ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ МИСТИФИКАЦИЯ
Юрий БОРИН
На пороге очередная годовщина Октября. Услужливая память демонстрирует картинки: многолюдные демонстрации под красными знаменами и портретами любимых вождей. И еще — многочисленные воспоминания участников октябрьских событий 1917-го о штурме Зимнего дворца. Воспоминателей было — пруд пруди. Каждый из них жаждал внести лепту в мифический фонд. Каждый рвал на себе рубаху, повествуя о том, как он штурмовал Зимний и устраивал революцию.
А между тем всё было по-будничному просто. Секретарь Петроградского военно-революционного комитета Антонов-Овсеенко во главе небольшого отряда матросов и красногвардейцев беспрепятственно вошел в зал заседаний Временного правительства и объявил об аресте премьера Керенского и всех его министров.
Как писал впоследствии Маяковский:
Которые тут временные, слазь,
Кончилось ваше время!
Ни юнкера, ни женский батальон, охранявшие Зимний дворец, не оказали отряду ни малейшего сопротивления. Да и «арестованных» членов правительства почему-то не отправили на нары, как это позднее делали большевики. Министры остались на свободе и вскоре уехали за границу.
Тем не менее захват власти оброс невероятным количеством чисто кинематографических подробностей. Смещение Временного правительства превратилось в «штурм Зимнего дворца», холостой выстрел крейсера «Аврора» стал мощным «Залпом ‘Авроры’», а вся эта история чудесным образом трансформировалась в «Великую Октябрьскую социалистическую революцию».
Между тем Лев Троцкий, который собственно и организовал захват власти большевиками, доложил тогда Петроградскому совету: «Нам неизвестно ни об одной человеческой жертве»…
Вопреки легендам, в этой «пролетарской» революции сам пролетариат сыграл довольно скромную роль. Главными двигателями истории были солдаты и матросы, которым осточертела война, тем более, что большевики, не скупясь на посулы, обещали, во-первых, дать крестьянам землю, о чем мечтали солдаты, которые в большинстве были из крестьян, а во-вторых, заключить мир. Кстати, Брестский мир, который по настоянию Ленина был заключен, в народе обозвали «похабным», потому что Германии был отдан изрядный кусок бывшей Российской империи.
Да, Великая Октябрьская революция, как это ни странно, была действительно самой бескровной среди всех совершенных до этого в мире революций. Моря крови пролились позднее — стараниями победителей-большевиков. Самого Антонова-Овсеенко в 30-е годы расстреляли, а организатора переворота Троцкого объявили главным врагом народа и убили в Мексике, где он скрывался от бывших своих соратников.
Но у меня на сей счет есть и кой-какие личные воспоминания. В конце 60-х годов, когда я работал в газете «Ленинградская правда», в редакцию пришло письмо читателя. В нем говорилось, что бывший матрос Ядров, разъезжающий по клубам и домам культуры с воспоминаниями о своем участии в штурме Зимнего дворца, «допускает некоторые неточности».
Автор письма в редацию писал, что Ядров утверждает, будто во время жестоких боев на Дворцовой площади революционные солдаты и матросы использовали против белогвардейских броневиков не просто гранаты, а связки гранат. «Но ведь связки гранат, — возмущается читатель, — и это известно из всех военных источников, впервые были применены во время Великой Отечественной войны».
Решив заняться этим вопросом, я отправился в находящийся в Ленинграде Архив Октябрьской революции и нашел там все необходимые бумаги. В частности, списки матросов Петроградской базы Балтийского флота. Я был поражен: в архивных документах говорилось буквально о каждом моряке — кто из матросов где находился и что делал. Нашел я там и фамилию Ядрова.
Действительно, в 1917 году он служил писарем на Балтийском флоте. Но в те октябрьские дни команда писарей находилась в охраняемой казарме, а оружие было надежно спрятано в оружейной каптерке под замком. Ключ же был у старшины, который никак не сочувствовал большевикам. Теперь вопрос читателя следовало задать самому Ядрову. Я разыскал его по телефонному справочнику и пригласил в редакцию.
Передо мной сидел седовласый ветеран, который, конечно же, не предполагал, что я стану задавать ему «провокационные» вопросы.
Я начал с того, что спросил — а правда ли, что матросы бросали под белогвардейский броневик связки гранат?
— Точно, — ответил Ядров. — Матрос Митин бросил связку.
— Вы не ошибаетесь? Ведь, по словам специалистов, связки гранат впервые были применены в Отечественной войне.
— Не может такого быть! — возмутился мой собеседник. — Как сейчас помню — подкрался Митин к белогвардейскому броневику и ка-ак жахнет...
— И что, на Дворцовой площади стоял белогвардейский броневик?
—А как же! Об этом даже в фильме есть...
— Это верно, — сказал я, — фильм я тоже смотрел. Ну, а вы-то сами были в тот день на Дворцовой?
— Я? — еще больше удивился Ядров. — Да я там как раз рядом с Митиным в засаде лежал!
— С винтовкой?
— Конечно!
— Но ведь, насколько я знаю из документов, на Дворцовой площади боев не было, а все оружие вашей команды писарей было закрыто на замок. И ключ был у старшины команды.
— С чего вы это взяли?
Я показал ему выписку из архива.
Ядрову стало не по себе. Он начал мямлить, что справка, мол, фальшивая, мало ли что там в архивах напишут...
Тогда я показал ему еще один документ о том, что он вообще не выходил из казармы в тот знаменательный день, как, впрочем, и в течение последующих. Ядров заявил, что он этого так не оставит.
После публикации фельетона «Как это было» Ядров больше с воспоминаниями не выступал. Но, как видно, мой герой все же пожаловался «наверх». И через некоторое время по совокупности преступлений меня по приказу обкома партии изгнали из редакции «Ленинградской правды». Разумеется, за подрыв одного из важных краеугольных мифологических камней советского государства.
Партия не прощала идеологических диверсий.