Дина Меерсон | Так будьте здоровы

ТАК ЛОМАЕТСЯ ХАМСИН

(Хамси́н (араб. — «пятьдесят») — сухой, изнуряюще жаркий местный ветер южных направлений на северо-востоке Африки (Египет, Судан) и в странах Ближнего Востока. Температура воздуха нередко превышает +40 °C, при штормовой силе ветра.Этот ветер обычно наблюдается после весеннего равноденствия в течение периода, продолжающегося в среднем не более 50 дней. [Википедия].

Каждый раз, когда хамсин заканчивается, об этом счастье говорят: «хамсин сломался»

…а Ветер ему говорит: «Ой, да чё ты ломаешься?»
Но Хамсин строго так в ответ: «Нет — и все. И нет. И все.»

И дальше они разошлись в стороны. Ветер был занят делом: он дул. Ка-ак дунет — и у соседа крышу сорвало. Громко хлопая жестяным крылом, крыша улетела. Это была крыша гаража во дворе, отчаянная, но недалёкая. Поэтому далеко улететь она не могла. Приземлилась тут же, на газоне. Наутро сосед озабоченно воодружал блудную крышу обратно по-над гаражом, в котором, кстати, отродясь он никакой машины не держал. Зато там стояли хозяйственные надобности. Негоже надобностям быть обнаженными. Вот сосед их и прикрывал посредством крыши. А чтоб ей в другой раз неповадно было, он тыкал в нее электродрелью. Теперь крыша надежно распята.

Но распятие крыши будет назавтра. Это я так нечаянно в будущее заглянула.
А сегодня у нас по графику ломание хамсина. Вот, значит, ломается он себе, как положено, трещит по всем швам, аж искры сыплются. А город подумал: гроза. Потому как гром гремит, молния молнит, и маленькая собачка Гулька пугается.

Испугавшаяся Гулька застывает безмолвным памятником. Маленький такой, недвижный памятник с огромными, блестящими глазами. Надо бы ее хватать, покуда не убежала. А бестолковые хозяева спутали слова «Гулька» и «Стирка» и помчались на задний двор спасать полусухие трусы с недосохшими носками. Все это добро веселой кучей было свалено прямо на мать уже сыру землю. Это ветер шалун порезвился. Кажется, дождь начинается — подумала хозяйка и бегом вернулась в дом. Она была женщина строгих правил и на заигрывания ураганного ветра не отвечала. У ветра отняли возможность развлекаться с канатами штанов и парусами рубах. Он обиделся и швырнул наземь распяленную в немом крике сушилку. Земь была та самая, которая мать сыра. Хозяин, как настоящий мужчина, протянул даме руку, помогая сушилке встать на ноги. Дальше ноги пригодились ему самому, потому что их пришлось уносить. Хлынул ливень.

Увидев мокрого хозяина, Гулька дрогнула и пулей метнулась под кровать. Возможно, она пыталась найти там полотенце, отереть страдальца. Но в этой бестолковой квартире даже приличного полотенца под кроватью не сыщешь. Поэтому кто-то из хозяев лег на пол и принялся ворковать: гуль-гуль-гуль. Гулька высунула левую заднюю лапу, за которую и была извлечена на свет божий. И жизнь вошла в колею. Гульку носили на руках, массировали ей ушки, вливали нервоукреплящее снадобье, после чего угощали большого пса Кавая. Он очень любит, когда Гульку лечат, это всегда хорошо и вкусно заканчивается.
Успокоившаяся Гулька чутко дремала на руках. Шел дождь. Хамсина не было видно. И был вечер.

И было утро. Солнце, встретившись с непробиваемым строем туч, махнуло рукой (или чем там машут Солнца?) и озарило этот подлунный мир тускло-золотистым светом. Садовник, явившийся на ежемесячный урок трудотерапии, управился за пару часов. Воздух прогрелся и как-то подозрительно захамсинился. Под недоголубыми небесами великолепными коврами во всем своем изобилии раскинулись розы. Они всегда цветут в это время года, потому что хамсин или не хамсин, а цвести надо.

БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ!

О том, что он от дается во власть всемогущего гриппа, муж объявил в пятницу прямо с утра. Я глубоко вздохнула и приготовилась быть ему родной матерью. Дела, заботы, магазины, аптека. Выходной день. Благоверный лечился градусником. На столе вырос акамол. Меня мое легкое покашливание совершенно не напрягало.

В субботу муж планово хандрил. Я жила по расписанию. С утреца, глядя на опрокинутую в грипп физиономию благоверного, успела смотаться в магазин за баночкой красной икры: мало ли, настанут тяжелые времена, когда ничего в температурящий организм не полезет, а икринки … маленькие … питательные… какая-никакая подмога телу будет.

До обеда я функционировала в штатном режиме. К вечеру выяснилось, что я лежу в койке с градусником подмышкой. «Это грипп», — подумала я и взяла в руки телефон: следовало предупредить завтрашнего тремписта об отсутствии у него тремпа и отказаться от услуг садовника, который рвался именно назавтра подстричь наш газон и кусты. Садовник никак не мог понять, чем мы, гриппующая парочка, можем ему помешать в святом деле стрижки вечнозеленой изгороди. Я представила, как в горячечном бреду зазвучат фанфары и литавры электропилы и железным голосом сказала: через неделю — и ни минутой раньше. Сказала — и погрузилась в грипп.

Инструкция для болеющих гриппом. Самое главное в нашем деле это измерение температуры. А чё еще делать-то? Аппетита нет, сон, мягко выражаясь, неглубокий, полы в квартире мыть как-то неохота. А пытливый ум и руки золотые занять чем-то надо. И тут самое время следить, как ползет, ползет упрямый ртутный столбик. Старый, еще советской выделки термометр работает безотказно, кочует из подмышки в подмышку. Соревнование: у кого ртуть дальше прыгнет. Олимпийские, практически, игры. Периодически в этом секторе для прыжков мы разравнивали песок в ящике, то-бишь, принимали жаропонижающее. Хотелось сбросить накал страстей. Приходилось начинать с чистого листа.

У мужа с акамолом сложились более близкие отношения. Я отдавалась не более двух раз в сутки. Сутки тянулись. Время от времени мы советовали друг другу что-либо покушать. Слова заботы и участия порхали над пустым кухонным столом. Организм, наслышанный о лечении гриппа глубоким питьем, сжимал зубы. На высоте стакана с водой тошнило. Счет шел на глотки, едва ли не на капли: «Ну, кисонька, ну еще капельку…»

Мужа тошнило один день. Дальше они с температурой обнялись и больше не разлучались.

Я от них несколько отставала на марше, зато тошнота прониклась ко мне особым доверием. Она буквально не покидала меня. Периодически мой измученный отсутствием нарзана кишечник рыдал безутешно. В лице появилась интересная бледность. В очередной раз посмотрев на меня из зеркала над раковиной, лицо посоветовало дверь в санузел за собой пока не запирать. Лучше меня найдут в негламурном варианте, чем горячо больному мужу придется еще и дверь ломать. Кто ж знает, когда у него на это сил достанет.

Так мы и жили. Собственно, жизнью этот процесс назвать как-то сложно, но то, что происходило, до смерти все же не дотягивало. Некий промежуточный способ существования белковых тел.

— Кто же за вами ухаживает? — с нескрываемым ужасом спросила по телефону знакомая?

— Собаки, — честно ответила я.

Надо сказать, что собаки у нас идеальные. Их, буквально, не было ни видно, ни слышно. Дважды в сутки муж (реже — я) выползал, держась за поводок от Кавая, на улицу. Кавай спринтерски успевал отстреляться у первого же куста и заботливо вел Хозяина к дому. По дороге оглядывался: следил, чтобы Хозяин не упал. Как в собачьи миски попадала еда, для меня до сих пор загадка. Но ровно через 10 минут вся процедура прогулки и кормления была закончена.

Собаки не бродили по дому. Не играли. Не просились во двор. Кавай не лаял. Гулька не задыхалась. Тишина. Спасибо, что хоть мертвые с косами не стоят.

За три дня тошноты и озноба я успела: отменить запланированную на конец недели вечеринку; написать обещанную веселую песенку-поздравление для приятеля-именинника; получить через сайт нашей больничной кассы справку о нетрудоспособности для работы, а также съесть 1 (одну) порцию овсянки и один мандарин. Еще скормить мужу один омлет — классическое его блюдо во время болезни.

Потом стало полегче. Температура съежилась и уползла. Появилась возможность пить чай и кашлять. Муж съел банку икры.

В четверг я, держась за руль, доехала до ближайшей аптеки и купила мужу сиропчик от кашля. В пятницу назначила себя изрядно поздоровевшей и отправилась в город со списком дел. Выполнить успела ровно половину, включая закупку корма для собак. Домой, в буквальном смысле, приползла и рухнула в койку. Слабость. Муж в четверг вечером попытался прогуляться на занятия — вернулся вскоре, худой и бледный: преподаватель сам гриппует, а сил высидеть три часа все равно нет.

Завтра мы идем на работу. Тремпист построен, садовник активирован, в машине помыты стекла. Кашель сотрясает.

Оценить весь ужас этого кошмара способен только тот, кто сам пережил весь кошмар этого ужаса.

Из домашней беседы:

— Дорогая, мне очень стыдно, что я заразил тебя гриппом.

— Дорогой, стыдно бывает, когда муж заразил жену сифилисом. Это не наш случай.

Дина Меерсон