Анатолий Курчаткин | Ей же богу, ничего не выдумываю!
С какого возраста человек помнит себя? В принципе, мы все знаем, что устойчивая человеческая память о себе начинается с возраста 4-х лет. Чуть раньше, чуть позже.
Сартр писал, что помнит себя с младенчества. Или даже чуть ли не с утробы матери. Я точно не помню, как у него это выражено. Кажется в «Словах». Давно уж читал их. Многие, знаю, посмеиваются: мало ли что там навыдумывал Сартр!
Но я тоже помню себя в младенчестве. Причем знаю, что мне 9 месяцев. Откуда знаю свой возраст – это для меня загадка. Мать кормит меня грудью, я, естественно, сосу ее – вот и все воспоминание. Но помню место, где это происходит: в маленькой комнате родительской квартиры отца, в которой живут отец с матерью, бабушка Катя, мать матери, и моя старшая сестра, мать сидит на стуле напротив двери, поставленном к ней спинкой. Почему такое неудобное место выбрано ею для кормления младенца? Ну, тогда я не знал, а потом-то смог понять: более удобного места просто не было. Комната была величиной в 9 кв. метров, а в ней пятеро – пойди разместись. Что еще любопытно: я в этом воспоминании не какой-то особый, иной, младенческий, а именно я, каким буду помнить себя и в пять лет, и десять, и пятьдесят – все я.
В этой квартире отцовских родителей мы жили почти до моих 3-х лет. Очень стесненно жили, квартира была «уплотнена» беженцами, отчего и пять человек на девять квадратов. И вот в памяти еще несколько, как вспышки, воспоминаний о той поре, когда мы там жили. Дело на кухне, пылает в открытых конфорках печи огонь, бабушка Катя готовит обед, а я сижу напротив печи на разделочном столе с болтающимися ногами, посаженный туда, видимо, чтобы не мешал. Надо полагать, родители на работе, сестра в садике, а меня некуда пристроить, лучшего места, чем этот стол, не нашлось. И как ясно я вижу языки пламени в конфорках пылающей печи из нынешнего дня – стоят, как говорится, перед глазами. А трех лет мне еще точно нет (я же говорю, мы уехали от родителей отца, когда тех мне еще не исполнилось), может быть, мне даже всего лишь немного за два года, ну, два с половиной: когда готовят еду на печи? – в зимнее и вообще холодное время, и значит больше двух с половиной быть мне не могло.
Помню еще, как сестре подарили на день рождения набор деревянных кубиков в большом фанерном ящике, это опять-таки точно та, квартира отцовских родителей, играл этими кубиками, естественно, и я, вот в памяти, как летом, выйдя на улицу с особо большим, любимым кубиком, забираюсь, держа его в руках, по длиннющей лестнице на свой второй этаж, ступеньки велики для меня, и я одолеваю их на четвереньках.
Перебирались мы, как тогда говорили, на «новую квартиру» месяца за полтора до моего трехлетия. Отец с матерью и старшей сестрой уехали на грузовике, а мы с бабушкой Катей, у которой оставались на «старой квартире» какие-то дела, шли пешком, в ранних сумерках. И эту дорогу, этот деревянный, подгнивший местами, с проваливающимися досками тротуар вдоль районного парка культуры, а потом мимо каменного «Дворянского гнезда» с его роскошными «Гастрономами» в разных углах – все помню с той поры. В одном из «Гастрономов» продавали мясо, и красные куски его на костях с двузубыми большими вилками рядом, чтобы пробовать качество убоины, ослепительно лежали на белом мраморном прилавке…
А вспомнил я сейчас об этом и написал, потому что сегодня 7 декабря, день именин моей бабушки Кати, как, собственно, и всех Екатерин. Она родилась за четверть века до революции 17-го года и, коль скоро родилась 7 декабря, то, как и было положено, была названа в честь святой великомученицы. Спустя полтора года после нашего перехода из «старого дома» в «новый», она меня крестит (как до того сестру), и уже вот это событие – как оно все было в церкви и после – я помню совершенно правомочно, законно – согласно общепринятым взглядам на человеческую память.
Анатолий Курчаткин
FB