Алексей Курганов | Жертва рекламы, или Как Васька Клопов на пятнадцать суток угодил

Нынешние бизнесмены – такие шутники, что хоть стой, хоть падай, хоть сразу ему в морду заезжай. За ихние шуточки и прочее глумление над трудящимися массами. У нас один такой бизнесменствующий «шутник» чего месяц назад удумал? Он на двери своего магазина написал: «Рекламная акция! Кто сегодня разденется до исподнего, тому товары бесплатно!». Но не подписался. Понял: подписываться чревато. Тот, кому товара не хватит или кто опоздает, запросто может физиономистику начистить. В смысле, в морду ему, хозяину, насовать. Потому что народ у нас такой. Немудрёный, зато чувствительный. Не разрешает над собою шутковать. Любит, чтобы всё по-честному, а не по бизнесменьему.

А Васька Клопов в этот день был как раз с ночной смены. И утром по пути с завода привычно зашёл на площадь с памятником то ли космонавтам, то ли сталеварам, то ли жертвам революции, где в углу располагался дом под номером два, в котором жила знакомая самогонщица. Она про этот магазин и эту акцию ему и рассказала. Вот же какие бывают бесстыжие бизнесмены, сказала эта самая Дуська (самогонщицу Дуськой звали. Фамилия – Расфуфаева). Ничего святого. Одна лишь похабная игра на низменных человеческих слабостях и животных инстинктах. После чего Дуська бретельку лифчиковую поправила, вздохнула почему-то жалостливо и уставилась на Ваську вопросительным взглядом. Дескать, ну, чего? Пойдёшь, что ли?

– А сама чего ж? – недоверчиво спросил Васька. Он Дуське не поверил. Он подумал, что Дуська врёт. Она любила врать. Она же самогонщица! Не ум, честь и совесть нашей эпохи!

Дуська в ответ жалобно шмыгнула носом.

– Пошла бы, да не могу. Сейчас должна гавнососка приехать ассенизаторская, в уборной уже всклень, и мамашу жду из деревни. Мамаша обещалась картошки привезть. И огурцов с хреном. Так пойдёшь?

– А чего ж! – согласился Васька. Аргументы с переполненной уборной и картофельной мамашей его убедили. Хоть и самогонщица эта Дуська, а иногда и у ней пробуждается совесть. Если не врёт.

– Тем более, что я сейчас в душ после смены сходил, сполоснулся, – продолжил он. – Так что от меня не очень чтобы сильно воняет. Правда, трусы надел старые. Новые я дома забыл. Новые-то у меня чистые, а в этих я уже пол-месяца хожу. Или даже больше. Года два.

– Да кто там тебя нюхать собирается! – фыркнула Дуська. – А за то, что я тебе рассказала, ты мне там колбасы возьми. И пачку соли. И пачку пельменей. Мы с моим пельмени очень любим. Мы их даже целую трёхлитровую кастрюлю можем запросто поесть. Или даже пяти, если с майонезом. Возьмёшь?

– Но пасаран! – на чистейшем испанском ответил ей Васька. Он любил блеснуть своими выдающейся грамотностью и великолепной эрудицией перед людскими массами. Особенно перед бабами. Особенно перед неграмотными и не эрудированными. Особенно перед теми, которые пельмени любят. С майонезом, огурцами, хреном и самогонкой.

И пошёл. И пришёл. Смотрит: действительно! Не обманула Дуська! Народ перед магазином энергично так раздевается, на приступочках одёжу складывает и в одних трусах и лифчиках стремительно следует к витринам и стеллажам. Васька тоже быстренько растелешился и тоже стремительно влился в могучее течение этих покупательских, точнее – халявно-потребительских народно-трудящихся масс.

Он, Васька, действительно умный. Сразу умеет определять главную стратегическую цель. Поэтому он чего сразу сделал-то? К стеллажу с алкогольными напитками рванул. Вот какой сообразительный! Не зря его фотографический портрет третий год на заводской Доске Почёта висит! Туда, на Доску, бесполезных не вешают! Там одни сплошь умные. В смысле, передовики с ударниками.

Так что прибежал, смотрит: не один он, оказывается, умный. Все другие тоже умные и сообразительные, потому что бутылок больше нет. Всё расхватали. Осталась одна разбитая, из которой чего-то там грустно капало. Может, даже вожделенный массами алкоголь.

Васька, понятно огорчился. Но не сдался. Подбегает к администратору (тот, в отличие от присутствующих, одетым был. В брюках, пиджаке малинового цвета и даже «бабочке»).

– Товарищ, – говорит ему Васька пока что вежливо и пока что ласково. – Водка-то на стеллаже кончилася. Уж попрошу вас срочно распорядиться пополнить запас.

– Обойдётеся, – услышал он в ответ откровенно грубое, даже хамское. – Водка – товар не первой необходимости. Мы насчёт водки никому ничего не обещали. Вон, брынзу берите. Тем более, что у неё с завтрашнего дня срок начнёт просрачиваться. Так что всё равно выкидывать. Как говорится, лучше в вас, чем в унитаз.

– Это как же понимать? – даже несколько растерялся такому неприкрытому нахальному откровению Васька. – На хрен мне ваша брынза? Тем более, что у меня на брынзу аллергия! Давайте вернёмся к водочной теме. У вас же на двери насчёт ущемления водки ничего не написано!

– Мало ли, где чего написано и где не написано, – услышал он в продолжение. – На сарае х… (и администратор, нимало не смущаясь, произнёс совершенно неприличное слово из трёх букв), а там дрова хранятся.

– Значит, не принесёшь? – набычился наш великолепный герой-производственник.

Администратор в ответ лишь совершенно нагло ухмыльнулся. Дескать, ага. Щас. Разбежался. Прям спешу и падаю. Ловите в обе руки. Иди лучше трусы простирни, пьянь подзаборная.

Нет ничего такого он, конечно не сказал. Но Васька по его ехидным глазкам всё это невысказанное сразу понял. Понял и ничего ему тоже не ответил. Только сунул со всего размаха в ухо. В левое. И пока этот хлыщ в малиновом липсердаке, закатив свои ехидные глазки, бесчувственно валился на магазинный пол, добавил ему в другое ухо. В правое.

Но не волнуйтесь граждане! Всё закончилось удивительно благополучно! И администратор, как это ни странно, остался жив, и Ваське дали всего пятнадцать суток! Учли его великолепные заводские характеристики. И что он с Доски Почёта уже три года не слезает, и что Почётных грамот у него как в гнилом лесу мухоморов.

А акцию эту рекламную судья признал недопустимой в отношении нравственности и морали. В смысле, что оскорбительна она для народных покупательских масс и их животных инстинктов. Что тоже послужило для Васьки смягчающим обстоятельством. Так что две недели он тротуар мёл на площади с памятником космонавтам-сталеварам-жертвам революции. Особенно тщательно подметал около углового дома номер два. Прямо с утра и до самого вечера буквально чуть ли не вылизывал окружающие этот дом тротуары. За что его можно было бы хвалить и приветствовать, если бы не его становящееся к вечеру совершенно пьяным животное состояние. Тамошний надзирающий милиционер прямо-таки натурально удивлялся: и где берёт? От этой площади с памятником то ли космическим революционерам ,то ли революционным сталеварам до ближайшей распивочной – два километра по сильно пересечённой местности! К тому же у этого прощелыги с собой нету ни копейки! Каждое утро обыскиваем! И, тем не менее, каждый день к вечеру пьяный буквально в лыжу! В долг, что ли, кто его тайно угощает? Вот же чёрт какой ловкий! Не зря его с Доски третий год не снимают! Не зря у него Почётных Грамот, как у сучки блох! Отпустить его, что ли, домой на пару часов, трусы сменить? А то ведь рядом стоять невозможно из-за исходящего от него удушающего аромата!

Алексей Курганов