РЎРђРЁРђ-Р­РќР”-РџРђРЁРђ

Семён КАМ�НСК�Й

Р РђРЎРЎРљРђР—

Паровозом у них была Саша: грин-карту выиграла — она, хлопотала и документы выбегала — тоже она. Даже таможенники в аэропорту их родного города, когда вылетали в одну из европейских столиц, чтобы там пересесть на рейс в чикагский аэропорт О`Хара, сразу же определили, кто в семье главный, и за взяткой обратились именно к ней, а не к Паше. Так ей и сказал один из них — разбитной мужичок средних лет, с прозрачными глазами и намерениями: «Вы — главная в семье? Пройдите, пожалуйста, сюда…» — и завёл в комнату с какими-то металлическими стеллажами по стенам. Так эти серые стеллажи и остались у неё в голове, как последняя память о родине. � мужичок — тоже, конечно.
— Понимаете, — говорит он, так вразумительно, — согласно американским требованиям, мы должны сейчас вскрыть все ваши чемоданы и баулы, и тщательно всё проверить. Это займёт очень, ну, очень много времени, и упаковочку вашу всю нарушит, и на посадку, не дай бог, можете опоздать... А если вы пожертвуете двадцать долляров (так и сказал, «долляров») на пользу таможни, мы сейчас весь ваш багаж опечатаем нашими самыми серьёзными печатями — и никто его больше досматривать не будет, ни на пересадке, ни в Америке…
Саша так и сделала — дала ему эти двадцать баксов. Он их рассмотрел, вежливо поблагодарил, спрятал. Вернулись они в общий зал, где возле многочисленной поклажи околачивались Паша с Ксюшей, a дальше — как по маслу. Таможенный мужичок не обманул: баулы запечатали, и, действительно, больше нигде по дороге не открывали. � к «пограничнице» их подвёл, громко так, ответственно ей сказал: «Это — хорошие люди, всё у них в порядке», — та, видимо, поняла: понаставляла печатей, почти без вопросов, быстро и учтиво. Саше так приятно стало, что всего-то за двадцатку у них «всё» стало в порядке!.. Если б на самом деле — всё...
Короче, проехали. � дальше их семейный паровоз продолжал тащить свои два вагона по путям новой родины. Первую квартиру в ортодоксальном еврейском квартале, где, по традиции, купно селились наши соотечественники, независимо от их национальности, нашла и сняла Саша — через свою школьную подругу Маринку, прожившую в штатах пять лет. � новые нужные американские бумажки снова оформляла Саша. Павел по-английски знал пока только «thank you very much» и «what time is it?», потому как в школе изучал немецкий, и «тысячи» в институте сдавал также на нём. Да, и что Паша? Он и дома был всего-навсего товарный вагон — ведомый и хорошо управляемый.
Саша познакомилась с ним в секции бодибилдинга. Сама она большой крепостью организма не обладала, скорее совсем наоборот: миниатюрная, личико — узенькое, лисье, правда, вовсе недурное, волосы — неопределённо-русоватого оттенка, лёгкие и ломкие. Но сила её была в тяге, в устремлениях… �, когда она, к двадцати пяти годам, поставила себе задачу — найти жизненную опору, то по библиотекам, конечно, расхаживать не стала: муж должен был быть, по определению, крепким и выносливым. Очень интересно выглядела хрупкая девушка среди «качков»: Паша нашёлся — вместе со своим накачанным торсом, — и подошёл знакомиться уже на первой неделе её занятий в секции. После чего эти занятия вскоре можно было и прекратить… Проехали!
�з занюханного заводского КБ она быстро заставила его уйти, ему было определено другое поприще — фотографа. Зимой — ёлочного, дедоморозного, летом — курортного, и круглогодично — свадебного. Заработки пошли просто замечательные, можно было и ей перестать юбку на работе просиживать, и квартиру купить (ну, в микрорайоне, не в центре, но тоже неплохо), и Ксюшку завести. А через четыре года новая идея — Америка! � очень зря все знакомые и свекровь зудели, мол, «будешь ты в Америке — на зелёном венике»! Вот они — Саша, Паша и Ксюша — сейчас гуляют по Мичиган Авеню и американские пончики-«донатсы» жуют... Пончики — это, впрочем, чепуха (проехали!), — надо дальше двигаться, к другой остановкe… А тут Ксюша прилипла к уличной витрине туристического агентства «Эпл вакэйшн»: томная дама, в тёмных очках и бикини, на надувном матрасе в перламутрово-бирюзовом бассейне, потягивает коктейль из бокала с маленьким радужным зонтичком, и на заднике — сказочные пальмы и море... Агитка, конечно, но красиво. Вот и она — Сашина следующая остановка...
Но до этой остановки опять были полустанки: поскучнее и пострашнее. Сначала — маленькая двухдверная «Хонда Сивик» (очень старенькая, но без машины здесь — никак). Потом — бесплатная школа английского для неимущих, a, параллельно, — Пашу на работу пристроить, потому что десять тысяч, привезённые с собой, — уже на исходе. Фотографы тут никакие, конечно, не нужны. Пошёл в небольшой цех к русскому хозяину: нажимать ногой — по двенадцать часов — на педаль пресса — штамповать платы для мобильников. Работа тупейшая, за целый день — десять слов с соседями по конвейеру, и заработок не велик, но на еду и на рент хватало. A Саша, после полутора лет школы, — на курсы по программированию… Подходил двухтысячный год со своими тремя ноликами, и в Америке началась программистская истерия — на работу требовалось всё больше и больше программистов, чтобы срочно переделывать и проверять компьютерные коды на наличие в них правильных дат. (А то, вдруг, 1 января 2000 года oт этих ноликов компьютеры с ума сойдут — и Мистер Американский Бизнес сдохнет!) Поэтому устроиться на работу программистом с высокой стартовой зарплатой можно было и без хорошего английского, и без большого опыта, а липовые рекомендации давали сами программистские школы. Как говорили Сашины учителя: нужно придумать себе рабочую историю, резюме — и, главное, во всё это самому поверить.
— ...Я по трупам пойду, — патетично провозглашала уже хорошо расслабившаяся Саша, когда они, наедине с Маринкой, обсуждали свои женские американские жизни, при участии двух больших бутылок «сухаря»… Обычно они расслаблялись в отсутствие Паши, сидя на матрасе, постеленном прямо на полу в Сашиной съёмной квартире, где, кроме двух матрасов (одного, двухспального, и другого — поменьше, для Ксюшки), пожилой тумбочки с телевизором, трёх уродливых стульев, выброшенных соседями, и кухонного стола, половину которого занимал компьютер, ничего не было.
— Вот ты, Маринка, уже столько лет здесь маешься, всё учишься в своём «калледже» — что толку? Где «бойфренд»-американец? Где хорошая работа? Вкалываешь в этом сраном магазине за шесть пятьдесят в час? Нет, я по трупам пойду... — повторяла Саша, выливая остатки вина в чашку…
Работу она искала — как ходила на работу. Ксюшку — к соседям, то — к одним, то — другим, благо, много русских вокруг. На личико — чуток краски; на тело — строгий, простенький, единственный, но очень аккуратный, чёрный костюмчик; в ручки – пластиковую папочку с резюме, которое сочинили специалисты (отнюдь не бесплатно); в зубы — заученный десяток английских выражений; в Хонду или на сабвэй — и на интервью, иногда, по два раза в день.
Она научилась производить впечатление в своей монолитной уверенности и знании предмета. Если её спрашивали о чём-то и она не имела представления, как ответить, — а случалось это частенько, — она, выразительно глядя собеседнику прямо в глаза, размеренно тянула что-то ничего не значащее, типа: «Actually...*», «I think...**» или, совсем пробивное, «What do you mean by that?***»... Далее следовала, естественно, пауза, но собеседник сам почему-то начинал заполнять возникшую после этого тишину, ощущая неловкость от того, что, видимо, задал какой-то бестолковый вопрос, и именно поэтому она затрудняется с ответом...
В общем, первое предложение подвернулось достаточно быстро — всего два месяца массированного поиска. Согласно нарисованному в резюме опыту и знаниям, ей предложили сделать новый проект для консалтинговой компании. Срок — шестнадцать недель, и работать можно было дома! Скажите, везение? Может быть. Только как этот проект сделать — она и понятия не имела, когда сказала им «yes»...
Начался новый, сверхскоростной поиск того, кто знает, как это сделать. Порекомендовали дорогого, но знающего Михаила. Саша приехала к нему вечером, и скромный таунхауз в пригороде показался ей дворцом, а Михаил — лысоватый и значимо медлительный — крутым специалистом. Старательно поддерживая это впечатление, он не спеша провёл её в небольшой кабинет с компьютером и выслушал долгие, детальные объяснения.
— Всё это сделать можно, — так же неторопливо, как бы нехотя, произнёс он, — но это будет дорого стоить...
— А денег у меня пока нет, — попробовала игриво улыбнуться Саша.
— Ну, деньги они вам по контракту заплатят, и вы тогда заплатите мне... половину того, что получите... — Михаил пристально смотрел Саше в глаза. — А в качестве аванса...
Не отводя от неё взгляда, он протянул руку к красивой бутылке коньяка, стоящей, как оказалось, на соседнем столике:
— Я, думаю, мы договорились?
— Договорились, — Саша внутренне крепко зажмурилась, но внешне совсем чуток покраснелa…
«Другого нет у нас пути —
В руках у нас винтовка...»

Контракт был сдан вовремя, и денег заплатили много. Даже половина — это было очень хорошо. Потом срослось ещё несколько контрактов: и работа, и Михаил — продолжались. Саша решила, что и Паше надо учиться, и теперь он мог покинуть свой ножной пресс. Выучился на техника по обслуживанию кондиционеров — здесь это тоже верный заработок.
Денег становилось всё больше, купили новые машины и новый дом — тоже очень большой. Уже был и бассейн в Мексике, и море — на Карибах, и коктейли — на круизах.
Маринка теперь появлялась у них редко. «Завидует», — усмехалась Саша.
Через год, с опытом нескольких проектов, Саша перешла в другую компанию, потом — в следующую… Оказалось, что Михаил не так уж много знает, да и делает всё, как известно, чересчур медленно, и теперь она может обходиться совсем без него… Проехали!
Подбор новых партнёров для новой жизни у Саши продолжался ещё пару лет, но, однажды, очень жарким и влажным летним вечером, когда ничего не ведающий Паша вернулся домой после рабочего дня из определённого ему зимнего мира компрессоров и фреона, вдруг прозвучало — без интонаций, как закадровый голос в дублированном на русский язык зарубежном кино:
— Знаешь, у меня есть другой человек... Я не буду возражать, если ты снимешь квартиру и переедешь от нас жить. Ксюшу будешь видеть — сколько захочешь... — Кто этот другой — Саша и объяснять не стала.
Потерянный Паша пробовал что-то мычать, помыкался по знакомым, рассказывая подробности, — но все и так знали, что к чему: вот и его проехали...

— …Ну, и зачем было рассказывать эту банальную историю? — скажете вы. — Что в ней такого интересного? � конец был заранее известен...
Согласен, скажу я, много нас — проживающих свои собственные банальные истории с заранее известным концом... Так что даже не знаю, зачем я всё это тут нагородил. Может потому, что в прошлый выходной я случайно встретил Пашу в торговом центре? Он говорит, что всё у него «окей», он работает, в свободное время самозабвенно поёт в русском народном хоре при православной церкви... � Ксюша, вместе с двумя подружками-американками, была с ним — такая взрослая... только уже не очень хорошо говорит по-русски... впрочем, зачем ей здесь русский? Про Сашу он ничего не сказал, а я и не спрашивал…
Вокруг нас шуршали, лопотали голосами и мобилками, мелькали всевозможными оттенками джинсовой ткани, формой и цветом воскресных лиц жители благополучного чикагского пригорода, и, в этом шумовом потоке, под высоким, прозрачно-невесомым потолком, среди десятков модных мелодией из дверей зовущих магазинов и магазинчиков, мне всё слышалось бравурно-воинственное... нет-нет, смешно, уж это никак не могло прозвучать здесь...
«Наш паровоз, вперёд лети...»
Чикаго, 2006
-----------------------------------------------------------------------------
* Фактически, в настоящее время (англ.)
** Я думаю (англ.)
*** Что вы имеете в виду? (англ.)