ВЛАДЕТЬ РОСС�ЕЙ

Эндрю Барнс (Andrew Barnes), профессор Университета Кент (Kent State University). Автор книги «Владение Россией: Битва за заводы, фермы и власть» (Owning Russia: The Struggle Over Factories, Farms, and Power).

— Какой главный вывод вашей книги?
— Я сконцентрировался на проблеме борьбы за собственность в России, которая идет на протяжении последних 20-ти лет. Конечно, собственность играет важнейшую роль в капитализме: собственность постоянно переходит из рук в руки в развитых индустриальных обществах. Однако российский опыт оказался особым по нескольким причинам. Во-первых, в конце советского периода на свободный рынок был выброшен колоссальный массив собственности. Все, что раньше контролировалось государством, оказалось в распоряжении тех, кто имел возможность первым наложить руку на эту собственность. Приватизация шла формальным и неформальным, а иногда и насильственным путем.
Во-вторых, стоит учесть, что, по сравнению с другими странами, в России оказалось намного больше игроков, которые оказались в состоянии бороться за эту собственность. В США, например, в список потенциальных конкурентов можно внести крупные бизнесы, банки, финансовые компании — лишь они в состоянии приобрести крупные объекты экономики. А в России намного больше разных людей могли приобрести это имущество — бюрократы, директора, члены официальной властной иерархии, включая, конечно, силовиков... А немного позже к ним присоединились олигархи, которые оперировали на федеральном уровне, и те, которых я в книге называю «экономическими группами второго эшелона», то есть олигархи регионального масштаба. В результате, в России оказалось больше лиц, которые смогли участвовать в игре, в которой было бы невозможно участвовать в условиях более устоявшейся системы.
Обычно в условиях капитализма главным стимулом для приобретения собственности является возможность получения прибыли. В России мотивация несколько другая. Естественно, люди накапливают собственность, чтобы разбогатеть или чтобы оптимизировать свой бизнес. Но существуют и другие уникальные резоны, к примеру, получения политических связей для повышения авторитета на федеральном или местном уровне. Кроме этого, в России имущество накапливается для того, чтобы не лишиться уже имеющейся собственности. Например, в России стоит купить свою компанию-поставщика, потому что не всегда можно надеяться на посторонних контрагентов, даже при наличии подписанных контрактов.

— Как борьба за собственность идет в эпоху Владимира Путина?
— При Путине Кремль вновь включился в процесс перераспределения собственности. В конце 1990-х годов правительство играло роль наблюдателя, в то время как различные частные игроки боролись друг с другом. А при Путине правительство опять стало одним из главнейших участников этой игры. Кремль либо напрямую управляет ренационализацией активов, либо председательствует на процессе перераспределения собственности, решая, кто и что может приобрести. В итоге, авторитетные бизнес-структуры стараются избегать неприятностей и заверяют администрацию Путина в своей преданности.
Правительство ныне намного более активно во многих секторах российской экономики, но особенно в сферах энергетики, после того, как кремлевские инсайдеры обеспечили себе значительное влияние в этих делах. Я не уверен, что эта тенденция будет продолжаться после ухода Путина. В 2008 году очень многое может измениться. Дело в том, что количество игроков, способных вмешаться в этот процесс, остается очень значительным, они просто на некоторое время ушли в тень. После ухода Путина они вновь могут активизироваться, и борьба за активы может сильно обостриться.

— Несмотря на то, что российская экономика базируется на нефти и газе, это наименее динамичный сектор экономики. Почему?
— Газовый и нефтяной секторы менее динамичны, чем хотелось бы видеть. Ныне они не только «моторы» российской экономики, но и самый важный инструмент внешней политики России. Широко известно, что в начале 2000-х годов произошло резкое повышение объёмов добычи нефти, этого удалось добиться благодаря деятельности частных компаний. После ренационализации ЮКОСа и «Сибнефти» эти темпы уменьшились.
В данный момент долгосрочный рост сектора зависит от значительных капиталовложений в новые технологии. Причем инвестиции не обязательно должны делаться частными компаниями. Вполне возможно создать государственную инвестиционную программу - здесь можно обойтись и без иностранных инвесторов, для этого надо просто покупать технологии и приглашать соответствующих специалистов.
Государственные структуры могут стать флагманами экономического развития и, в том числе, в сфере инвестиций. Но сегодня в России мы этого не видим. Ныне усилия Кремля сосредоточены на увеличении своей собственности в нефтяном секторе и поддержании контроля над системой нефтепроводов. Это, в принципе, неплохо, но эти шаги сами по себе не приведут к модернизации. Это неверный путь, и если российские власти будут продолжать идти этой дорогой, то через какое-то время утратят возможность наилучшим образом использовать природные богатства своей страны.

— Какие уроки можно вынести из «переходного периода» России?
— Я стараюсь не употреблять термин «переход», потому что он подразумевает, что изначально известно, куда и зачем мы идем — что мы, например, двигаемся от точки А к точке Б, от централизованно управляемой экономики — к рыночной и т.д. Но не всегда очевидно, так ли это на самом деле.
Безусловно, в России этот процесс проходил далеко не гладко. Я не думаю, что кто-либо желал бы видеть 1990-е годы такими, какими они оказались. Так как я занимаюсь вопросами собственности, я считаю, что есть один фактор, способствующий успешным экономическим преобразованиям — упор на борьбу с преступностью в деле приватизации. То есть, предупреждение и наказание воровства. В России существовало представление, что вывод активов из-под контроля государства и их передача в частные руки в итоге приведет к положительным экономическим результатам. Возможно, что в дальнейшей перспективе так оно и произойдет — мы видели, как частные компании позитивно повлияли на нефтяную промышленность, например. Но, с другой стороны, этот процесс шел ужасно, новые собственники использовали самые неприглядные способы борьбы, что порождало насилие, коррупцию и т.д. Я не думаю, что простое изымание имущества у общества — конструктивный подход к этой проблеме.
Венгерский путь мне кажется более удачным. Там все происходило намного медленней, хотя дело не в темпе реформ. Речь идет о регулировании процесса. Необходимо обеспечить честную и законопослушную передачу собственности. Мы, конечно, уже никогда не узнаем, могло бы произойти подобное в России...

— Связаны ли процессы рыночных реформ и демократизации?
— Опыт Восточной Европы показал, что процессы рыночных реформ и демократизации могут идти одновременно, что многие считали невозможным. Принято считать, что нужен сильный государственный аппарат, способный «пробить» рыночные реформы, потому что реформы будут тяжелыми и непопулярными. Однако в Польше, в Венгрии, в Чехии и в других странах дела пошли по-другому. Общепринятое объяснение этого феномена среди экспертов отсутствует. Одной из причин этого может быть то, что страны бывшей Восточной, а ныне Центральной, Европы имели возможности и желание стремиться в Европейский Союз. Западная Европа дала им понять, что для этого нужно укреплять демократию и рыночную экономику, что стало сдерживающим фактором для национальных элит.
Кроме того, в этих странах население с самого начала поддерживало рыночные реформы. Поэтому люди выбирали политиков, желающих двигаться в сторону рынка. Последующие выборы также способствовали продолжению рыночных реформ, даже в тех случаях, когда к власти приходили социалисты. В некоторых случаях социалистические политики смягчали этот процесс, но далеко не всегда. Однако, восточноевропейские политики хотя бы частично были готовы нести ответственность за свои действия и бороться с коррупцией и воровством. Они хотя бы иногда проявляли честность, что помогало экономической трансформации. Говоря о рыночных реформах и демократизации, я не сторонник мнения, что один процесс приводит к другому, или наличие одного подразумевает наличие другого. Просто я говорю, что можно видеть движение и к демократии, и к рыночной экономике одновременно.
Конечно, восточноевропейский опыт является исключением. Однако у России, наверное, была возможность проделать аналогичный путь. Чиновники из администрации Ельцина считали, что они знают лучший путь к рынку, при этом они не были готовы идти на компромиссы. Ельцин считал, что парламент России являлся обструкционистским остатком старой системы и не считал его равным игроком в процессе принятия решений. Это привело к тому, что парламент был распущен в 1993 году. � даже после этого Ельцин находил способы обходить Думу в деле законотворчества. Кроме того, политика Ельцина привела к тому, что в России не сложились мощные партийные институты — это один из способов общественного контроля за государственными лидерами.
Президентская власть уменьшила полномочия иных ветвей власти. В итоге, вся ответственность лежит на плечах президента, и если что-то пойдет не так, как надо, или что-то случится с президентом, или если президент будет действовать неверно, то корректировки внести будет крайне сложно. Есть еще одна опасность — президент может оказаться полностью отделенным от общества и не сможет воплощать свои решения в жизнь. �менно подобное и произошло в конце 1990-х.
Путин пришел к власти и восстановил какой-то порядок, но не выразил желания активизировать демократический процесс. Наоборот, он сократил возможности высказывания оппозиционных мнений, что я не считаю конструктивным шагом.
— Каковы, на ваш взгляд, цели политики Путина?
— Судя по его высказываниям и действиям, он желает использовать нефтегазовый сектор как локомотив российского экономического развития. По всей вероятности, Путин надеется на то, что доходы от продажи нефти и газа позволят энергетическим компаниями нанимать больше людей, которые будут получать хорошие зарплаты и, таким образом, формировать рынок для товаров и услуг, производимых в России.
Путин уже многое сделал, чтобы достичь этой цели. Только я не понимаю, почему ему надо подавлять свободу слова, чтобы добиться экономического роста… Я считаю, что большинство россиян были счастливы обеспечить экономический рост с помощью нефтегазового сектора. Так как Путин сконцентрировал в своих руках всю политическую власть, то именно его будут винить при каких-то неудачах. Он рискует потерять поддержку лояльных к нему людей, причем будут проявляться и другие проблемы, с которыми обычно сталкиваются авторитарные лидеры.
Очевидно, что Путин не собирается уменьшать ограничения свобод. Он считает демократию слишком хаотичным явлением. Что касается экономики, то я предполагаю, что Путин будет продолжать укреплять контроль над нефтегазовым сектором. Момент истины для России настанет тогда, когда цены на нефть и газ начнут падать или просто снижаться.
До сих пор в Кремле более ответственно подходили к этой возможности, чем ожидали многие. Создание Стабилизационного фонда, например — это именно то, что надо делать при слишком высоких ценах на нефть. Однако ныне правительство России все больше рассчитывает на высокие цены на энергоносители для того, чтобы сбалансировать бюджет.
Если цены на нефть упадут ниже предполагаемого Кремлем уровня, то мы увидим, насколько они сумели развить другие секторы экономики. Когда цены упадут, то правительство должно будет использовать Стабилизационный фонд, и в этот момент они столкнутся с обычными бюджетными вопросами, например, сокращением расходов и повышением налогов.
— Какой совет Путину вы бы могли дать?
— Нет простых ответов. Необходимо умеренно подходить к бюджету. Нельзя ожидать, что цена на нефть всегда будет составлять $50 за баррель. Лучше закладывать цену в $25—30, потому что рано или поздно цены резко упадут. Со всеми государствами-экспортерами нефти подобное происходило: с Саудовской Аравией, Кувейтом, Мексикой, Венесуэлой... Заметьте, что никто из их лидеров не думал, что это случится именно с ними...
Необходимо диверсифицировать экономику России, но сначала нужно решить, каким способом это делать. Можно оставить все в частных руках — методом пробок и ошибок, увидеть, какие секторы экономики вырастут. Однако опыт 1990-х годов оставил плохое послевкусие. Можно пойти другим путем — создать государство, в котором экономические планировщики не подвержены коррупции и могут принимать разумные решения. То есть, нужно придумать, как стать Японией образца 1970—1980-х годов или Южной Кореей 1980—1990-х. Естественно, очень тяжело делать подобные вещи правильно, если правительство желает руководить всем и вся.

Беседовал Джозеф МАРШАЛЛ, Washington ProFile