ЦВЕТАЕВСКАЯ ПАРКЕТ�НА. От Натальи Брызгаловой. К 115-летию Марины Цветаевой

Юлий ЗЫСЛ�Н
�з архива «Вашинского музея русской поэзии и музыки». www.museum.zislin.com

Нужно сразу сказать, что эта паркетина уже несколько месяцев экспонируется в «Вашингтонском музее русской поэзии и музыки». Но что это такое и как она туда попала? Здесь нужно рассказать небольшую почти детективную историю.
Выступая несколько лет тому назад в Нью-Йорке в клубе «Оскар» при журнале «СЛОВО/WORD», я познакомился с одной удивительной женщиной. Потому, как она слушала мои песни на стихи Марины Цветаевой, как горели её глаза, я понял, что она пришла сюда неслучайно. Значительно позже выяснилось, что она ведёт в еврейском Центре Бруклина «Бенсонхерст» культурную программу «Американское наследие» и что она активно участвует в Клубе Любителей Книги КЛК того же Центра. Ещё дважды или трижды она присутствовала на моих бардовских выступлениях. � как-то загадочно отмалчивалась. Потом я увидел её по русскому TV RTN в литературной программе �льи Граковского, с которым я много лет сотрудничаю. После этого я почитал о ней в алманахе КЛК. Тут-то я, наконец, узнал, что Кира Радошевич — опытный московский экскурсовод. Её дедушка �осиф Яковлевич Пергамент, одесский еврей, влюбился в дворянку и крестился по требованию отца невесты. Занимаясь юридической практикой, он стал главным присяжным поверенным г. Одессы, а позже город его выбрал своим депутатом в Первую Государственную Думу, когда царь объявил её выборы. �.Я.Пергамент активно отстаивал в Думе свои политические взгляды (он был кадетом), выступал против антисемитизма, помогал людям. Об этом даже Шолом-Алейхем написал рассказ «Гита Пуришкевич». �осиф Яковлевич был знаком со знаменитым еврейским писателем.
В результате общения с Кирой выяснилось, что у неё в Москве есть подруга, которая участвовала в реконструкции здания в Москве, где Марина Цветаева жила 8 лет, вплоть до отъезда к мужу в Европу. Подруга живёт в Москве и у неё сохранился архив по этому делу. Года полтора я уговаривал Киру Радошевич и её подругу Наталью Брызгалову (обеих по телефону), чтобы этот архив был передан в мой музей. Мало того, я просил Наташу написать соответствующие воспоминания.
� вот я получаю из Нью-Йорка от Киры Радошевич пакет и в нём всё, что архитектор Наталья Брызгалова прислала для «Вашингтонского музея русской поэзии и музыки» с дарственной запиской.
Приведу прежде всего её воспоминания:
«Мастерская №5 под руководством архитектора Резвина В.А. �нститута «Спецпроектреставрация» получила дом №6 по Борисоглебскому пер. ( в то время ул. Писемского ) в г. Москве в конце 1987 года на предмет обследования и составления проектно-сметной документации. В то время ещё не был решен окончательно вопрос о реставрации <здания> и создания музея <Марины Цветаевой>.
Весь 1988 и частично 1989 годы мы занимались этим домом, построенном в 1862 году и интересным тем, что с 1914 по 1922 год в кв. №3 на втором этаже жила Марина Цветаева.
Время исследования — <это> было замечательное время: во-первых, мы прикоснулись к жизни гениального поэта, а во-вторых, дом был интересен в профессиональном плане, и нами были сделаны находки и открытия.
Дом №6 всегда эксплуатировался как жилой, но если до середины 20-х годов ХХ в. он состоял из 4-х отдельных квартир и жилого дворницкого полуподвала, то позже квартиры стали коммунальными и густонаселёнными. Это повлекло за собой ряд перестроек, которые сильно исказили первоначальую планировку квартир: частично заложены первоначальные дверные проёмы и пробиты новые, установлены новые перегородки, снесены печи и фонарь верхнего света в гостиной Марины Цветаевой, где разобран и камин; над парадной лестницей «исчез» витраж из цветных стекол. Фасад здания тоже понёс утраты: был снесён кованый козырёк-навес над парадным входом, разобран аттик главного фасада, заштукатурены катурены и русты, что сделало фасады здания абсолютно безликими. � ещё было множество более мелких, но таже существенных утрат (карнизы, розетки плафонов и т.д., и т.п.).
Нашей группой были проведены архитектурные обмеры, исследование состояния и уровня грунтовых вод, множество шурфов и зондажей для выявления первоначальной планировки здания. На основании проведённых исследований, встреч с <младшей сестрой поэта> Анастасией <�вановной> Цветаевой и её сыном Андреем Борисовичем Трухачёвым, найденных в архивах и книгах описаниях нашего дома был составлен проект реставрации, а позже рабочие архитектурные и конструктивные чертежи восстановления дома.
Зондами на стенах удалось найти точные места утраченных печей и камина, а также обои, которые были на стенах при жизни в доме Марины <Цветаевой>. Это была сложная и очень кропотливая работа, т.к. сверху было много слоёв более поздних обоев.
По найденной в мусоре чугунной детали ограждения лестницы удалось отлить и установить ограждение парадной белокаменной лестницы, ограждение деревянной лестницы, ведущей в комнаты<мужа Марины �вановны> Сергея Эфрона («офицерскую» и голубятню,) удалось восстановить по двум оставшимся деревянным балясинам (балясинами Марине <Цветаевой> пришлось топить буржуйку, когда закончились дрова).
На стропилах при входе на чердак были найдены непонятные сначала зарубки, но, сопоставив с описанием А.Цветаевой, стало понятно, что здесь находилась маленькая фотолаборатория Сергея Эфрона.
На фасаде при помощи зондажей удалось открыть руст и первоначальную покраску, найти места крепления чугунного козырька и восстановить его по аналогам и установить на прежнем месте. Также был найден зашитый досками «фонарь верхнего света» Марининой гостиной и восстановлен полностью мраморный камин. <Камин> был воссоздан по аналогам, он может быть использован по назначению, т.к. были прочищены каминные трубы и вытяжки.
Печи также восстановлены на своих первоначальных (родных) местах в Цветаевской квартире, но они декаративные.
Были отреставрированы деревянные двери, столярка окон заменена на новую, но в точности повторившую старую, пришедшую в негодность, восстановлены латунные шпингалеты и ручки окон и дверей.
Конечно, многого сделать не удалось, т.к. это было такое время в нашей стране (конец 80-х — начало 90-х годов ХХ века), когда рушились старые мощные реставрационные конторы, создавались никому не ведомые кооперативы, сложно было найти профессионалов-реставраторов, не хватало, как всегда, денег. �з-за этих причин не восстановлены обои в Марининой квартире и полы фотолаборатории Эфрона (по аналогам ранее существующих полов).
Несмотря на все трудности Дом был сдан в эксплуатацию в конце августа 1991 года (сразу после путча ГКЧП!) и более 10 лет (теперь уже более 15 лет. — Ю.З.) функционирует как музейный комплекс, состоящий из восстановленной мемориальной квартиры №3 поэта Марины Цветаевой и приспособленных под музейные нужды три оставшиеся квартиры и полуподвал, где проходят Цветаевские чтения, выставки, презентации книг, музыкальные вечера и т.п. мероприятия.
Дом живёт, недавно в нём был проведён косметический ремонт и частично доделано то, что не смогли сделать при реставрации конца 80-х — начала 90-х. 1 февраля <2005 г.> проходил вечер памяти <сына Марины Цветаевой> Георгия Эфрона, в честь его 80-летия с чтением его сохранившихся дневников и встречей с людьми, знавшими Мура по Ташкентской эвакуации.
К воспоминаниям были приложены фотографии, чертеж и ПАРКЕТ�НА из комнаты Марины Цветаевой в описываемом доме.
В этом доме прошло несколько лет бурной жизни МЦ — от благополучия и счастья в первое время жизни здесь до нищеты, разорения и трагедии в послереволюционные годы большевистского правления (голод, гибель младшей дочери �рины, отсутствие в годы Гражданской войны известий из Белой армии от мужа Сергея Эфрона).
� всё это через огромный творческий подъём и череду влюблённостей.
Здесь ею были написаны многие стихи, пьесы, поэмы. В этом доме у неё в разные годы побывали несколько поэтов, артистов, деятелей искусства. Это �лья Эренбург, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Павел Антокольский, Юрий Завадский, Владимир Алексеев, Николай Миронов, Софья Голлидей, Сергей Волконский, Константин Бальмонт. Квартира была необычной, я бы сказал, американского типа, т.е. трёхуровневой, с окном в потолке, с внутренними лестницами. Марина �вановна очень любила этот дом, свою квартиру, которую она долго искала и нашла в 1914 году.
Об этом доме в советские годы все в Москве забыли. Все, да не все. Образовалась группа энтузиастов, которые проводили экскурсии по Цветаевским местам Москвы. Экскурсия, на которой я побывал в 1982 году (90-летие МЦ), начиналась и заканчивалась у этого дома в Борисоглебском переулке. Дом тогда выглядел примерно так, как показано на рис. 1. Напротив этого переулка на Поварской улице, где теперь Музыкально-педагогический институт (академия) им. Гнесиных, когда-то стояла снесённая в 1936 г. красивейшая церковь святых Бориса и Глеба страстотерпцев князей российских с колоннадой, большим куполом и с отдельно стоящей колокольней. Церковь значилась с 1635 года. Уезжая в 1922 году в эмиграцию к мужу, Цветаева перекрестилась на эту церковь. Если зайти во двор цветаевского дома, можно видеть и тогда и теперь каскад окошек. Мне захотелось называть их «борисоглебскими оконцами».
Экскурсия была вдохновенной и впечатляющей: звучали стихи МЦ и её трагическая биография. У каждого московского цветаевского памятного места были остановки. В тот же день, уже вечером, возникло соответствующее стихотворение:

Марину помнит старая Москва –
Трёхпрудный переулок и Волхонка,
� Сивцев Вражек, и Тверской бульвар,
Борисоглебские оконца.

Марину помнит Кремль золотой,
Москва-река в одеждах неизбитых,
� монастырь на площади Страстной,
Сейчас и сам едва ли незабытый.

А Пушкин с той же шляпою в руке
Стоит теперь лицом к её бульвару
� смотрит, как по улице-реке
Плывёт поток твёрской, как и бывало.

Теперь в Москве кружится голова
От вальса средь планет-микрорайонов.
В них потонула старая Москва,
Едва слышны холмов заветных стоны…

Но дух московский всё ещё живёт.
Его не смять. Светлы его скрижали.
Он не ржавеет. Он всегда поёт.
О тех поэтах, кто Москву прославил.

� потому запомнила Москва
Трёхпрудненское маленькое солнце,
� Сивцев Вражек, и Тверской бульвар,
Борисоглебские оконца.

По плану создания Нового Арбата канула в вечность легендарная Собачья площадка и некоторые другие арбатские улочки, переулки и перекрёстки, по которым я хаживал тысячи раз, так как здесь жили многие мои родственники. Поблизости жила и моя невеста. Так вот по этому плану маринин дом подлежал сносу, и уже стали выселять его жителей, т.е. расселять людской муравейник образовавшихся здесь советских коммуналок. В доме осталась лишь одна женщина Надежда �вановна Катаева-Лыткина. Властям никак не удавалось её выселить. Она восстала, так как знала, что это за дом. Н.�. прошла войну, будучи хирургом, обладала волевым, твёрдым характером, определённым художественным вкусом и не была лишена тщеславия. Она категорически отказалась выезжать из дома и затеяла борьбу за сохранение здания и организацию музея Марины Цветаевой. К этому были ею подключены многие люди. � после нескольких лет хлопот, переживаний, трудов и усилий здание было отреставрировано, и в нём официально открылся 12 сентября 1992 года Дом-музей Марины Цветаевой. Как здание выглядит сейчас, можно увидеть на рис. 2. Здесь я неоднократно бывал, познакомился с удивительной командой энтузиастов, помогавших открытию Музея. В 1994 году во дворе дома, как раз под «борисоглебскими оконцами», я открывал Первый Московский фестиваль авторской песни на стихи Марины Цветаевой. У меня в Вашингтонском музее есть секция, где представлены все цветаевские музеи, естественно, включая московский. Перед отъездом в Америку я снял его на видео и снаружи, и внутри. В том числе, маринину комнату, откуда в моём музее теперь находится и экспонируется паркетина (рис. 3), подаренная московским архитектором Натальей Брызгаловой. В Вашингтонском музее есть и фотоальбом внутренних помещений «Марининого Дома». Его подарила Елена Трубачёва (это было самое первое дарение нашему музею; теперь их у нас сотни). В альбоме есть фото фрагмента комнаты Марины �вановны. Комната небольшая и необычной формы: в ней 6 углов, непараллельные друг другу стены. На обоях МЦ выписывала некоторые свои стихи. Теперь стены тоже исписаны её стихами, только сделали это уже работники музея. Паркетина, наверно, XIX века. Её размеры 250х124х17 мм. Она светло коричневого цвета, присущего дубу, ореху бразильскому, вишне. Паркетина не выглядит декоративной. На тыльной необработанной её стороне — следы какой-то замазки.
Я жил в Москве в разных домах — конца ХIХ — начала XX века на Чистых прудах, 30-х годов ХХ века на Миуссах и 50-х годов того же века на Песчаных. Всегда с паркетом. По размерам и по качеству «маринина паркетина» напоминает «чистопрудный» паркет начала ХХ века. Такой паркет натирали в средние советские годы специальной мастикой, а не лаком, как позже и сейчас. Существовала тогда даже профессия полотёра. Полотёр пользовался специальной плоской щёткой, ремешок которой продевался на босую ногу, и начинался своеобразный танец натирки пола: вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад…
Если повнимательней рассматривать «нашу» уникальную паркетину, то можно увидеть выжженный тонкой линией профиль поэта Марины Цветаевой и годы её жизни (к сожалению, на фотографии этого не видно).
Вот такая получилась «паркетная» история.
Большое спасибо Кире Радошевич (Нью-Йорк) и Наталье Брызгаловой (Москва) за их отзывчивость, доброту и дары «Вашингтонскому музею русской поэзии и музыки».