В ЗАЩИТУ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ПОНЯТИЙ
Анна ГЕРТ
Напечатанная в №37 (352) «Русского акцента» статья Я. Стуля «В защиту графоманов» не ставит каких-нибудь проблем, не решает сложных вопросов и не знакомит с новыми событиями общественной или научной жизни. Однако, безусловно, она представляет своеобразный специфический интерес, поскольку носит нарочито-пародийный характер. Ее автор пытается навязать некоторым привычным сугубо элементарным понятиям не свойственное им и даже противоположное значение. Т. е., попросту, представить черное белым, а белое черным. Так, слово «графомания», с его легкой руки, буквально на глазах, преображается — теряет отрицательный и приобретает положительный смысл. Особого труда такая операция для г-на Стуля не составляет. Открыв словарь или энциклопедию, он устанавливает, что «графомания — это патологическая страсть к сочинительству». На этом основании он приходит к выводу, что «графоманами можно назвать всех кто охвачен страстью сочинительства, т.е. и знаменитых и начинающих писателей и журналистов.» В результате таких нехитрых рассуждений читатель, разумеется, должен проникнуться мыслью, что для развития литературы необходимы именно графоманы, причем, чем больше, тем лучше. Не заметил г-н Стуль очевидно и того, что в «Большом энциклопедическом словаре» вторая часть слова «графомания»,т.е. «мания» определяется как «безумие», «психическое расстройство», а по некоторым, правда устаревшим данным, даже является синонимом слова «бред». («Большой энциклопедический словарь», Научное изд-во «Большая Российская энциклопедия», С-П., «Норинт», 2004 г., с.688.). Как видите, уважаемый профессор, хотя и заглядывал в словарь, но упустил из виду значительную часть имеющейся там информации .
Слова «писатель» и «графоман» в русском языке не только четко разграничены, но всегда имели прямо противоположное значение. В отличие от г-на Стуля, утверждающего, что «графоманами обычно называют тех авторов, которые посылают свои рукописи в газеты и журналы по собственной инициативе, а не по заданию редакции,» в действительности к их числу относят тех,кто постоянно пишет бездарные опусы, лишенные не только художественной ценности, но зачастую и здравого смысла. Нередко такого рода «произведения» носят ярко выраженный назидательный и амбициозный характер. Поэтому не вызывает сомнений, что графоманом быть стыдно, а не почетно, как пытается доказать г-н Стуль. Самое неприятное то, что, запутавшись в элементарных понятиях и вкладывая в это слово положительный смысл, он, по сути дела, включил в славную когорту графоманов всех пишущих знакомых и мало знакомых, перечислив от широты души их имена и фамилии.Как известно, «что написано пером — не вырубишь топором». Остается только вооружиться юмором и вспомнить стихотворные строки великого Тютчева, который, не предполагая, что они когда-либо могут приобрести иронический оттенок, писал:
«Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется,
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать.»
Посочувствовав г-ну Стулю, как советует классик, обратимся к его следующему высказыванию, в котором он без ложного чувства скромности с удовлетворением отмечает, что «литературное творчество стало нормой жизни». Г-ну профессору невдомек, что литература не может стать «нормой жизни». И, если бы, не дай Бог, ею стала, то не только прекратила бы всякое развитие,но и перестала бы существовать как часть культуры и искусства, превратившись в забаву или пустое занятие для амбициозных графоманов. В такой ситуации, разумеется, и читателю было бы не сладко, т.к. он был бы обречен постоянно читать все те же графоманские опусы.
Все дело в том, что и в данном случае г-н Стуль путает элементарные понятия и ведет речь отнюдь не о творчестве, а об упражнениях в сочинительстве, используемых в качестве лекарства от безделья ушедшими на пенсию бабушками и дедушками. На этот раз нет нужды копаться в словаре или энциклопедии — его позиция просматривается достаточно ясно в контексте самой статьи. Например, он рассказывает, что многих ветеранов Отечественной войны «распирает» творческое вожделение. Или о том, что одна его знакомая собирается, выйдя на пенсию, писать книги и статьи. Понятно, что она тоже рассматривает литературный труд как «норму жизни» и вполне уверена, что «ничего сложного в этом нет». Однако, справедливости ради, следует отметить, что с последним замечанием своей знакомой г-н Стуль не согласился.
И все же приходится напомнить г-ну профессору, что творчество является уделом тех немногих, в ком горит или хотя бы теплится искорка таланта.Литература может существовать только до тех пор,пока наделенные им личности вкладывают в нее свою душу и творческую энергию. Талант — это Божий дар, ему нельзя научиться, посещая не только обычные литературные курсы, но и класс Creative Writing Cleveland State University. Кстати, ни Пушкин, ни Чехов, ни Толстой, ни Достоевский не имели специального литературного образования.Конечно, можно развить талант, если имеются хоть какие-нибудь творческие задатки, можно приобрести литературные навыки, освоить определенные приемы, но стать талантливым невозможно даже с помощью самых новых и совершенных компьютерных технологий. С талантом надо родиться.Это совсем не значит,что всем, не отмеченным его печатью, не надо браться за перо или садиться за компьютер. К творческому труду можно приобщиться и располагая сравнительно скромными возможностями. Разумеется, надо дерзать, пробовать, отстаивать в полемике свои взгляды. Тем более, что талант проявляется всегда в действии, в работе, и не только в юности, но и на склоне лет.Однако, творческий труд, в отличие от графомании, не терпит невежества и мелочных амбиций и не служит панацеей от скуки или не в меру разгулявшихся нервов. В заключение считаю необходимым напомнить, что гениальный Пастернак требовал от писателя не только высоких творческих, но и нравственных качеств. В одном из своих лучших стихотворений он писал:
«Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех».