«В ЗАЩ�ТУ ГРАФОМАНОВ»

Зиновий ФУТЕРМАН, Чикаго

�менно под таким названием мы прочли статью Якова Стуля (Кливленд), напечатанную в газете №37 (18—24 сентября, 2006, с.14). Прежде всего следует отметить, что автор справедливо акцентирует наше внимание на том, что «...в каждом доме, где живут русскоязычные эмигранты, находятся несколько человек, которые пишут в ведущие Американские газеты и журналы.» Ему нельзя также возразить и в том, что «многие хотели бы заняться творчеством в будущем», однако, они «не представляют себе, насколько труден этот вид деятельности». Верно сказано.
В качестве конкретного примера можно привести деятельность литературного коллектива г.Чикаго под руководством известного писателя и поэта Ефима Петровича Чеповецкого. Члены этой студии, по их же рассказам, нередко просыпаются по ночам, чтобы исправить ту или иную строку стихотворения или неудачную фразу предполагаемого очерка или эссе, а то и вовсе переделать задуманное прежде. То же самое следует сказать и в отношении публицистики, где необходимо не только соблюсти, как теперь выражаются в СМ�, политкорректность, но и придерживаться правил нормативного русского языка.
Если вникнуть в список «действительных членов» школы Е. Чеповецкого, оказывается, что это, в основном, бывшие граждане СССР, не имевшие ничего общего с литературной деятельностью. Они теперь стали известными в Чикаго и за его пределами поэтами, прозаиками, публицистами, музыковедами и художниками. Надо полагать, что они имели возможность полностью раскрыть себя в условиях свободной Америки. Все они преисполнены желания на студии послушать хорошую поэму или рассказ новичка, ознакомиться с музыкальным произведением собственных композиторов, а главное — самому что-то сочинить и написать и, по возможности, предать всё это гласности — на суд русскоязычных читателей посредством публикации в газете или журнале.
В статье доктора-профессора Я.Стуля много логических и бесспорных умозаключений. Например, расхождение во взглядах с «писателями», считающими, что писать о войне и о других проблемах надо «по строго определённому стандарту»; несогласие с рецензентами, беспощадно набрасывающимися на ту или иную проблемную статью какого-либо автора, имеющего свое собственное мнение, не совпадающее с убеждениями критика. Ясное дело, что претензий и к заключению автора о том, что «критика критике рознь», быть не может.
Бытует непреложная истина: кому много дано, с того больше спрашивается. Читатели знают Я. Стуля как талантливого, творческого журналиста, затрагивающего насущные проблемы русскоязычной общины. Они внимательно вчитываются в его публикации, пристально вникают не только в их содержание, но обращают должное внимание на форму изложения, на его стиль, а также на употребление тех или иных слов и выражений. Кстати, этими вопросами, кроме иных, занимаются на всех заседаниях студийцы. Для пишущего человека умение любое повествование подать грамотно в полном смысле этого слова — естественная потребность. Он стремится не только счесть себя довольным, удовлетворённым, но и заитересовать читателей тем, что им написано.
Перечитав названную публикацию Я. Стуля дважды, я задался вопросом: «Во всём ли прав уважаемый автор?» Попробуем разобраться.
Статья состоит из нескольких отдельных частей под общей рубрикой редакции «Точка зрения». Видимо, редколлегия этим даёт понять, что у читателей могут возникнуть другие, отличные от суждений Я. Стуля, мнения.
Автор начинает с понятия «графоман». Он пишет: «Графоманами обычно называют авторов, которые посылают свои рукописи в газеты и журналы по собственной инициативе, а не по заданию редакции». Но кто ещё (кроме Я. Стуля) так считает? Хоть бы один пример он привёл, чтобы убедиться, что кто-то называл графоманом человека, пишущего в газеты или журналы «по своей инциативе».
В Энциклопедическом словаре ( в трёх томах) даётся чёткое определение этого термина: «Графоман — человек, страдающий болезненной страстью и бесплодному писанию, к многословному пустому сочинительству. В переносном смысле — плодовитый, но бездарный писатель» (М., Гос. Научное изд-во « Большая Советская Энциклопедия», 1953). Сам автор в другой российской энциклопендии нашёл такую формулировку: «Г. — это паталогическая страсть к сочинительству». Этимология данного слова дана в «Словаре иностранных слов»: графо... произошло от греческих grapho — пишу и mania — безумие, страсть (М., Госиздат иностранных и национальных словарей, 1949). Кажется, всё ясно — слово «графоман» и производное от него — «графомания» (англ. graphomania, мед.) несут в себе заряд со знаком «минус», а не «плюс». Как же можно после этого выступать в защиту графоманов?
Для подкрепления своего мнения Я. Стуль, словно утопающий, хватающийся за соломинку, ухватился за спасительное слово «страсть»: «Но ведь известно, — пишет автор, — что ничего путного без страсти, даже если она паталогическая (подчёркнуто нами. — З.Ф.), — не создашь». �злишне доказывать, что не только «критика критике рознь», как верно отмечает автор, но и страсть страсти рознь: одно дело, когда человек со страстью работает над какой-либо статьей, и прямо противоположная семасиология слова, когда маньяк по ночам со страстью душит безвинных женщин или расстреливает прохожих любопытства ради.
�сходя из этого, никак нельзя согласиться с защитником графомании, когда приходит к выводу о том, что «графоманами можно назвать всех, кто охвачен страстью сочинительства, т.е. и знаменитых и начинающих писателей и журналистов. Быть графоманом, следовательно, совсем не стыдно, а, наоборот, почётно».
По большому счёту в работе Я. Стуля, на мой взгляд, имеются и другие неточности и сомнительные толкования.
Он, например, пишет: «В Америке нам – эмигрантам пришлось коренным образом изменить жизненные установки, образ жизни». Но почему «эмигрантам», а не «иммигрантам»? Поскольку эта ошибка часто повторяется в прессе и на радио, не будет лишним напомнить: «эмигрант» происходит от латинского emigrans — выселяющийся, т.е. лицо, выселившееся из какой-л. страны в другую по тем или иным причинам; «иммигрант» — от латинского immigrantis — вселяющийся, т.е. иностранец, поселившийся в какой-л. стране на постоянное жительство (в данном случае — русскоязычные граждане в Америке).
Нет надобности оспаривать тезис Я. Стуля в том, что «мы часто думаем, говорим и пишем по шаблону» и при этом он замечает, что «чем старше мы становимся, тем менее образным становится наш язык». А в доказательство он приводит образцы «красочной детской речи» из книги Корнея Чуковского «От двух до пяти»: «Не туши огонь, а то спать не видать» и др.
Приведенное, прямо скажем, не убеждает, что с возрастом мы становимся менее смышлёными в языковой ориентации. Можно привести множество примеров, когда пожилые люди, обогащённые жизненным опытом и знаниями, становятся более мудрыми, более способными образно выражать свои мысли.
Мы полностью согласны с мнением автора в том, что многие в нашей среде занимаются литературным творчеством и, как он подчёркивает, «Прежде всего, участники Отечественной войны» (учтём, что они далеко уже не молодые люди). Однако фраза «Воспоминания распирают их» несёт в себе оттенок неуместной иронической фамильярности. Неужели для опытного, незаурядного учёного не нашлось более приемлемого слова, чем «распирают».
Прав Я. Стуль, когда пишет о том, что современный персональный компьютер «коренным образом изменил технологию труда писателей, журналистов и редакторов». Поэтому, естественно, редакции многих газет предупреждают авторов, что они принимают только рукописи, подготовленные на компьютерах. � снова это новшество служит камнем преткновения для участники ВОВ. Чтобы убедить читателя до какой степени наивны люди пожилого возраста, стремящиеся заниматься литературным творчеством, автор приводит не менее наивный пример в своей публикации «В защиту графоманов»: Воспоминания о войне были написаны участником от руки. Я. Стуль посоветовал автору напечатать их на компьютере. Тот отказался. Он переписал текст набело и отправил по почте. Советчик заранее предположил, что подобный материал редактор «сразу же выкинет в корзину». Наверно, так и было. Какой же выход из этого положения? Участникам ВОВ — пожилым и, как правило, нездоровым людям надо во что бы то ни стало усвоить недоступную им сложную технологию, или вовсе отказаться от желания что-либо творить, ибо написанное окажется «в корзине». А ведь он живой человек, оказавший миру неоплаченную услугу, победив гитлеровский фашизм. Для него, если верить сказанному ранее Я. Стулем, литературное творчество стало нормой жизни, но увы!...
� последнее, о чём хотелось бы сказать в связи занимательной и, в определённой степени, поучительной статьей Я. Стуля.
В конце публикации автор останавливается на методике обучения журналистике в Америке, и в качестве антипода — в России. Его заключение: «В России профессор был как бы по одну сторону баррикады, студенты — по другую. Знания вдалбливались в голову студентов... Здесь, в Америке всё иначе». Лучше не скажешь. Но почему же многие американские молодые люди (об этом свидетельствуют сообщения СМ� во многих штатах) не знают таблицы умножения, не умеют считать, плохо знают географию, историю своей страны и понятия не имеют о Второй мировой войне. Почему?