ВСТРЕЧА С БЕЛАРУСЬЮ. СВЕТЛЫЕ И ГРУСТНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Тимофей ЛИОКУМОВИЧ
Но память былого
Все крадется в сердце тревожно…
Афанасий Фет
НЕПРЕОДОЛИМОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ
Ни у кого не вызывает сомнения, что решение об эмиграции из родной страны принимается не от хорошей жизни. Нельзя не согласиться с белорусским поэтом Максимом Богдановичем, который еще в начале прошлого века подметил: «Бросить свой край и ехать Бог весть куда — это же самое последнее дело, на которое можно решиться только в крайности». Конечно, люди никогда не расставались бы с родной землей, если б на ней были созданы нормальные условия для жизни.
В то же самое время порядочный человек не плюнет в лицо своей Родине, если даже она повернулась к нему спиной, оказалась для него недоброжелательной мачехой, а не ласковой матерью. Он сумеет отделить зерна от плевел, понять, что стал жертвой обстоятельств, жертвой неблагоприятного для себя времени, непредвиденных потрясений. Верно утверждает писатель Леонид Коваль, что «два источника питают человека — молоко матери и соки родной земли» и «этими ничем незаменимыми соками скреплены пролеты и сваи мостов» между сердцами людей.
Не может человек забыть землю, на которой родился, вместе с которой пережил нелегкие времена, а то и кровь проливал за ее свободу и независимость или самоотверженным трудом множил ее славу, отдал ей лучшие годы своей жизни, и в которой покоятся его предки, ставшие неотделимой частицей этой земли. Сердце не может не стремиться к отцовскому краю. «Родные пепелища» обладают притягательной силой. Благородный человек не сможет оставаться равнодушным к тому, что происходит на покинутой земле, не сможет не интересоваться происходящими на ней изменениями, а по возможности попытается и посетить страну, из которой вынужден был эмигрировать.
Разумеется, для новой встречи с покинутой землей человек должен «созреть». Мне, например, понадобилось почти девять лет, прежде чем решиться на такой шаг.
А за короткое пребывание в Беларуси хотелось как можно больше увидеть и услышать. Посетить места своего детства, юности и трудовых будней, встретиться с родными, друзьями, коллегами, поклониться могилам оставшихся там навсегда членов семьи. Посмотреть, что в белорусских краях осталось по-прежнему, а что и как изменилось. Не только освежить память, но и попытаться осмыслить то новое, что там произошло за годы моего отсутствия. Одним словом, узнать, чем и как живет ныне народ Беларуси. К сожалению, не все из намеченного удалось осуществить из-за краткого пребывания, однако, впечатлений оказалось много. И разнообразных. Надеюсь, что они будут восприняты не без интереса всеми, кто не вычеркнул окончательно из сердца прошлые страницы своей нелегкой советской биографии.
ПОГРАНИЧНЫЕ МЫТАРСТВА
Дорога оказалась нелегкой. Нет, девять часов полета в комфортабельном самолете не вызывали особых затруднений! Техника шагнула настолько далеко вперед в своем развитии, что в небе чувствуешь себя словно на земле. К тому же обаятельные стюардессы полны внимания и предупредительности к пассажирам. Проголодаться также не дают. Кормят обильно и колоритно. Дважды за полет.
Те, кому не хотелось спать, могли на довольно-таки не маленьком экране смотреть кинофильмы, ознакомиться с культурной жизнью Польши, следить по карте-схеме за траекторией полета. Все на экране демонстрировалось без звука, чтобы не мешать желающим отдыхать. Слушать же голоса с экрана можно через индивидуальные наушники, выдаваемые в распоряжение каждому пассажиру. Так что полет до Варшавы самолетом кампании «Лот» сопровождался положительными эмоциями.
Чтобы попасть в Брест, первоначальный пункт планируемого посещения городов, связанных с нашими с женой жизненными дорогами, предстояло пересечь польско-белорусскую границу. Здесь-то и начались наши дорожные мытарства.
Накануне поездки нас убеждали, что для пересечения границы сейчас не требуется много времени: в течение часа уложитесь. Мол, уже нет тех многокилометровых очередей, когда со всего Союза ездили в Польшу, чтобы продать пользующиеся спросом у поляков товары и таким образом что-то заработать себе на жизнь. Соседи стали жить не хуже белорусов и «извоз» сам собой постепенно прекратился.
Каково же было наше удивление и потрясение, когда мы подстроились в хвост многокилометровой очереди машин с водителями, ожидавшими в нервном нетерпении возможность пересечь границу, оказаться по ту сторону Буга. Завсегдатаи, знающие толк в создавшейся обстановке, утверждали, что долгожданный момент наступит не ранее, чем через 1,5—2 суток. Некоторые бойкие водители, нагло пытаясь ускорить процесс своего пересечения границы, норовили «влезть» со своей машиной в образующийся узкий промежуток в том случае, если кто-то из шоферов, задремав за рулем, зазевался вовремя продвинуть свою машину на 3—5 метров вослед за предшествующей. Другие шустрые водители предлагали впереди стоящим продать им право вклиниться перед ними в колонну, чтобы сократить время ожидания: пропустившему их перед собой шоферу платили несколько долларов. Некоторые соглашались на подобную сделку.
Что же случилось? Почему вдруг снова стало многолюдно на белорусско-польской границе?
Оказалось, ларчик открывался просто. Накануне в Польше подняли цены на горючее. В Беларуси они оставались еще прежними. Жители республики сразу увидели в образовавшихся «ножницах» возможность чуточку пополнить свой нищенский бюджет и всеми правдами и неправдами повезли на продажу горючее в Польшу: продать немножко дешевле польской стоимости и немножко подороже, чем в Беларуси.
Вспомнив прежние времена, когда подобная торговля для многих белорусов, особенно потерявших работу, оставалась единственным источником дохода, без лишних слов сразу поняли, что в материальном отношении жителям республики живется нелегко: иначе они не пустились бы на такой нелегкий заработок. Не от веселой зажиточной жизни приходится заниматься подобным бизнесом, к тому же чреватым различными пограничными недоброжелательными сюрпризами…
Наш водитель, поняв безвыходность сложившейся ситуации на переходе через пограничный мост у Западного Буга, вспомнил, что через несколько десятков километров у городского поселка Домачево есть другой пропускной пограничный пункт. Направились туда. В Домачеве очередь оказалась меньше. Однако, чтобы пересечь жалкое расстояние в 1—2 километра в итоге понадобилось больше времени, чем занял полет из Чикаго в Варшаву. И лишь в четвертом часу ночи мы пересекли границу.
РАССТОЯНИЕ И РАЗЛУКА НЕ ПОМЕХА ПАМЯТИ
Конечно, после родственных объятий в первую очередь хотелось увидеться с людьми, с которыми рядом работал, с которыми пережил немало радостей и огорчений. И я поспешил в университет, которому отдана четверть века, из которых почти 20 лет заведовал кафедрой русской и зарубежной литературы.
Ее нынешняя заведующая, уже третья по счету с того времени, как я уехал из Беларуси, тактично предлагает мне ключ от моего бывшего кабинета, ставшим теперь местом ее работы.
Благодарю ее за такое чуткое внимание:
— Вы теперь здесь работаете — вам и открывать. Мое пребывание в этих стенах уже принадлежит воспоминаниям.
С волнением встречаюсь с членами своей кафедры. Некоторых из нынешних преподавателей я еще учил на студенческой скамье, других — принимал на работу, третьих — отправлял учиться в аспирантуру. Руководил их курсовыми и дипломными работами, правил их первые публикации и редактировал последующие.
Расспросам и воспоминаниям не было конца. Я искренне радовался успехам бывших коллег, их неунывающему настроению. По всему чувствовалось, что и им приятно было встретиться со мной.
Признаются, что в общем-то прожить на получаемую зарплату возможно, хотя и без особого шика. К тому же, оптимистически утверждают, что в воздухе носятся слухи, что в ближайшее время ее собираются повысить.
Оказывается, что две преподавательницы поехали в командировку далеко за пределы республики — в Крым. В самом конце прошлого века, когда я покидал кафедру, финансовое положение в университете было настолько плачевным, что практически научные командировки были отменены. Сложно было выбить средства на поездку внутри республики, а про участие в симпозиумах за ее пределами лучше было не заикаться. Рекомендовалось ездить, если есть такое желание, за собственный счет. Это было невозможно, т.к. при тогдашней зарплате еле сводились концы с концами. Конечно, такое положение не содействовало научным поискам, заставляло ученых «вариться в собственном соку»...
Члены кафедры с удовольствием сообщают, что те времена ушли в прошлое. С ведением платного обучения университет улучшил свое финансовое положение. Теперь только занимайся наукой — командировка обеспечена в любую точку СНГ.
С гордостью заявляют, что и печататься стало легче, т.к. значительно укрепилась полиграфическая база университета. Я же грустно вспомнил, сколько усилий, времени и нервов требовалось, чтобы «продвинуть» в печать уже подготовленную работу, отредактированный кафедральный сборник. Приятно было узнать, что основанный мною сборник кафедральных работ «В мире литературы» в помощь учителю-словеснику продолжает издаваться. Мне преподносят его шестой выпуск в сопровождении с громадным букетом цветов.
Обижаются мои бывшие коллеги на неодинаковое отношение в университете к кафедрам филологического факультета. Больше внимания и соответственно средств уделяется кафедрам белорусского цикла. Проводят меня в кабинет белорусского языка. Он оформлен профессиональными художниками за довольно-таки внушительную сумму долларов. Не меньше внимания уделяется и кафедре белорусской литературы.
Кафедры ж русского языка и литературы находятся на положении пасынков. Мне в этом легко было убедиться, т.к. кафедральный кабинет остался без всяких изменений. Его украшает лишь пушкинский уголок, к которому в свое время я подобрал материалы и под моим руководством их оформили студенты-заочники. Абсолютно ничего нового в кабинете за прошедшие годы не появилось…
Приятным сюрпризом было появление на кафедральной встрече бывшего ректора университета профессора Василия Алексеевича Степановича и его слова благодарности, высказанные в мой адрес за весомый вклад, внесенный в развитие высшего учебного заведения.
Одной из преподавательниц не сообщили о встрече на кафедре: решили не тревожить из-за ее болезни. Каким же было мое изумление, когда она неожиданно на следующий день предстала передо мной в библиотеке, куда мне удалось вырваться на несколько часов, чтобы ознакомиться с некоторыми белорусскими изданиями. Узнав о моем приезде и краткосрочном пребывании в городе, она отпросилась с приема врача и с разными медицинскими нашлепками и наклейками, запыхавшись, прибежала в читальный зал.
Ее поступок взволновал меня до глубины души. Мне передали о ее болезни и непременном желании встретиться со мной, я планировал навестить свою бывшую сотрудницу. Упрекнул ее за необдуманное бегство с врачебного приема. В ответ услыхал:
— Разве могла я иначе поступить? Ведь я вам обязана своей судьбой. Если б не вы, я, наверное, так навсегда и осталась бы сельской учительницей. Это ж вы, побывав на моих уроках, ознакомившись с моей внеклассной работой и общественной деятельностью, увидели во мне будущего вузовского преподавателя, пригласили на работу в университет, вдохновили на написание кандидатской диссертации, правили мои статьи, представляли к званию доцента, вдохновляли на написание и поддерживали при подготовке докторской диссертации. Избрана я членом-корреспондентом Российской Академии педагогических и социальных наук. Я никогда не забываю, что вы стояли у истоков моей научной карьеры, и чувство благодарности пронесу через всю свою жизнь. Вы и по сегодняшний день остаетесь моим учителем.
Вообще слух о моем приезде распространился, по-видимому, быстро. День, отведенный мною на библиотеку, превратился в приемный.
По каким-то каналам о моем приезде стало известно редактору газеты «Брестский курьер», журналисту и поэту Николаю Александрову. Он также разыскал меня в зале белорусской литературы областной библиотеки им. М.Горького. От него, по-видимому, узнал о моем приезде корреспондент Республиканского радио Юрий Шапран. Поспешил со мною встретиться, взять интервью.
Вдруг явился незнакомый мне местный прозаик и принес свои две книги рассказов и повестей в дар с убедительной просьбой ознакомиться с ними и высказать о них свое мнение.
Одним словом, если б я задержался на несколько дней в городе, то не было б отбоя от посетителей: одни передавали через знакомых о желании увидеть меня, другие с такой же просьбой звонили по телефону. К сожалению, встретиться со всеми, кто выражал такое желание, в связи с коротким визитом не удалось…
Радушные встречи в очередной раз убедили, что порядочные люди остаются всегда таковыми при любых обстоятельствах. И вовсе не их вина в том, что их коллеги по работе, друзья, товарищи, соседи вынуждены были покинуть насиженные места. Именно доброта, чуткость и сердечность людей, не способных на низкие поступки, удерживают нити взаимного внимания, связи с покинутой землей.
Я благодарен судьбе, что в жизни мне везло на добрых людей.
Но, разумеется, вовсе не собираюсь идеализировать окружающий мир и выглядеть наивным мальчиком, который ничего не замечал из того отвратительного, что было на родной земле. До сих пор, например, не прошло то потрясение от встречи с человеком, которая произошла в начале моего трудового пути, когда я еще беззаветно верил в высокие идеи, которые проповедовали наши вожди, вешая лапшу на уши сограждан, сами не ставя ни в грош ни своих соотечественников, ни провозглашаемые лозунги.
Рассказ этого человека тогда прозвучал для меня как гром среди ясного неба и, признаюсь, заставил именно с той поры начать глубже вникать в окружающий мир и скоро принудил заметить, как слова в стране «победившего социализма» расходились с делом.
Этому человеку пришлось пройти через войну, дослужиться до майорского звания, стать редактором дивизионной газеты. В начале пятидесятых годов прошедшего века его уволили из армии. Что это были за годы для евреев в СССР нет никакой надобности расписывать. Черные тучи, которые сгустились над нацией, были страшными и ничего хорошего не предвещали в будущем. Женат майор был на белорусской женщине. Супруги выбрали себе местом для обоснования город Бобруйск, откуда родом была жена майора. Пришел он в горком партии становиться на партийный учет.
— Почему вы выбрали местом для постоянного жительства город Бобруйск? — спросил плюгавенький секретарь.
Бывший майор, не ожидая подвоха, стал объяснять:
— Во-первых, моя жена уроженка города. Во-вторых, здесь живет ее одинокая старушка-мать, за которой необходим уход. В третьих, что не менее важно, у нее свой дом и нам не потребуется государственная квартира, тем более, что с жильем в городе туго.
Секретарь, казалось, вполуха слушал собеседника, а когда тот завершил излагать свои доводы, заметил:
— Все же вам нужно было ехать не в Бобруйск.
— А куда же? — насторожился майор.
И секретарь нагло и бесстыдно, зная накаленную обстановку в стране по отношению к евреям и чувствуя полную безнаказанность, не считаясь с заслугами посетителя и даже с тем, что он секретарствовал в городе, значительную часть которого составляло еврейское население, бросил ему издевательски в лицо:
— В Биробиджан вам следует ехать, в Биробиджан вам прямая дорога.
А когда через два года встал вопрос о необходимости посылки из состава райкомовских и райисполкомовских работников тридцатитысячника на подъем сельского хозяйства, то назвали бывшего майора, который работал в отделе культуры, единственного из всех присутствовавших не имевшего ни малейшего представления о сельском хозяйстве, поскольку вырос в городе, а потом с оружием в руках защищал Родину. И именно его послали поднимать один из отстающих колхозов. (Уже по выбору можно судить, как на деле райкомовцы беспокоились о сельском хозяйстве своей страны, если посылали на село человека далекого от деревенской жизни). И, как вы догадались, этот человек, хотя ему стоило громадных усилий, подорвало его здоровье, вывел отстающий колхоз в передовые. Колхозники же стали заявлять, что только при нем почувствовали, что на самом деле в стране есть советская власть.
Или приведу еще признание одного из директоров завода в Гомельской области. Областные власти выбили в новом доме квартиру для одного из работников возглавляемого им предприятия. У директора (еврея) и председателя профкома (белоруса) в кабинетах стояли спаренные телефоны. При очередном звонке на завод оба руководителя как-то одновременно подняли трубку. Директор, определив, что звонят не ему, а председателю профкома, хотел уже повесить трубку, как вдруг услыхал, как облисполкомовский начальник наставлял своего районного подчиненного:
— Смотри, директор завода захочет отдать квартиру своему, еврею. Этого нельзя допустить.
И одновременно и с горькой, и с победоносной улыбкой директор досказал, что квартира досталась по всей справедливости еврею. Общее собрание коллектива единогласно постановило вручить ключи от выделенной заводу квартиры ее самому лучшему и многодетному работнику. А лучшим работником завода, к тому же и многодетным, оказался еврей.
Эти, и подобные им признания других авторитетных людей, быстро отрезвили меня и широко раскрыли глаза на то лицемерие, которое победно торжествовало вокруг, помогло понять, что высокие слова о дружбе народов наглядно расходились с низменными поступками, глупыми подозрениями.
Именно ничтожные человечки, возомнившие себя орлами, попав в орбиту фарисейской власти, ощущая себя при ней, как рыба в воде, не давали возможности людям, руководствующимися высокими принципами, осознать себя полноправными хозяевами своей страны, обильно обмытой их потом и кровью. Подлые деяния всесильных пигмеев, не видевших и не хотевших видеть дальше своего носа, содействовали подрыву мощи и авторитета государства, привели к тому, что никто не поднялся на ее защиту, когда медвежеподобный, властолюбивый и шустро-хваткий русский мужик, сообразив по русскому обычаю на троих, легко повалил громадного колосса, оказавшегося на деле на глиняных ногах благодаря всякой деспотической швали, подобной червям и козявкам, изгрызшим яблоко изнутри, в котором находили себе до его падения уютное убежище.
В то же самое время я вовсе не собираюсь огулом всех евреев представлять безвинными ангелочками. Приходилось, к большому огорчению, встречать среди них, как, между прочим, и среди представителей других наций, людей мелких, жадных, корыстолюбивых, по-пустому заносчивых, жуликоватых, чванливо-невежественных, которых с полным основанием не уважали за их отрицательные, антипатичные моральные качества, а вовсе не за еврейство. За примерами далеко ходить не требуется. Встречаются подобные экземпляры и среди иммигрантов. Не случайно о таких людях стали говорить: «Он (она) заслуживает медали «За освобождение Украины от себя» или «За освобождение Беларуси от себя». Что поделаешь! Ведь верно заметил Евгений Евтушенко: «У каждого народа свои гады».
Я это к тому напоминаю, что понятие Родины не однозначно. Отвергая враждебное, ничтожное, негативное, не следует вместе с грязной водой выплеснуть ребенка.