ЮР�Й ДРУЖН�КОВ: ТАМ — ЭТО ВАМ НЕ ТУТ!

Джампьетро СТОККО, итальянский журналист

Только что РІ итальянском издательстве «Барбера Эдиторе» вышла РєРЅРёРіР° сатирических рассказов Юрия Дружникова Là non è qua! («Там — это вам РЅРµ тут!В», перевод РјРѕСЃРєРѕРІСЃРєРѕРіРѕ издания — «Порог», 2005). Эпиграф Рє РєРЅРёРіРµ — «Не шутите, РґР° Рё РЅРµ шутимы будете». РќР° обложке итальянского издания читаем цитату РёР· авторского предисловия Рє РєРЅРёРіРµ:

«Дайте мне анекдот, и я напишу пьесу», — лихо заметил русский классик. Анекдоты превращают и в романы. «Беру анекдот, кладу в соковыжималку и стекает сериал из двухсот пятидесяти частей», — подмигнув, сказал мне один мексиканский продюсер.
А что получится, если писателю не дать анекдота? Тогда получится какой-нибудь обыкновенный Шекспир.
Под словом анекдот к нам идет любая остроумная байка. Услышав анекдот, мы: а) смеемся и б) пересказываем его другим. Анекдот способен на всё. Советский Союз рухнул при помощи анекдота, низведшего идеологию до пародии. Нынешнюю власть трогать не будем, ибо смеемся уже без анекдотов. В Америке анекдот может сместить президента. Русского президента не сместишь ничем, и приходится ждать естественного исхода.
В остальном, и тут, и там дня не проходит, чтобы не поржать над чем-то новеньким, серьезно происходящим наверху. Хотя разница все-таки есть.
У истоков русской литературы, когда польский язык был на Руси почти родным, наши предки пользовали другое слово для смешных историй — фацеция, пришедшее из латыни. Проще говоря, фацеция — это совсем короткий, или не совсем короткий смешной, или не совсем смешной, а, наоборот, грустный рассказик. Фацеции, то есть анекдоты, юморески, байки, фельетончики, рассказики или даже стихотвореньица, стали популярны в России в конце XVII века. �тальянцы тоже натворили уйму смешного и обеспечили своими фацециями всю Европу. В польском фацеция и сегодня остается. У поляков есть и другое слово — жарт, шутка, в общем-то синоним анекдота.
Фацеция породила славный русский эквивалент — смехотворную повесть. Глядите-ка: не смешную, а смехотворную — принципиальная разница!
Мне нравится, как звучат слова фацеция и жарт. Жаль, что они вышли из разговорного обихода, но, может, мы с вами их оживим? В этом случае, прошу считать меня фацетистом.
Вот вам, дорогой читатель, для чистого развлечения разные смехотворные повести, фацеции и жарты: шутки, анекдоты, юморески, байки, глупости, вздор, пустяки, фельетончики, даже рассказики и стишки. Плюс жанры, которые я сам придумал.
С приветом от фацетиста!

Журналист Джампьетро Стокко (Giampietro Stoccо) опубликовал интервью с автором, которое в переводе с итальянского приводится ниже.
«Там — это вам не тут!» — самая несерьезная книга русско-американского писателя Юрия Дружникова. Так считает он сам. Устав от яростных разоблачений советских легенд о Павлике Морозове (книга «Доносчик 001»), о Пушкине, превращенном в идола («Русские мифы», «Дуэль с пушкинистами»), опубликовав роман о детстве своего поколения («Виза в позавчера»), преодолев номинации своих книг на премии «Национальный бестселлер» и «Букер» (романы «Узник России», «Суперженщина») и оказавшись в «Золотом списке ЮНЕСКО» (известный итальянцам в переводе роман «Ангелы на кончике иглы»), калифорнийский отшельник решил отдохнуть.
Дружников начал сочинять смехотворные повести, фацеции и жарты — то веселые, то грустные, то злые миниатюры о прошлой и нынешней жизни «там и тут», то есть в России и Америке. Наконец-то юморески и сатирески Дружникова доступны итальянскому читателю. Некоторые из этих рассказов уже печатались на страницах итальянской периодики, другие истории итальянские читатели видят впервые.

— Книга «Там — это вам не тут!» — уникальная галерея характеров. Это ведь реальные истории, правда?
— Я пишу романы. Это обычно означает, что на пятистах страницах вы можете найти, допустим, пятьдесят характеров, и забавная история каждого героя переплетена с другими в одно целое, как в моем сатирическом романе «Ангелы на кончике иглы».
Две трети жизни я прожил в Советском Союзе, и треть — в Америке. В новой книжке коротких анекдотов-рассказов «Там — это вам не тут!», вышедшей недавно в издательстве «Барбера Эдиторе»), говорится об обеих странах. В России и в Америке я часто встречал людей настолько комичных или странных, что каждая такая личность могла бы быть достойна особой новеллы.
Эту книжку можно читать в поезде, можно в машине, в ожидании подружки, а потом пересказать ей прочитанное.
Конечно, истории правдивы. Подчас самому такое просто выдумать невозможно. Кроме того, юмор извлекается из жизни и концентрируется также, как получается чашка эспрессо из порции кофе Lavazzo и —подается вам в готовом виде. Мне нравится делать и то, и другое: рассказы и эспрессо.

— Как вы себя ощущаете по отношению к классической литературе XIX века? Близки к ней или, наоборот, далеки от нее?
— Вы спрашиваете о литературе XIX века профессионального филолога, такого же как, например, хорошо знакомый итальянскому читателю Умберто Эко (однако, мы сильно отличаемся друг от друга). По этой литературе я читаю студентам лекции, и у меня опубликованы несколько книг, включая «Русские мифы: скептический взгляд на литературу прошлого» и трилогию романов-исследований, посвященную политической иконизации Пушкина «Узник России»). Для меня классика — фундамент, включающий полный спектр всех европейских литератур XIX и XX столетий. �, надеюсь, я прорубаю собственное окно в литературу ХХI века.

— Вдохновлял ли вас Гоголь своими выдумками и своей манерой письма?
— Я люблю Гоголя. Он был дважды гением, потому что едва смог закончить среднюю школу. Но у меня было множество других учителей: сердитый российский Салтыков-Щедрин, сказавший «Мы живем лучше, потому что страдаем больше», Марк Твен, Амброуз Бирс, Михаил Булгаков, Честертон...

— Некоторые рассказы кажутся результатом чисто вашей фантазии. Насколько близка вам научная фантастика, фэнтези, фантастическая литература?
— Если вы откроете мое Собрание сочинений в шести томах, изданное в Америке, то найдете и научную фантастику, и своего рода мистику, и фантастические истории с героями из неизвестных миров. Все это писалось, когда автор был значительно моложе и много экспериментировал. Теперь мне интереснее фантастические ситуации с реальными героями — русскими и американцами. Помещаю их в парадоксальные обстоятельства и смотрю, что с ними произойдет.

— Вы знакомы с итальянскими писателями... Кто, вы думаете, близок вам по духу, по литературным интересам, по стилю?
— Полстолетия назад в Москве, в студенческие годы, я написал обширное эссе на средневековую сатирическую поэму Джузеппе Парини. �сследования в области итальянской литературы всегда были глубоки и серьезны среди российских ученых даже в Советском Союзе, но цензоры называли иногда эти научные работы «буржуазной литературой». Я не мог даже предположить, что моей собственной биографией я повторю шаги Парини. Как он, я был преподавателем, газетным редактором, поэтом и затем профессором университета. Судьба!
Мне нравится ирония �тало Кальвино в его коротких рассказах, и мы оба в восьмидесятых годах писали критические эссе. Мелания Мацукко близка мне, потому что в ее новом биографическом романе «Жизнь» прослеживаются проблемы эмиграции в США. Мне было интересно узнать, как выживали итальянцы в Америке, и сравнить с тем, как тяжело русским, китайцам, мексиканцам, вьетнамцам, акклиматизирующимся сейчас в Калифорнии. Документальная проза Примо Леви близка к воспоминаниям моих героев, советских зеков. � я критикую коррупцию и мафию, как Леонардо Шаша. Кстати, переводы итальянской литературы на английский язык прекрасны.

— После успеха романа «Ангелы на кончике иглы» на итальянском это ваша вторая сатирическая книжка. Как вы полагаете, чувство юмора не пострадало при переводе?
— Мне трудно быть судьей, но переводчица Франческа Орлати великолепно владеет русским, и в спорных вопросах мы работали с ней, как говорится, плечом к плечу. Ну и, если позволите, еще одна деталь. В прошлом году меня пригласили выступить в театре «Бибиена» на ежегодном литературном фестивале в Мантове. Все билеты были проданы, сидели в проходах на полу. Вел встречу Энрико Франческини, журналист из римской газеты «Ля Република». В зале, в котором первый раз в жизни выступал Моцарт (что придавало особый шарм), было семьсот читателей, и они смеялись в течение двух часов. Мне кажется, чувство юмора присутствует и в генах итальянцев, и в моих.

— Юмор, литература и общество находятся в некоей взаимосвязи. Но изменяются ли они под влиянием друг друга? Насколько близкими, по вашему мнению, могут быть их отношения?
— Отношения эти всегда опасны и находятся на грани риска. Я смеюсь и над моими друзьями, и над политическими лидерами. Читатели счастливы. Но друзья больше мне не звонят, а лидеры не приглашают меня больше на свои встречи.
Может ли писатель изменить действительность? Особенно сегодня, когда люди хотят покупать новые холодильники, когда у человека все меньше и меньше времени, чтобы читать и думать? Мне кажется, писатель не способен изменить реальность.
Существовал социалистический миф: литература обязана создать «нового человека новой эпохи». Результат был только отрицательным. Я пришел к простому заключению: автор сочиняет — вы читаете; если вам понравилось, вы получили удовольствие, если нет — нет. В произведения для всех, «для народа» я не верю. У каждого писателя — собственный круг читателей, его единомышленников. А вот насчет того, что литература изменяет жизнь или совершенствует людей, казалось мне явным преувеличением.
� вот недавно студенты читали мой плутовской сатирический роман «Суперженщина, или Золотая корона для моей girlfriend» (который вскоре выходит и на итальянском). Между прочим, я описал там моих студенток, которые приходили на лекции в майках с идиотскими лозунгами, в пляжных шлепанцах, некоторые сидели в на стульях, как в гинекологическом кресле.
Студентки были возмущены автором и написали критические сочинения. А на следующий день, они появились на лекции хорошо одетыми, в туфлях на высоких каблуках, с сережками в ушах, с прическами в стиле звезд Голливуда. Таким образом, писатель иногда может и повлиять на действительность!

— США и Россия... Вы, вроде бы, думаете, что эти две страны не очень отличаются друг от друга. Так?
— Они обе — предмет моей сатиры и моего смеха. Процент дураков в обеих странах одинаков. У меня нет статистики об алкоголиках (в Америке они спят дома, а в России —на улице). Но чем дольше я живу в США (20 лет), тем отчетливее я вижу разницу. Россия — все еще полицейское государство. Страной управляет так называемая «Партия КГБ». � для стабильности и демократии, я думаю, России необходимо еще лет 50-100 медленного развития.

— Лучший аспект США, по вашему мнению?
— Моя здесь, в Америке, независимость. Если вы прочли книгу «Там — это вам не тут!», вам понятно, что никакого контроля в Калифорнии за тем, что я говорю, пишу и публикую, не существует.

— Лучший аспект России, остающийся всегда, по вашему мнению?
— Глубокая история культуры в различные периоды, как, например, Серебряный век в начале XX столетия: цветущая литература, живопись, театр, музыка поистине мирового значения. Некоторые иностранные философы говорят, что политическое давление и тоталитаризм полезны, помогают развить продуктивный андеграунд. Действительно, даже под прессом советской цензуры появились выдающиеся имена: Пастернак, Шостакович, Мейерхольд, Плисецкая, Шаламов, Булгаков... Но я предпочитаю реальную демократию США или �талии.

Перевод с итальянского Елены Дружниковой 2007