СТАВРОПОЛЬ ЖИВЕТ ПО ПРИНЦИПУ КРОВИ

СТАВРОПОЛЬ ЖИВЕТ ПО ПРИНЦИПУ КРОВИ

Сергей МАРКЕДОНОВ

Последние события в Ставрополе вызвали к жизни «призрак Кондопоги». В известном издании «Коммерсант-Власть» статья, посвященная ставропольскому инциденту, даже вышла с алармистским заголовком «Это будет Кондопога, умноженная в сто раз». Однако даже если отказаться от алармисткой аналитики, следует признать, что ситуация в столице одноименного края застуживает самого пристального внимания со стороны власти (и не только региональной). Иначе интерпретацией этих событий займется «общественность», которая в отличие от пресловутых «маршей несогласных» может стать намного более деструктивной силой. Во-первых, потому что эта сила будет реальной (тут уж точно невозможно будет говорить про щедрую поддержку из-за океана), а во-вторых, это будет несистемная сила. О какой же, в самом деле, «системе» можно говорить, если участниками протеста могут стать жители спальных районов Ставрополя, русские и чеченцы по национальности?
Напомним кратко основную канву трагических событий. 24 мая 2007 года в Промышленном районе краевой столицы произошло массовое столкновение, в котором по разным оценкам приняло участие от 100 до 300 человек. Потребовалось вмешательство милиции для того, чтобы прекратить массовые беспорядки. По словам представителя ГУВД Ставропольского края, «квартал в Северо-западном районе города, где произошло столкновение, был оцеплен. В конфликте приняли участие не менее сотни человек, по другим данным, нарушителей общественного порядка было около трехсот. На место прибыли сотрудники спецподразделений. Сотрудникам милиции пришлось стрелять в воздух, чтобы прекратить беспорядки. Операция продолжалась до глубокой ночи». Даже если не спешить и не давать однозначную квалификацию этому массовому столкновению, можно отметить очевидные факты. Столкновение в Ставрополе не было «казанским вариантом» конца 1980-х гг., когда парни сходились «стенка на стенку» без учета этнического принципа, следуя строгому «районированию». Тогда принцип «прописки» был гораздо важнее пятого пункта. Сейчас же, увы, именно «принцип крови» является определяющим в ставропольской ситуации.
Сегодня многие представители ставропольской власти (и городской, и краевой) говорят о «бытовом» характере столкновений, упирая на то, что Северо-Западная часть Ставрополя — известный «спальный район», в котором криминальная обстановка традиционно сложная. Хотя кто завел эту традицию — не праздный вопрос. Наверное, бытовой фактор (элементарная неустроенность плюс фактор русской миграции из «внутреннего российского зарубежья») играет свою роль. И далеко не последнюю. Однако важно ведь не то, какие правильные слова произносят представители милиции и администрации. Важна интерпретация событий на массовом уровне. Увы, но здесь у власти нет монополии. События рассматриваются населением (автор статьи имеет хорошие контакты в Ставропольском крае, а 24 мая находился в Ростове-на-Дону, т.е. весьма близко от эпицентра событий) именно как русско-чеченский конфликт. И интерпретация эта массовая, а не кухонно-интеллигентская. Нравится это кому-то или не нравится.
И снова дискурс «Кто виноват?» становится доминирующим. «Вы за русских или за чеченцев?» Вместо поиска зачинщиков происшедшего, вместо наказания виновных граждан РФ вне зависимости от этничности, мы снова обсуждаем проблему, «кто первым ударил». И не можем по иному. Мы ведь не слышим серьезную («не убаюкивающую», а серьезную) интерпретацию событий. Ростов я упомянул неспроста. Очень важны «круги по воде», которые пошли после ставропольского инцидента. Теперь власти надо будет предпринять серьезные усилия, чтобы минимизировать последствия от такого рода «информационных кругов». У южнороссийского «сарафанного радио» не так просто выиграть информационную войну. Это вам не противостояние с «Другой Россией». Здесь очень важно давать правдивую информацию, проявлять силу и самое главное — справедливость. Именно этих качеств так не хватает. И не только на юге России (но здесь особенно).
В ходе столкновения в Ставрополе 24 мая 2007 года погиб студент чеченец (по другим данным, ингуш) Гилани Атаев. Порядка 30 человек (с обеих «сторон») попали в больницу с ранениями различной степени тяжести. По словам публициста «Русского журнала» Ефима Куца (прожившего 28 лет в Ставрополе), «стоит отметить, что массовых столкновений в столице Ставрополья не было уже очень давно. Даже прослужившие по десять-пятнадцать лет в органах правопорядка сотрудники милиции не припомнят подобного случая». В самом крае действительно непростая этнополитическая ситуация. Однако ранее в фокус внимания попадали Кавказские минеральные воды (здесь и проблемы армянской и греческой миграции, и соседство с Карачаево-Черкесией, и многие другое), а также сельские районы юга и востока Ставрополья (соседство с Чечней и Дагестаном). Теперь «засветился» Ставрополь.
Но самое главное — это то, что «история 24 мая» получила свое продолжение. Оговоримся сразу. Только объективному (хочется надеяться) следствию удастся установить, была ли связь между массовой дракой 24 мая и трагедией 3 июня 2007 года. Именно в этот день недалеко от Ставропольской медицинской академии было найдено 2 трупа молодых ставропольчан. Стало известно, что причиной смерти двух молодых людей (1988 и 1986 годов рождения) были ножевые ранения. В городе сразу же поползли слухи о том, что «кавказцы таким образом мстят за своих». Но и этими слухами дело не ограничилось. Стали выдвигаться «версии» о том, что на пятидесятый день после убийства кавказцы будут мстить с какой-то особой энергией. Прямо как в песне у Высоцкого, «и словно мухи тут и там ходя слухи по домам». Однако эти слухи замешаны, во-первых, на фрустрации населения, его неуверенности в том, что настоящие (а не попавшие «под раздачу») убийцы будут найдены и понесут заслуженное наказание, а во-вторых, они порождены «молчанием власти». Конечно, речь не идет о том, чтобы раскрывать тайны следствия и делать расследования предметом публичной дискуссии.
Однако «успокоить» население (и не простыми рассказами о том, что «давайте жить дружно»), необходимо. Иначе оно само будет пытаться себя защищать доступными ему (и его пониманию) методами. Не зря же в Ставрополье уже активно обсуждаются инициативы по созданию «народных дружин». Но самое главное — это умение делать правильные и адекватные выводы. Во-первых, требуется скорректировать «бытовую версию» событий. И сделать это надо не для того, чтобы обвинять какой-то «неправильный народ» (таковых вообще не существует в природе). Нужно перестать самих себя обманывать, считая, что все споры в России происходят из-за того, что соседки не договорились между собой о графике уборки подъездов.
На сегодняшний день можно зафиксировать два подхода к определению феномена межэтнического конфликта. В узком смысле межэтническим конфликтом может считаться социальное противоборство, изначально мотивированное этническими причинами. В широком смысле межэтнический конфликт — это противостояние, в котором противоборствующие группы принадлежат к различным этническим группам. При этом этническая принадлежность может конструироваться, пониматься и трактоваться по-разному, а этническая мотивация изначально может либо не присутствовать, либо быть слабо выраженной. Узкое понимание межэтнического конфликта, с одной стороны, позволяет избежать «инфляции» самого понятия, но с другой, оно выводит из аналитического поля большую часть латентных конфликтов. Между тем недооценка латентных конфликтов, зачастую рассматриваемых как банальное хулиганство, имеет значительные политические последствия. В 1950-е — 1980-е гг. межэтнические столкновения между русскими и чеченцами, русскими и ингушами в Чечено-Ингушетии рассматривались исключительно как обычные социальные конфликты. Ни массовые выступления русского населения против возвращавшихся из депортации чеченцев в 1958 г., ни проявления ксенофобии с чеченской стороны не анализировались органами власти именно как межэтническое противостояние. Прямым результатом недооценки этнической мотивации этих конфликтов стала трагедия начала 1990-х гг. в Чечне. Погромы в Сумгаите (1988 г.) и Баку (1990 г.) также пытались представить исключительно как девиантное поведение групп несознательных граждан. Последующая кровопролитная война между армянами и азербайджанцами из-за Нагорного Карабаха опровергла подобные утверждения.
Научившись же фиксировать этническую составляющую конфликта, следует сделать второй важный шаг. Наказание виновных за разжигание конфликта (провоцирование его и прочее) должно осуществляться не по «принципу крови» (и не посредством анализа «ментальности» участников массовых драк и столкновений), а в соответствие с единственно возможным принципом — формально-правовым, когда происходит наказание гражданина (члена российского общества), а не представителя этнического коллектива. Таким образом, не коллективные права, а индивидуальная вина становится основой для действий государственной власти. И все эти действия должны грамотно идеологически поддерживаться. Бороться надо не с русскими или с чеченцами, а с конкретными правонарушителями. Увы, но этот простой тезис пока еще не стал краеугольным камнем для российской власти и правоохранительной системы (хотя об этом принципе много и говорят). Формирование гражданской национальной политики — единственный на сегодняшний момент путь, который сможет минимизировать этно-социальный апартеид, который сегодня присутствует и в Ставропольском крае, и в Карелии, и, если покопаться, то во многих других субъектах РФ.

politcom.ru