Александр Таиров – рыцарь поэтического театра

Имя Таирова сегодня не столь известно, но когда Михаила Чехова в 1955 году на лекции в Голливуде попросили назвать выдающихся русских режиссёров, определивших лицо мирового театра, он назвал Станиславского, Немировича, Мейерхольда, Вахтангова и Таирова. Театральная вселенная в 1910-20-х годах знала две жизнетворящие системы – мхатовскую и мейерхольдовскую. Таиров начал с полемики, выступив против «натурализма» Станиславского и «условности» Мейерхольда, и создал свой театр, назвав его скромно – Камерный. Театр жил полной жизнью 35 лет (1914-49), и след его в искусстве оказался глубоким и неповторимым. 

Осуществлённая мечта мальчика из Бердичева

Во всех биографиях Таирова указан год и место его рождения –1885 год, Ромны Полтавской губернии. Отец мальчика, Яков Рувимович Коренблит, руководил двухклассным еврейским училищем в Бердичеве. Мать, Мина Моисеевна, рожала первенца, нуждаясь в помощи по слабости здоровья, у родителей в Ромнах. Но детство будущего режиссера прошло в Бердичеве. Именно здесь он увидел мальчиком антрепризные спектакли братьев Роберта и Рафаила Адельгейм, и судьба его решилась.

Братья Адельгейм получили театральное образование в Вене. Артисты старой немецкой школы, они предпочитали классический репертуар, но не чурались мелодрам и трагикомедий. Они гастролировали по всей России: Витебск, Самара, Красноярск, Тюмень, Москва, Варшава… В семействе не один Александр оказался «ушиблен актёрством». Его тётушка, сестра отца, подвизалась на провинциальной сцене. По её настоянию племянник отправился к ней в Киев, где провёл 10 лет. В это же время там учились Булгаков, Экстер, Луначарский, Эренбург, Паустовский, с каждым из них его пути в дальнейшем пересекутся. Киев очаровал его, а Бердичев он никогда не упоминал.

Гимназистом Александр играл в любительских спектаклях; труппа даже выезжала на гастроли, в его активе – роли Незнамова и Карандышева. Родители, как многие евреи, мечтали, что сын станет врачом или адвокатом. Его страсть к театру приводила их в отчаяние, и он, трепетно любивший отца, обещал ему получить высшее образование. Слово он сдержал: диплом юриста, проучившись 10 лет в Киевском и Петербургском университетах, получил. Но и своему призванию не изменил.

Будучи студентом, он присоединился к антрепризе Бородая. У этого честного и ответственного человека с его любовью к порядку и точности учился он постановке театрального дела. Решив связать себя с театром, он берёт себе фамилию Таиров (таир – орёл по-арабски) и, уведомив родителей, переходит в лютеранство, чтобы не быть стеснённым чертой оседлости. В это же время Александр женится на своей двоюродной сестре Оле, студентке физмата Бестужевских курсов, приехавшей из Петербурга в Киев погостить у родственников. Оба они родственными узами связаны с семьёй Венгеровых. Ранний брак отвечал убеждениям юноши, что женщины – главное содержание мира. Через год родилась их дочь Мурочка.

К этому времени Таиров уже в Петербурге, куда его пригласила после прослушивания сама Комиссаржевская, будучи в Киеве на гастролях. Он поклонялся её таланту и был бы счастлив, если бы не явная неприязнь Мейерхольд, в ту пору режиссёра театра Комиссаржевской. Впрочем, самого Таирова система Мейерхольда не удовлетворяла, и он с радостью принял предложение «мхатовца» Гайдебурова примкнуть к его передвижному театру. За три года работы с ним Таиров объездил всю страну, переиграл массу ролей, и всюду его сопровождали Ольга с дочкой.

Его всё больше влекла режиссура. Некоторое время он заведовал художественной частью театров в Симбирске, Риге. Судьбоносным оказалось приглашение в Свободный театр Марджанова в Петербурге, где продолжилось знакомство и общение с Блоком, Кузминым, Венгеровыми, Бальмонтом, Брюсовым, Луначарским. Здесь в 1913 году он поставил два спектакля. Один из них – мимическая драма без слов «Покрывало Пьеретты» А. Шницлера – Э.Донани – явился своеобразным вызовом Мейерхольду с его «Балаганчиком». Но важнее всего – встреча с актрисой Алисой Коонен, сыгравшей Пьеретту. Она определила весь его творческий путь, всю его жизнь. 

Камерный театр – беззаконная комета

Закрытие Свободного театра повлекло открытие Камерного в декабре 1914 года. Всё сложилось как нельзя лучше. Вокруг Таирова собрались актёры-единомышленники, многие пришли из Свободного театра, рядом – верные друзья-художники: Кузнецов, Гончарова, Ларионов, Веснин, братья Стенберги, Судейкин, Якулов, Экстер, Лентулов. И с помещением всё решилось удачно: был снят особняк XVIII века на Тверской. Но главное его сокровище – Алиса Коонен, создавшая неповторимые образы гордых, скорбных, мятежных, обречённых, всегда опалённых страстью героинь. Для неё и только для неё существовал театр Таирова. Азбука Камерного театра – это азбука их любви, их мечты. Любимая воспитанница Станиславского, она стала ученицей Таирова. Он огранил её талант и раскрыл перед ней целый мир. Ему посвящена её книга, изданная посмертно, «Страницы жизни» (1975).

Таиров создал «синтетический театр», предполагающий соединение музыкальности, скульптурности и ритмичности. Он воспитывал синтетического артиста, от которого требовал мастерства вокала, пантомимы, хореографии, погружения в высокое драматическое начало. С этой целью при театре сразу открылась школа-студия, через 15 лет она станет настоящим вузом. В ней преподавал он сам, лучшие профессора-искусствоведы и мастера сцены. Коонен вела уроки импровизации.

Таирову были подвластны все жанры от мистерии до арлекинады, мелодраму он мог поднять до трагедии. Отказываясь от конкретики, Таиров и его художники предлагали обобщённый тип места действия как в античном, средневековом, шекспировском театре. Игрой света и цвета Таиров добивался потрясающей зрелищности. Его эстетика совпадала, а подчас и опережала художественные искания английских, немецких и французских режиссёров. Камерный театр был типично европейским, это понимал и приветствовал Луначарский, ставший в 1918-м Наркомом просвещения, это понимал, но осуждал Сталин. «Буржуазный театр», – вынес приговор вождь-душегубец.

Таиров тяготел к классическому репертуару: пьеса по индийской легенде «Сакунтала», с которой начался Камерный театр, возобновлённое «Покрывало Пьеретты», «Соломенная шляпка» Лабиша, разыгранная в стиле французского водевиля, «Ужин шуток» в постановке Мариуса Петипа-сына, «Фамира Кифаред» Анненского, где впервые блеснул Николай Церетелли, сын бухарского принца и внук эмира. Этим спектаклем завершился первый самый трудный период жизни театра, когда актёры играли без жалованья, хозяева особняка грозили выкинуть театр на улицу, что и случилось в самый разгар Февральской революции.

Но театр не пропал. При содействии прославленных актёров Яблочкиной и Южина труппу приютило Театральное общество. В книге «Записки режиссёра» (1921) Таиров писал: «И если есть некое чудо в том, как возник Камерный театр, то ещё менее поддаётся нормальному объяснению, как мог он жить и с нечеловеческой интенсивностью вести свою работу в той убийственной атмосфере постоянной неуверенности в каждом грядущем часе, которая его окружала более трёх лет». Таиров, с его беспокойным, неугомонным характером, его Муза Алиса Коонен и молодой художественный коллектив с его безграничной верой в звезду режиссёра – вот perpetuum mobile театра, в нём секрет чуда. 

«Огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля»

– так определил события 1917 года Мандельштам, один из немногих, кто провидел за ними грядущие сумерки свободы. Но для Таирова и его театра поворот руля поначалу сулил новые возможности. Нарком Луначарский принял его под своё крыло, и это обернулось возвращением театра на Тверскую, значительным расширением зрительного зала, присвоением ему звания академического и разрешением многомесячных гастролей за рубежом в 1923 и 1925 гг. На них выезжала вся труппа из 60 человек и 5 вагонов реквизита.

К этому времени в репертуаре театра почётное место занимали «Саломея» Уайльда, музыкальная эксцентриада по оперетте Лекока «Жирофле-Жирофля», мелодрама «Адриенна Лекуврер» Скриба, поднятая до трагедии, блестящий зрелищный спектакль, настоящее «каприччио по Гофману» «Принцесса Брамбилла», трагедия «Федра» Расина в переводе Брюсова с включением сцен из Еврипида, «Человек, который был четвергом» по роману Честертона, где люди века торжествующей машинерии представали как манекены. И в Париже, и в Германии их принимали восторженно. Вместо планируемых 5 недель гастроли продлились 7 месяцев. Оба наркома, Луначарский и Литвинов, сочли, что триумфальные гастроли советского театра за границей – это не только художественная, но политическая победа. 10-летний юбилей Камерного отметили торжественным спектаклем в зале Большого театра. В первом отделении показали последний акт «Федры», а затем зажигала «Жирофле-Жирофля», вызвав бурное веселье публики. Таирову и Коонен присвоили звания заслуженных артистов.

В последующие годы Таиров создал ряд интереснейших спектаклей, среди которых «Гроза» Островского, трилогия О`Нила, из которой самая известная – «Любовь под вязами», «Святая Иоанна» по Бернарду Шоу, оперетта Лекока «День и ночь», трагедия Газенклевера «Антигона», трагический фарс молодого Брехта «Опера нищих». Театр успешно гастролировал по Союзу. За 5 лет объездили все большие города: Киев, Баку. Тбилиси, Ростов, Свердловск… Читатель может недоумевать: к чему перечислять спектакли Камерного театра? Но ведь сам Таиров, когда его просили рассказать или написать о своей жизни, начинал перечислять постановки. Это был человек одной страсти.

Бурные тридцатые в жизни Камерного театра

В 1930 году началась капитальная перестройка здания, а потому труппа была отправлена на длительные гастроли за границу. Маршрут: Германия, Австрия, Чехословакия, Италия, Швейцария, Франция, Бельгия и страны Южной Америки: Бразилия, Уругвай, Аргентина. В Европе театр уже знали, ждали, загодя раскупали билеты, а неведомую Южную Америку, до которой плыли целый месяц, предстояло покорить.

В Европе большой интерес вызвали спектакли по «Грозе» и пьесам О`Нила, а экспансивные латиноамериканцы, для которых страна Советов была terra incognita, бурно выражали свой восторг от самой встречи с русскими. «Cаломею» играли 14 дней подряд. Дополнительный спектакль дали для малоимущих по дешёвым билетам, чем окончательно завоевали сердца. Долгий обратный путь согревало сознание, что в их лице советское искусство и на этом континенте одержало победу.

Радость возвращения была омрачена состоянием театра: реконструкция только началась, хотя оговоренный срок её завершения прошёл. Пришлось отправляться на гастроли в Ленинград, затем в Харьков. Между тем, Таиров ещё до отъезда за рубеж задумал поставить цикл современных советских пьес и договорился с некоторыми драматургами. Репетиции начались в разгар строительных работ, в холоде, сырости, под стук молотков. Таиров мечтал о пьесе героического плана, которая бы воплотила правду сурового времени. Найти такую было нелегко. Поистине находкой стала пьеса Вс.Вишневского. Она вызревала в долгих беседах с Таировым. Не вытанцовывалось название. – Я понимаю, что это трагедия. Но пьеса-то оптимистическая, – волновался Вишневский. – А почему бы так и не назвать – «Оптимистическая трагедия»? – вмешалась Коонен. – Ура! – с этим возгласом автор заключил в объятья будущего Комиссара, героиню пьесы, прототипом которой была Лариса Рейснер. После Саломеи, Адриенны Лекуврер и Федры это была коронная роль Алисы Коонен. Её партнёром по сцене был Михаил Жаров в роли матроса Алексея.

На читке первой советской трагедии у наркома просвещения Бубнова присутствовали Ворошилов, Будённый и представители высшего командования. Они одобрили пьесу. Пошли репетиции. Таиров привлёк к работе военных моряков. Они следили, чтобы в спектакле не было никаких нарушений морских правил. Актёры в свою очередь наблюдали за повадкой моряков, ведь у них своя походка, особая выправка. Работали с большим подъёмом.

На просмотре в 1933 году присутствовали члены Реввоенсовета во главе с Ворошиловым, а в партере сидели красноармейцы и моряки из подшефных частей. Зрители принимали спектакль с необыкновенным энтузиазмом. Среди действия вскакивали, кричали «ура», аплодировали. Театр получил разрешение печатать на афише «Посвящается Красной Армии и Флоту».

Год 1934-й – это год 20-летия театра, которое было пышно отпраздновано. Таиров и Коонен получили звания народных артистов Республики, а ряд актёров – заслуженных артистов. В дни общего ликования Таиров уже был всецело поглощён замыслом спектакля о Клеопатре. В «Египетских ночах» он соединил фрагменты пьес Шоу и Шекспира, где действует царица Египта, включив между ними интермедию из Пушкина. Музыку к спектаклю написал Сергей Прокофьев. Кое-кто был удивлён смелым экспериментом Таирова, а Гордон Крэг, английский режиссёр, пришёл от него в восторг.

В приветственном юбилейном адресе Художественного театра Станиславский и Немирович-Данченко писали: «Вы поставили и разрешили ряд проблем, нашедших отклик едва ли не во всех театрах Советского Союза, – вы по-новому подошли к оформлению спектакля, к проблеме сценической площадки, к вопросам ритма и музыки». И это признание исходило от корифеев сцены, против которых Таиров выступал с открытым забралом. Честный, большой, глубокий художник, он мог бы с гордостью оглянуться на пройденный путь, но Таиров не умел оглядываться, он был весь устремлён в будущее.

Птиц бьют на лету

Чувствовал ли Таиров, что в середине 30-х уже наступили сумерки свободы? Ведь юбилей театра совпал с волной репрессий, накрывших Ленинград после убийства Кирова. Умер Луначарский, отстранённый от поста наркома просвещения, да и дни Бубнова на этом посту были сочтены; ждал ареста Шостакович после разгрома «Катерины Измайловой»; загубили булгаковского «Мольера»; сгущались тучи над Мейерхольдом и его театром. А Таиров задумывает как продолжение цикла музыкальных комедий воскресить комическую оперу Бородина «Богатыри», весёлую смешную сказку о глупых, ленивых и трусливых псевдобогатырях Авоське и Небоське, Чудиле и Купиле. По настоянию старого партийца Керженцева, председателя Комитета по делам искусств, прежний текст, по-старомодному наивный, в чём была своя прелесть, был дан в переделку Демьяну Бедному, который его «осовременил». Таиров уже понимал, что против реперткома нет приёма, и скрепя сердце согласился. Спектакль у зрителя имел успех, но был снят с репертуара как идейно порочный, искажающий историю. К тому же Демьян Бедный в эту пору вышел из высочайшего доверия. И пошла охота…

Желая спасти театр, Таиров перешёл исключительно на советский репертуар. Тем не менее, Камерный театр был слит с Реалистическим, а затем было предложено ехать на Дальний Восток выступать в Домах Красной Армии. За время их отсутствия был закрыт театр Мейерхольда, арестован его создатель, зверски убита его жена – Зинаида Райх, уволен нарком Литвинов, расстрелян нарком Бубнов.

А Таиров вопреки всему ставит флоберовскую «Мадам Бовари» с Алисой Коонен в главной роли. Она и стала её лебединой песней. Спектаклю, который сопровождала музыка Кабалевского, рукоплескали в Хабаровске, Москве, Ленинграде, где театр застала война. В её первые страшные годы часть труппы без театрального имущества и даже личных вещей отправилась в эвакуацию: вначале в Балхаш, где играли в клубе, а затем в Барнаул. Простоев в работе не было. В Москву вернулись в октябре 1943-го, а в декабре сыграли 750-й спектакль «Адриенна Лекуврер».

30-летие театра было отмечено премьерой спектакля «Без вины виноватые» Островского, он был принят публикой горячо. В зале присутствовали «старики» Малого театра, театра Островского: Яблочкина, Рыжова, Турчанинова. Щепкина-Куперник. Отрадину-Кручинину играла Алиса Коонен, которой дочь Ермоловой накануне подарила веер своей прославленной матери, ведь она первой выступала в этой роли. Это был триумф!

Пять лет Таиров, превозмогая болезнь, ведёт свой корабль, репертуар полнится советскими пьесами, причём халтуре и пошлости поставлен заслон. Но, как сказал поэт, «расчислен распорядок действий, и неотвратим конец пути»… В 1948 году убит Михоэлс. В 1949-м закрыт Камерный театр, иначе говоря, с «чуждыми буржуазными играми» покончено. Не прошло и года, и Таирова не стало. Прошло 65 лет, подобного Мастера у нас в театре не появилось. Место его Галатеи, Алисы Коонен, пережившей Учителя и Друга, до сих пор остаётся на сцене вакантным.

Грета Ионкис