Александр Гольбин. Спасибо Мао Дзедуну

«Континент» продолжает знакомить читателей с главами из книги Александра Гольбина «Лабиринты судьбы».

Спасибо Мао Дзедуну

Наука почти всегда экспериментально подтверждает то, что говорили необязательно образованные, но знающие жизнь люди. И не обязательно старики. Не тот умён, кто долго жил, а тот, кто много пережил. Потому, что их лабораторией были реальные ситуации. А говорили мудрые люди, что высоким, кудрявым, симпатичным – везде у нас дорога, и везде они любимчики. И наука это подтвердила. А как насчёт малорослых очкариков, у которых ко всему еще «инглиш нот перфект»? Ясное дело – им суждено ходить в нелюбимчиках.

Это я про свою карму.

Короче, я не так уж удивился, когда меня люто невзлюбил шеф отделения неотложной помощи, где я проходил ординатуру. Шеф был голливудский красавец – высокий баскетболист с густой шевелюрой. Он был из тех, кто знает себе цену. Всех этих иммигрантов, заполонивших страну, он презирал за то, что они крадут у него его Америку.

Он президентствовал в комитете по резидентуре с гордым осознанием своей безграничной власти над чужеродными пришельцами. Его принцип правления был царственный: «Кого люблю – жалую, кого не люблю – казню!». Так он и поступал с нами – ординаторами, то есть, новичками-резидентами первого года.

Вольный перевод слова «ординатор», в понимании шефа, почти соответствовал русскому «слуга». Почему «почти»? Потому, что «ординатор» не только должен быть рад услужить, но и прислуживать ему не должно было быть тошно.

За год до моего поступления в резидентуру вышло постановление об ограничении часов работы врачей-резидентов «всего» до 80 часов в неделю. До этого, время работы резидентов было неограниченно. Участились случаи врачебных ошибок и самоубийств. Появилось несколько громких скандалов, в результате чего «рабство» резидентов было отменено. Официально. Ну, а не официально – это уже на усмотрение начальства. Каждый местный медицинский боссам составляет расписание дежурств.

Моё расписание дежурств выглядело так: день, ночь, день (до 7 вечера). Ночь отдыха, потом опять – день, ночь, день. Ночь отдыха и опять. И так по два-три месяца. Впрочем, это было нормально. Нелюбовь шефа проявлялась в том, что мне и другим таким же «работникам второго сорта» вменялось в обязанность работать без остановок.

Мы носилисль от одного пациента к другому, сами снимали одежду и мыли поступавших с травмой или алкогольным опьянением. Тут же сами брали кровь и неслись в лабораторию, где сами делали анализы на причину потери сознания – то ли диабетическая кома, то ли алкогольная интоксикация, наркотики, а то и всё вместе. К пяти утра все анализы должны были быть расшифрованы, диагнозы выставлены, и доложены старшему по званию – резиденту второго курса. Тот, после проверки, докладывает старшему резиденту, и к семи часам утра всё замерло в ожидании Его Сиятельства – нашего шефа. Боже упаси сделать ошибку, или не суметь взять кровь у пациента по причине падения у того давления крови! Не приведи Господь перепрыгнуть через головы и позвонить ночью дежурному врачу!

Вообще-то нам должны были выделять время для подготовки и для сдачи проходных экзаменов. На первой же встрече шеф мрачно намекнул, что я должен «научиться учиться» в рабочей обстановке.

Любимым его занятием было вызывать меня на собеседование сразу после полутора суточного дежурства и обстреливать меня тяжелым орудием медицинской статистики и сугубо специфическими вопросами. Не имея времени на подготовку, я понятия не имел, о чем идет речь. Заканчивалось это «избиение младенца» восклицанием, что большей бездари, чем этот русский он не видел, и он будет рассматривать вопрос о моём отчислении из резидентуры. Неудивительно, что после такой выволочки, очередная наступающая ночь была для меня бессонной.

Ситуация ухудшалась день ото дня. Я ходил по стенке и боялся водить машину, оставаясь ночевать в клинике. Однажды, когда шеф в очередной раз вызвал меня к себе на «экзекуцию», я сел в его приёмной и… заснул на стуле. Меня разбудила секретарша, дёргавшая меня за рукав и шепотом предупреждавшая, что идёт «он».

– За что он меня так ненавидит? – обреченно спросил я, уже сам мечтающий, чтобы меня выгнали поскорее. Вот уж отосплюсь всласть!

В поведенческой психологии есть такое расплывчатое понятие: «выученная беспомощность» (learned helplessness). Это, конечно, заумь. На самом деле это можно выразить просто – «синдром избиения». И значение его ясно: когда тебя долго бьют, тебе уже становится всё равно. Не важно, бьют физически или морально. Представляете, сколько людей могут отнести это понятие к себе?!

– Иди спать, студент, – сказала секретарша. – Я скажу, что ты заболел. А не любит он тебя потому, что он фанатичный поклонник Мао Цзэдуна и считает что вы, русские, выступаете против Мао.

Я был в шоке – причём тут Мао? Может, я галлюцинирую от нехватки сна? Ну, был бы антисемит, я бы ещё понял, дело привычное…

Выспавшись и улучшив момент, я опять пришёл к секретарше и попросил объяснить, что происходит. Она мне тихонько поведала, что шеф помешался на идее, будто Америка гибнет от засилья иностранцев и русской агрессии. Спасти мир может только Китай с его гениальным вождём, великим Мао. Шеф пишет стихи в стиле Мао, верит в Великую Китайскую революцию, которая вот-вот придёт сюда.

– Ты здесь всего лишь второй русский, – сказала она, и добавила участливо: – И тебя он, скорее всего, тоже выпрет. Вот тебе мой совет – иди и штудируй Мао!

Как вам это нравится?! Учить Мао вместо «Неотложной помощи при…»?!

Из моей непутёвой жизни я извлек один важный урок – уважайте секретарш! Секретарша твоего шефа – самая важная персона, потому что она знает все его секреты, все его сильные и слабые стороны и, следовательно, секреты твоего выживания.

И хотя я мало что понял из того, что мне поведала секретарша, все же счел благоразумным последовать её совету. Зашел в университетскую библиотеку и попросил срочно найти для меня сочинения Мао Цзэдуна на английском и русском языках.

– Какие именно сочинения Мао Цзэдуна вам нужны срочно? – вежливо поинтересовался библиотекарь. Как это ни странно, мой экстравагантный запрос был воспринят совершенно спокойно. Здесь уже никто ничему не удивляется.

– Все, какие есть, – махнул я рукой.

– В нашем фонде таких книг нет, но я закажу их из филологического департмента.

После долгих раздумий я пришёл к выводу, что феномен моего шефа, хотя он и особенный, на самом деле не такой уж редкий. Сколько людей подвергаются «философской интоксикации», заражаясь какой-то идеей! Чтобы свернуть шею нормальной логике, необходимы всего четыре фактора: неудовлетворённость настоящим, поиск харизматической идеи, харизматический лидер и группа фанатиков вокруг тебя. И тогда, если информация ограничена, через какое-то, весьма непродолжительное время наступает озарение величием цели. Ты ощущаешь себя избранным, принадлежащим к братству только тебе подобных! И появляется смысл в жизни. А все остальные – что ж, им не дано… А может, они и враги?!

Сколько таких идей и в жизни, и в науке, и политике! Идея погубить нынешнее поколение, чтобы будущие были счастливы – разве это не из серии наивных утопий, когда, взобравшись на вершину власти, «утопливают» в крови всех и вся? Сталин и Мао – проповедники и убийцы во благо будущего счастья.

Штудируя Мао, я думал о том, что и у нас был «великий кормчий», отец всех времён и народов, который тоже мнил себя литератором…

Впрочем, вопросы высокой философии и политики интересовали меня меньше всего. Мне надо было выжить. Любой ценой! Час моего восхождения на эшафот приближался. И я решился на авантюру.

Войдя в кабинет шефа, не дав ему времени открыть рот и изничтожить меня в очередной раз, я выпалил, будто давно хотел ему признаться в том, как я всегда восхищался Мао Цзэдуном. Можно сказать, что именно эта любовь вызвала неприязнь русских властей ко мне, поскольку я ставил «великого кормчего» выше Сталина.

Не давая шефу опомниться, я поведал, что в тайне изучал жизнь и литературное наследие великого Мао. Я знаком с его произведениями «Чангша», «Снег», читал поэму «Ода расцвету слив» на русском языке. Теперь я пытаюсь выучить английский настолько, чтобы иметь возможность обсуждать глубокие мысли кормчего с таким авторитетным «маоистом» как шеф.

Я даже знаю, как сказать по-китайски стержневой лозунг Мао, применимый ко всем обстоятельствам жизни, включая мой медицинский тренинг в вашей клинике. И я, грассируя, как профессиональный актёр, продекламировал: «Ибу ибу ди дада муд!». Не поняли? А зря. Это означает: «Шаг за шагом иди к победе!». Что мы и делаем в резидентуре и в жизни. Идем к победе! Кто, как и чем может.

Дальнейшее развитие событий в кабинете шефа походило на встречу вождей двух братских народов, например, Брежнева и Кастро. Объятий и поцелуев не было по причине разницы в росте, зато был чай и душевный разговор.

Возможно, моя авантюра не вызовет у вас восторга, но зато я остался живой. Скажу вам больше – я перешёл в «любимчики». Не стало больше ночных дежурств по несколько смен подряд или в праздники. Уже спрашивали меня, когда мне будет удобно прийти на тест, а не вызывали сразу после ночной смены. Я рассказывал другим резидентам о доброй секретарше и советовал учить Мао Цзэдуна. Надо мной смеялись.

Перед экзаменом с шефом, пока мои сокурсники зубрили одиннадцать способов неотложной помощи при болях в животе, я, поспав пару часов, заглянув в учебник через голову партнера, почитав цитаты Мао, бодро шагал в кабинет к шефу. Поговорив на медицинскую тему пару минут, мы принялись оживленно обсуждать, каким Мао видел счастливое будущее трудового народа Китая и всего мира. Я с удивлением услышал, что наш родной лозунг: «Трудовые будни – праздники для нас!» выдвинул Мао, а не Сталин. Кто у кого списал? Или великие мысли приходят в голову великих одновременно?

Закончил я курс неотложной медицинской помощи на «отлично».

Какая отсюда мораль? Мне ничего другого не остается, как только сказать спасибо Мао Цзэдуну за мое счастливое медицинское детство!

А мораль для вас? Вам мораль не нужна. Надеюсь, что вы и так ходите в любимчиках!

Александр Гольбин

——————————— 

* Заказать книгу можно на amazon.com («Labyrinths of Destiny» by Aleхander Golbin)