ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Век любого издания, как и человеческий век, имеет границы. Умерли, не дожив до зрелости, практически все эмигрантские газеты на русском языке, возникшие после той самой первой волны, выбросившей в чужие края миллионы людей.
Да и не могли они, объективно говоря, стать долгожителями. Потому как обслуживали тех, кому пришлось на чужой земле начинать все заново, подчас не сохраняя в последующих поколениях язык предков.
У нынешней волны, кто называет ее «третьей», кто «четвертой», иное течение. И в Америке, и в Германии, и особенно в Израиле русский язык остался не только средством общения выходцев из СССР*, но и стал ощутимым двигателем культурного и, что совершенно очевидно, финансового развития.
Так называемые «русский бизнес» и «русский маркет» в Штатах — понятия отнюдь не абстрактные (не говоря уж о русской культуре). Цифры, которыми оперируют специалисты, говорят сами за себя, а от одной мысли о том, что будь нас не на порядок, а только в два раза меньше, чем латиноамериканцев, — и вовсе оторопь берет.
А теперь о грустном. Итак, существуя и множась в безумных количествах, СМИ на русском, к сожалению, не становятся рупором серьезных идей и хотя бы жалким подобием «четвертой власти». С падением коммунистических режимов в России и иже с ней они оставили лишь коммерческую функцию по обслуживанию большей частью малого бизнеса, что, разумеется, неплохо, но никак не сопоставимо с тем, чем обычно заняты СМИ общественно-политического толка. И потому здешний продукт трудно сравнить с продуктом, который производится на постсоветском пространстве — в нашей языковой метрополии.
Понятно, что несопоставимы ресурсы — людские, материально-технические, творческие и проч. Но не проще ли пользоваться готовой продукцией, что, кстати, делает и языковая метрополия, используя («сдирая») материалы западных информагентств и печатных СМИ?
В результате мы имеем то, что имеем. Обладая куда большей свободой и политической независимостью, нежели СМИ на русском языке в постсоветских странах, мы за редким исключением (имею в виду хотя бы нашу медиагруппу) существуем вне цитирования и вне реального участия в политических процессах как внутри страны, так и за ее пределами.
Нынешняя экспансия российских телеканалов (за ними движутся армянские, а далее придут и другие) не кажется мне чем-то ужасным и идеологически вредным. В качестве дополнительных опций и дальнейшего развития нашего рынка — это даже позитивно. Другое дело, если у кого-то из тех, кто отказывает большинству пользователей продукции СМИ на русском языке в элементарной разборчивости, появляется уникальный шанс сотворить нечто лучшее в остроконкурентной борьбе. И тогда выиграют и участники процесса, и зрители (читатели), которые, как известно, выбирают без лишних уговоров, переключая канал или не покупая, а то и не прихватывая с полки бесплатную газету.
* То, что его нет на картах мира, не дает основания называть его бывшим. Бывший муж или начальник — это куда ни шло, но родиться и прожить не один десяток лет в бывшей стране, — увольте. Пусть уж лучше будет “почивший в бозе”, но не бывший.)
Игорь ЦЕСАРСКИЙ, главный редактор медиагруппы КОНТИНЕНТ
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Век любого издания, как и человеческий век, имеет границы. Умерли, не дожив до зрелости, практически все эмигрантские газеты на русском языке, возникшие после той самой первой волны, выбросившей в чужие края миллионы людей.
Да и не могли они, объективно говоря, стать долгожителями. Потому как обслуживали тех, кому пришлось на чужой земле начинать все заново, подчас не сохраняя в последующих поколениях язык предков.
У нынешней волны, кто называет ее «третьей», кто «четвертой», иное течение. И в Америке, и в Германии, и особенно в Израиле русский язык остался не только средством общения выходцев из СССР*, но и стал ощутимым двигателем культурного и, что совершенно очевидно, финансового развития.
Так называемые «русский бизнес» и «русский маркет» в Штатах — понятия отнюдь не абстрактные (не говоря уж о русской культуре). Цифры, которыми оперируют специалисты, говорят сами за себя, а от одной мысли о том, что будь нас не на порядок, а только в два раза меньше, чем латиноамериканцев, — и вовсе оторопь берет.
А теперь о грустном. Итак, существуя и множась в безумных количествах, СМИ на русском, к сожалению, не становятся рупором серьезных идей и хотя бы жалким подобием «четвертой власти». С падением коммунистических режимов в России и иже с ней они оставили лишь коммерческую функцию по обслуживанию большей частью малого бизнеса, что, разумеется, неплохо, но никак не сопоставимо с тем, чем обычно заняты СМИ общественно-политического толка. И потому здешний продукт трудно сравнить с продуктом, который производится на постсоветском пространстве — в нашей языковой метрополии.
Понятно, что несопоставимы ресурсы — людские, материально-технические, творческие и проч. Но не проще ли пользоваться готовой продукцией, что, кстати, делает и языковая метрополия, используя («сдирая») материалы западных информагентств и печатных СМИ?
В результате мы имеем то, что имеем. Обладая куда большей свободой и политической независимостью, нежели СМИ на русском языке в постсоветских странах, мы за редким исключением (имею в виду хотя бы нашу медиагруппу) существуем вне цитирования и вне реального участия в политических процессах как внутри страны, так и за ее пределами.
Нынешняя экспансия российских телеканалов (за ними движутся армянские, а далее придут и другие) не кажется мне чем-то ужасным и идеологически вредным. В качестве дополнительных опций и дальнейшего развития нашего рынка — это даже позитивно. Другое дело, если у кого-то из тех, кто отказывает большинству пользователей продукции СМИ на русском языке в элементарной разборчивости, появляется уникальный шанс сотворить нечто лучшее в остроконкурентной борьбе. И тогда выиграют и участники процесса, и зрители (читатели), которые, как известно, выбирают без лишних уговоров, переключая канал или не покупая, а то и не прихватывая с полки бесплатную газету.
* То, что его нет на картах мира, не дает основания называть его бывшим. Бывший муж или начальник — это куда ни шло, но родиться и прожить не один десяток лет в бывшей стране, — увольте. Пусть уж лучше будет “почивший в бозе”, но не бывший.)