ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИБУДУТ К НАМ
ИРИНА АКС
«И одинокой парус все белей...»
Ирина — уроженка Санкт-Петербурга (Ленинграда) в пятом или шестом поколении. Стихи пишет всю жизнь, и хотя она уже 7 лет живет в Нью-Йорке, в ее стихах незримо присутствует Питер. Стихи Ирины периодически публикуются в сборниках, альманахах, журналах по обе стороны Океана. Год назад выпустила первую книжку стихов. Редактор поэтического сборника «Нам не дано предугадать...» Вместе с командой друзей-единомышленников организовала первый Поэтический Фестиваль, который стал уже традиционным: три летних и один зимний.
От составителя. Ирина Акс отличается удивительным умением говорить женским и мужским голосом, причем одинаково достоверно. А также многоцветным сплавом лирики, философии и самоиронии. И еще — обратите внимание на стихотворение «Из старых шотландских песен», где говорится о большой, на всю жизнь, Любви к той Единственной, которая не стала судьбой рассказывающего. И задумайтесь, не было ли в вашей жизни чего-то подобного...
Ян Торчинский
* * *
«Поэтов, нас учили интегралам».
Татьяна Мнева, истопник газовой котельной.
И для любви, и для надежды стары,
и тихой славой слабо дорожа,
поэты уходили в кочегары,
прозаики – в ночные сторожа.
Неизданные строки не стареют,
тираж – не мера ценности строки,
но если эта мысль уже не греет –
тогда тебе пора в истопники.
Когда ты – ни в фаворе, ни в опале,
когда никто твоих не знает строф,
а твой венок лавровый ощипали
для чьих-нибудь наваристых супов,
когда ты на судьбу устал сердиться,
всё вкривь и вкось который год подряд -
иди в истопники, чтоб убедиться,
что рукописи здорово горят!
ЮБИЛЕЙНАЯ ПЕСЕНКА
Я справляю юбилей:
Завтра будет ровно месяц
Неписанья новых песен.
Ни строки, ну хоть убей!
Завтра будет юбилей.
О нетворчестве моем,
Напряженном и тернистом,
Над коньячною канистрой
Аллилуйю пропоем:
Ах, нетворчество мое!
Клуб «Восток», газета «Труд»
И издательство «Планета»
Мне за неписанье это
По три премии дадут.
Будет праздничный салют.
Будут речи, адреса,
Для журналов репортажи,
И, возможно, даже вражьи
Бибисикнут голоса –
Завтра, в двадцать два часа.
Будут водка и елей,
Мне присвоят к этой дате
Званье «Лучший неписатель».
Кончен месячник. Налей!
Завтра будет юбилей.
ПЕСЕНКА О МИЛОМ МУЖЕ
(из «Песен о женской доле»)
Пусть он врет, как сивый мерин,
И в портвейне неумерен,
Да и мне не очень верен,
Да и мной не так любим,
Но зато по пьянке – смирный,
Не нахальный, не настырный,
Он доволен коркой сырной
И экраном голубым.
Что ему мои печали?
По плечу ли? Да сплеча ли?
Он, как яхта на причале,
Проживет без парусов,
Но зато не лезет в душу,
Тихо курит, мирно дышит,
Он удобен, прост и дёшев,
только сердце – на засов...
Пусть ни блата, ни зарплаты,
Только ладь ему заплаты,
Ну а сам – ума палата,
Все-то валится из рук,
Но зато не пусто в доме,
Но зато – мужчина в доме,
Но зато – хозяин в доме,
Разлюбезный мой супруг!
ВЕСЕННЕЕ
...yже выраженье постельный режим
звучит, к сожаленью, не столь эротично,
уже так немного осталось постичь нам,
уже не гадаем и не ворожим
на гуще кофейной: бурдой растворимой
с утра заливаем рассветные сны,
уже не томимся с приходом весны:
придет – и пройдет... разумеется, мимо...
НЬЮ-ЙОРКСКИЕ ЗАРИСОВКИ
(очень местные стихи с двумя эпиграфами)
«...а что в России есть, так то не хуже здесь»
Галич, «Караганда»
«Listen to here!» – гневно орала толстая одесситка.
Испуганный афро-абориген покорно «слухал сюда»...
Из полуподвальных коммуналок
Рвемся в роскошь бейсмента с руммейтом...
Вот и найден правильный аналог:
Здесь – и там... Судьбы своей – и чьей-то...
Над страной привольный ветер веет,
С каждым днем все радостнее лица!
Правда, стрессно драйвать по хайвею,
Но комьютать трейном – застрелиться...
«С корабля бежать пристало крысам», –
Укоряли адмиралы в штатском...
... «Вам колбаску слайсать или писом?»
Вот она, искомая колбаска!
Вот они, зеленые червонцы,
И иная жизнь, и берег дальный!
...наша юность смотрит из оконца
коммуналки той полуподвальной...
...ПОСЛЕ ОТСТОЯ ПЕНЫ...
Мих. Брифу
Катятся дни за днями, снова желтеют листья.
В жизни несуетливой слава – второстепенна.
Что остается с нами? Пара банальных истин:
«Требуй долива пива после отстоя пены».
Требуй свое, дружище! Требуй! Имеешь право!
Впрочем, тебя не слышат: пусто, над нами – бездна.
Ты ничего не ищешь, даже посмертной славы:
То, что дается свыше, требовать бесполезно.
Есть ли над нами Кто-То? Все-таки жаль, что нету...
Рветесь на авaнсцену, воете на цепи вы:
Деньги-семья-работа... изредка – лучик света...
...Ждите отстоя пены после долива пива.
* * *
То заботы, то неудачи...
Редких праздников мишура...
Я уже не гусар, не мачо –
впрочем, не был им и вчера.
Ночь утешит тихими снами...
Только верю: день изо дня
там, где пьют «за тех, кто не с нами»,
кто-то близкий пьет за меня!
АВТОПОРТРЕТ
Андрею Карепову
Ну да, все нормально, и возраст – «не в счет»,
я вроде пока не на том рубеже,
но все мои плюсы – со словом «еще»,
а все недостатки – со словом «уже».
Еще мне семь верст, как и прежде, не крюк,
и ночь мне покуда отраднее дня,
но выросли дети вчерашних подруг,
и все они «батей» зовут не меня...
Пока не успел растолстеть-облысеть,
покуда не выдуло дурь из башки,
но первых морщин понатянута сеть,
и я уже вряд ли рвану за флажки.
Увы, благородный налет серебра
облез, как с прабабкиных вилок «фраже»...
еще я почти что такой, как вчера,
но завтра, похоже, я буду «уже»...
ТРИ ХОККУ «ОСЕНЬ»
В лохматой листве
пока едва заметны
желтые прядки.
Бордовый закат
за сиреневой тучей.
С каждым днем – раньше...
Осень. По утрам
заморозки на почве
вчерашних обид.
* * *
Андрею Моисееву, водителю московского трамвая
Колеса – по стыкам, по сердцу, по нервам стучат...
Но я про другое, давай?
Послушай! Далёко-далёко, где копоть и чад,
Изысканный едет трамвай.
Летучим Голландцем плывет без ветрил и руля,
А люди глядят из окон,
Как, тонким пантографом чуть на ветру шевеля,
Изысканный едет вагон.
Он графику верен, в депо он вернется к пяти,
Секундные стрелки не врут.
Вот катит по рельсам Мечтающий Сбиться С Пути...
А завтра – на тот же маршрут.
ИЗ СТАРЫХ ШОТЛАНДСКИХ ПЕСЕН
У смешливой Мэри был острый язык,
У лукавой Мэри был дерзкий взгляд,
И когда мы с ней оставались одни,
Я смущался, краснел и шутил невпопад.
Пролетели года, но я буду всегда
Вспоминать, как Мэри была горяча!
...и была другая, чье имя забыл,
та, с которой было легко молчать...
Златокудрая Энни бывала нежна,
Кареглазая Энни бывала добра,
И когда мы с ней оставались одни,
То бывали счастливы до утра.
Пролетели года, но я буду всегда
Вспоминать, как вместе сердца стучат!
...только жаль, что не помню имени той,
с которой легко было вместе молчать...
Стала добрая Дженни мне верной женой,
Она родила мне троих сыновей,
И счастливую жизнь прожила со мной,
Да и я был счастлив, конечно же, с ней.
Но когда придет мой последний день,
Да, когда пробьет мой последний час –
Я, наверное, вспомню имя ее,
Той, с которой было легко молчать...
* * *
...гобой, прижатый влажною губой,
натужно выдувает басанову,
сбивается, и начинает снова,
на том же третьем такте – тот же сбой...
грохочет поезд – слава Богу, мой...
Два доллара – доступная цена
за тусклый свет и жесткие скамейки,
за скудный наш комфорт... а все ж – сумей-ка,
нахохлившись у темного окна,
признать, что жизнь смешна и недлинна...
Неспешно громыхать через мосты,
потом на полчаса застрять в туннеле...
в вагоне все давно осатанели,
ты ж – тихо дремлешь... где-то слышал ты:
служенье муз не терпит суеты.
* * *
То пальцы – мимо струн, то голос – мимо нот,
то вся моя судьба свернет куда-то мимо...
Налево, блин – Сенат, направо, блин – Синод,
а прямо – судоверфь петровская, вестимо.
Вот я иду-бреду в каком-то там году,
еще мне мало лет, и денег тоже мало,
но раз уж я пришел – зовите тамаду,
чтоб наши голоса тоской не зажимало!
Все прошлые года неведомо куда
из Ладоги в залив слезой повытекали.
Моих нелепых лет провисла лабуда,
чтоб их, как акростих, читать по вертикали.
Направо, блин – Синод, налево, блин – Сенат...
Ну что там про любовь и про Петра творенье?
И песня – мимо нот, аккорды – невпопад,
и вся моя судьба – нелепое явленье!
* * *
«Куда бы ты ни шел - ты выйдешь к морю»
А. Моисеев
Куда б ты ни пошел – все выйдет боком...
Вот и сидишь унынии глубоком,
как недопообедавший ишак,
не пробуя отнюдь извлечь из кресла
свои слегка расплывшиеся чресла
и сделать шаг. Конечно, ложный шаг.
Ты рвешься в море, ищешь бури... да, но
по-прежнему, питомец Буридана,
застрял, застыл – надолго, на года,
поскольку точно знаешь априори,
что все пути ведут отнюдь не к морю,
не ври! – не в Рим, не в рай, а – в никуда...
Вся цель – движенье? Право же, едва ли...
Каких бы нам советов ни давали:
Ваш ход, мол! – и прельщает «ход конем»,
а все ж мудрей – остаться в том же кресле
и не стремиться к морю, даже если
столь виртуозно все вранье о нем.
* * *
Еще не вечер, друг, еще не вечер,
еще – написан, но не читан «Вертер»
(уж я молчу про список кораблей)
еще не все обкусаны цукаты,
еще не все обсосаны цитаты,
и одинокий парус все белей,
и белый лист еще влечет и манит,
и, говорят, по-прежнему ума нет
(кто говорит – сам тоже не Сократ)
еще нам светят звезды – это греет,
еще вон кто-то где-то гордо реет,
и мы не хуже, гордый мой собрат!
Еще не время делать круг почета,
еще не время нам платить по счету
и не пора в коробку на бочок,
еще мы будем счастливы, наверно,
но в наши дни и воздух пахнет скверно:
раскрыть окно – что мусорный бачок...
ПЕСНЯ КОЗЛА-ПОДМАНКА
Держали в старину такого дрессированного козла-провокатора на мясокомбинатах, который не боялся запаха крови и смело бежал впереди овец, а в самом конце его резко оттаскивали за рога, овцы же по инерции бежали дальше.
Я – лидер, но вот досада:
Я – вождь бараньего стада.
Бегу опасной тропою,
Бараны – за мной – толпою,
Бараны – за мной,
Бараны – за мной,
Бараны – за мной
Бегут за небесной манной,
А я-то – козел-подманок,
А я-то – их всех спокойней,
Сверну перед самой бойней.
Бараны, за мной!
Бараны, за мной!
Бараны, за мной!
Но я, их всех презирая,
Дарю им блаженство рая,
Ведь это – мечты пределы:
Считать, что гибнешь за Дело!
Бараны, за мной!
Бараны, за мной!
Бараны! За мной!
* * *
Рудольфу Фурману
Я не умею жить всерьез.
Хотя бы – жить с серьезным видом.
Случись со мной такой курьез,
что я себя, к примеру, выдам
за барда голубых кровей,
за литератора в законе
(мол, я тут нынче – соловей,
и аплодируйте за то мне) –
всех, верно, рассмешу до слез:
ну не к лицу мартышке тога!
Я не умею петь всерьез.
Хотя и есть о чем, ей-богу...
ДИПТИХ
(1)
Поэт печален. Это – политес.
Во мне ж бурлит избыток оптимизма.
Увы, моя смешливая харизма
мешает жить средь томных поэтесс.
Поэзии страдательный залог
мне чужд. Слезы в строке отнюдь не видно.
И рядом – ни одной из аонид, но
я завяжу на память узелок,
чтоб не забыть: Поэзии нужна
унылая пора в лучах заката,
хотя бы – подходящая цитата.
И я твержу: «печаль моя жирна»*
--------
*) цитата из О.Мандельштама
(2)
Поэт серьезен. Это – постулат.
Он не грешит словесною игрою
и не роняет своего героя
нетрезвой мордой в праздничный салат.
Усевшись плотно в кресло, взяв перо
и чистый лист мелованой бумаги,
он, отказавшись от волшебной влаги,
свое нам демонстрирует нутро.
Он знает очень много умных слов:
«аллюзии»... «семантика»... «катрены»...
Он натощак выходит на арену,
он занят потрясением основ.
А завершив сей творческий процесс,
он встанет, зад натруженный почешет,
и в магазин за водкою почешет,
а там – к одной из томных поэтесс...
* * *
Тапер играет в крохотной харчевне...
Что может быть печальней и плачевней?
Накурено, убого и темно там,
и в вольном пересказе близко к нотам
Шопен похож на Шуберта и Шнитке...
В углу – алкаш, пропившийся до нитки,
а с ним – шалава с профилем камеи.
Шалман... тапер играет, как умеет...
Не надо! не стре...