ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ ОТ АНГАЖ�РОВАННЫХ БР�ТАНЦЕВ

Сергей МАРКЕДОНОВ

7 мая 2007 года влиятельное британское издание “The Indeрendent” открыло свою традиционную рубрику «письма» обращением известных британских политиков и правозащитников к президенту Путина. Среди подписантов были не только представители «Туманного Альбиона», но, например, французский публицист и общественный деятель Андре Глюксманн. Однако большинство авторов обращения — представители британского истеблишмента. Это — лидер либеральных демократов Мензис Кэмпбелл, его предшественник Чарльз Кеннеди, бывший министр иностранных дел Малкольм Рифкинд (он был членом кабинета консерваторов Джона Мейджора), писатель и телеведущий лорд Брэгг, драматург Том Стоппард. «Путин и Чечня» — так было озаглавлено открытое письмо видных деятелей британской общественности. «Путин должен действовать, чтобы покончить с властью страха и подавления в Чечне».
Процитированная выше фраза была вынесена в подзаголовок и стала лейтмотивом открытого обращения к российскому президенту. Сегодня, по крайней мере, наивно предполагать, что кто-то из представителей Кремля будет как-то публично реагировать на это обращение (оно не первое и, думается, далеко не последнее). Скорее всего, ничего кроме раздражения «майские тезисы» британских политиков и правозащитников у российских политиков не вызовут.
Однако обращение, опубликованное в «The Independent», вряд ли стоит полностью игнорировать, рассматривая его как очередную вспышку публичной активности антироссийского содержания. Это — важный политический факт. Он важен по нескольким причинам. Дело не в том, что информация или выводы открытого письма должны (или могут) стать неким руководством к действию для российского истеблишмента. Письмо во влиятельном британском издании — это определенный срез европейского общественного мнения, оказывающего серьезное воздействие на принятие политических и управленческих решений. Мы помним как волна писем и телерепортажей, посвященных ситуации в Балканах, привела к росту антисербских настроений, и, в конце концов, повлияли на разрешение проблем и Боснии и Герцеговины, и Косово. Сегодня же Европа рассматривает Кавказ как свое ближнее «пограничье». Став черноморским образованием, объединенная Европа стремится к тому, чтобы обеспечить свою политику «нового добрососедства» от неожиданных вызовов. Не зря американские аналитики Юджин Румер и Джеффри Саймон называют черноморский регион «the final frontier» (последним рубежом) Европы. В понятие же «черноморский регион» и американские, и европейские эксперты все чаще включают и российский Северный Кавказ. По словам немецкого политолога Рональда Гетца, «в рамках сотрудничества с Россией ЕС стремится к созданию зон, свободных от конфликтов. В значительной степени это относится к Кавказу. Ведь сегодня это, с нашей точки зрения, самый нестабильный и опасный регион Европы. При этом мы имеем в виду не только Чечню, но и весь Северный Кавказ. ЕС пытается вместе с Россией решать местные проблемы — такие как социальная незащищенность, наркоторговля, терроризм и т.п. Реальных сдвигов, правда, немного…» По мнению же Румера и Саймона, «черноморский регион невозможно сравнить ни с каким другим в повестке дня российской национальной безопасности. Среди наиболее важных проблем — продолжающееся сопротивление в Чечне. Его последствия чувствуются по всему Кавказу, где угроза чеченского конфликта, перетекающего в Дагестан или Грузию, отягчается тяжелыми внутренними и внешними последствиями для России и для других государств региона».
В этой связи беспокойство вызывает не то, что британцы (равно как и другие представители стран ЕС) «посмели сметь свое суждение иметь». Проблема состоит в другом. Многие «майские» тезисы британских правозащитников и политиков не вполне адекватны нынешней ситуации. «Мы больше не можем оставаться спокойными перед лицом постоянных нарушений прав человека и военных преступлений в Чечне», — говорится в обращении от 7 мая в «The Independent». Что касается прав человека, то эту тему можно обсуждать. Что ни говори, факты их нарушения встречаются в Чечне, хотя эта проблема не является региональной (защита прав человека — актуальный вопрос для России в целом). Другой вопрос — военные преступления. К сожалению, в Европе и в США даже в экспертной среде нередко можно услышать такие «конструктивные» предложения, как «прекращение войны или боевых действий в Чечне».
Все российские аргументы о том, что военная фаза чеченского кризиса — явление вчерашнего дня натыкаются на жесткое неприятие, а то и на обвинения в «защите российского империализма». Выводы о self-determination (любимые рассуждения одного из подписантов обращения Путину Айвара Амундсена, директора Форума за мир в Чечне) до сих пор пользуются определенной популярностью среди европейских политиков, правозащитников, экспертов. Как будто у них уже не было возможности эмпирически проверить, чем подобные опыты по «самоопределению» завершились в 1991—1994 и в 1996—1999 гг. Между тем, сегодня говорить о войне (и боевых действиях) в Чечне как кампании федерального центра против организованных сепаратистских сил не представляется возможным. � даже разрозненные выступления против российской власти (и ее ставленника Рамзана Кадырова) являются лишенными какой-либо идеологической основы. �дея «свободной �чкерии» не является сегодня политически актуальной. �дея «самоопределения Чечни» сегодня реализовалась в ином ключе. Формирование пророссийской администрации в республике фактически стало привлечением вчерашних боевиков и сочувствующих им к работе по «возрождению Чечни».
«Чеченская идея» существенно изменилась. �з идейно-политической основы сепаратизма она превратилась в лозунг «национального возрождения» под российским флагом (до поры до времени). � это тонко почувствовали представители «чеченского зарубежья». Отсюда и пространное интервью Ахмеда Закаева (подписанты могли поинтересоваться мнением этого деятеля, который находится неподалеку), и ряд его заявлений о том, что Кадыров продолжает «ичкерийское дело», но в другой форме, не входя во фронтальное противоборство с Москвой, обеспечивая при этом Чечне все возможные преференции. В этой ситуации говорить о «военных преступлениях» — значит, во-первых, политизировать ситуацию, а во-вторых, не совсем адекватно понимать роль российских армейских частей в Чечне. Между тем, по мнению подписантов письма, главной осью конфликта является конфликт Москвы и Чечни, русских и чеченцев. «Для огромного большинства чеченцев, президентство Кадырова — немногим более, чем режим страха и подавления, без какого-либо выхода и без каких-либо средств найти справедливость от ежедневных преступлений против гражданских лиц», — говорится в открытом письме. Таким образом, Рамзан Кадыров рассматривается как послушный исполнитель московской воли, в определенном смысле «марионетка», а не политик, играющий свою игру. Что ж, так, наверное, проще.
Однако «чеченская проблема» — это не только конфликт центра с одной из окраин. Это еще и внутричеченский конфликт, внутренняя гражданская война, а затем и попытки обретения внутриэтнического мира. К сожалению, эти попытки зачастую оборачиваются против России и русских (которые рассматриваются как причина для внутричеченского раскола в 1990-е гг.). Так и хочется предложить авторам письма почитать, например, Концепцию национальной политики Чеченской Республики, ознакомиться с целым рядом инициатив Парламента Чечни, чтобы «картинка» стала более многоцветной. � уж, конечно, «русский вопрос» в Чечне в начале 1990-х гг. никогда не попадал в фокус внимания «цивилизованной Британии».
Вместе с тем авторы письма Путину признают тот факт, что «большинство задержаний проводится «кадыровцами», а также перечисляют многочисленные факты незаконных задержаний и использования пыток в Чечне. Другой вопрос, может ли Москва реально влиять на поведение «кадыровцев», упомянутых подписантами? Однако для нас важно следующее. Британские правозащитники (несмотря на многие не вполне релевантные оценки) фиксируют один тезис, который у нас принято игнорировать. Большое количество нарушений собственного же закона, а также жесткие и зачастую неоправданные действия властей по отношению к местному чеченскому населению, помогают политической фронде, объективно работают на сепаратизм. Неуважение к собственным же предписаниям порождает еще и правовой нигилизм в регионе, где и без того уважение к закону не было в большой чести. � вот об этом факте необходимо задуматься безотносительно к тому, чья подпись стоит под тем или иным обращением. Можно сколько угодно писать о том, что британские политики ангажированы и не любят Россию (и писать, заметим, обоснованно), но нельзя не увидеть их правоту именно в этом конкретном случае. Чем больше незаконных действий будет сделано сегодня в Чечне или на Северном Кавказе в целом, тем больше завтра мы не досчитаемся там лояльных граждан. Конечно, закон не надо понимать, как потворство вчерашним боевикам или откровенным террористам и экстремистам. Закон должен быть суров и если надо, то и жесток. Однако нужны четкие и понятные правила для всех, а не только для касты избранных. � если эти правила будут исполняться, то в перспективе не надо будет инкорпорировать Чечню столь суровыми методами. В конце концов, те же подписанты готовы признать, что эта северокавказская республика — часть России. Как заявил Малкольм Рифкинд, «Чечня — действительно внутренняя проблема», но «методы, включая саму войну и отрицание прав человека, отвратительны». Споры о том, насколько была оправдана военная кампания в Чечне, могут составить отдельную не статью даже, а монографию. В любом случае переговоры с военно-террористической инфраструктурой, появившейся в Чечне в 1990-е гг., показали свою безрезультатность. �х воспринимали как проявление слабости. Однако разделение боевиков и гражданского населения (даже если это на практике чрезвычайно сложно), а также введение в силовую акцию правовых норм и правил было и остается важнейшей задачей российской власти. Будут про это что-то писать британцы или нет.
Один из моих коллег (кстати сказать, британец), рассуждая о военной кампании в Чечне, сказал как-то, что российская власть имела право на применение силы, но эта кампания не должна была превратиться в войну, которую ведут против иностранной державы. Если отбросить весь пропагандистский налет (а также эмоциональность и моментами неадекватность) с британского обращения (равно как и с других писем и посланий такого рода), то в сухом остатке будет следующее. Чечня — это часть России, и поступать с этим регионом надо так, как с любой другой частью собственной страны, нашей страны.
Сергей Маркедонов, зав. отделом проблем межнациональных отношений �нститута политического и военного анализа, кандидат исторических наук
10.05.2007