страха,
Кому сегодня плачется легко.
Даруй-доверь редчайшее уменье
Его к твоим законам привести,
Отец небесный, награди терпеньем.
И дочь, свою любимицу, прости!

***

Когда всё обесмысленно и шатко,
Жизнь возвращает смертным имена.
Листва с дерев слетает без остатка,
И рушится сознания стена

Остывшего… под каменной плитою,
Растущего и в высоту, и в ширь…
О, червь… О, чрево… Дивною игрою
Бог увлечён, и Дьявол, и Упырь…

Кого и кто вместил в твоё дыханье?
Чей трепет в голоса людей вселён?
Молчит мудрец. Ликует мирозданье.
И жаждет сон проснуться в новый сон.

Во имя хаотичного порядка
Растёт простор и высится стена,
Когда всё обессмысленно и шатко,
Жизнь возвращает смертным имена.

***

Опять свечи встревоженные слёзы,
Знакомые портреты на стене…
Ожившее дыхание мимозы,
Всё наяву опять, а не во сне.

Любимые, в чьи cмерти я не верю,
И жалкое участие глухих.
Какую завтра выдержу потерю?
К утратам ум разбуженный привык.

Какую завтра выдержу удачу?
К победам не привыкнуть никогда.
Мгновение, себя я так же трачу,
Как ты, не вспоминая о годах.

К началу близясь, становлюсь добрее,
Терпимее и тише становлюсь,
Ни перед кем не закрываю двери,
Ни на кого, как прежде, не молюсь.

И даже если друг задует пламя,
Не осужу, скорей наоборот –
Простив убийцу, выроню не знамя,
Не дорожа твоим судом, народ.

Твоим признаньем иль твоим презреньем –
Мне всё одно, чем тешится толпа!
И лишь свечи родной сердцебиенье
Заставит вздрогнуть, радостно запла…

Заплакать, да. И, улыбнувшись страху,
Ладони протянуть тому, чей стих
Достоин восхождения на плаху —
В бессчётный раз благословенный миг.