МОЖНО ЛИ ВОЗРАЖАТЬ ЮЛИИ ЛЕОНИДОВНЕ?
Тимур БОЯРСКИЙ
Юлия Леонидовна Латынина — это писательница и журналистка. Благодаря ей и Виктору Шендеровичу, рейтинг малоизвестной радиостанции «Эхо Москвы» поднялся на невообразимую высоту. Это журналистка экстра-класса, это журналистка-снайпер, приводимые ею факты можно не перепроверять, её анализ точен, словно картинка на предметном стекле микроскопа, её выводы безошибочны, как лазерный луч, её оценки убийственны, как самонаводящаяся ракета. Я восхищён творчеством Юлии Латыниной, блеском её остроумия, профессиональностью её журналистских приёмов. Я даже думаю, что настанет время, когда на факультетах журналистики будут изучать не купленых преступным режимом Михаила Кольцова и Давида Заславского, а всезнающую, вездесущую и умеющую отбрить любого и каждого Юлию Латынину. Возражать ей дело небезопасное, но у Юлии Латыниной есть одно замечательное свойство, которого начисто лишены большинство её прославленных коллег: если она допустит в эфире или в печати даже незначительную ошибку, она немедленно приносит свои извинения своим многочисленным радиослушателям и читателям. Учитывая это, после некоторых сомнений и колебаний, я решился на одно достаточно принципиальное возражение.
Комментируя самоубийство российского генерала Виктора Власова — главного строителя российской армии, она берёт под защиту сегодняшнего министра обороны России Анатолия Сердюкова. Не входя в суть разногласий между генералом и его штатским начальником, хочу обратить внимание на обстоятельство, которое Латынина считает одной из версий случившегося. Речь идёт о том, что новый министр, якобы, решил, что армия, которая, как выразилась Юлия Латынина, «… производит цемент и кирпич, никогда не будет заниматься своей главной задачей». С 1918 года в структуру российской армии входили строительные подразделения, но при этом всегда у неё оставались ресурсы, силы и возможности, чтобы выполнять то, что Латынина считает главной армейской задачей. Пропагандисты и политработники называли эту задачу повышением боевой и политической подготовки. И что? Те, кто строил, оставили после себя аэродромы и танкодромы, казармы и полигоны, мосты и дороги. А те, кто неустанно повышал боевую и политическую подготовку? Они в многомиллионном количестве в летние месяцы 1941 года попали в плен к врагу, у которого даже замполитов не было. После этого тяжесть войны волокли на своих плечах наспех мобилизованные трактористы и агрономы, водители трамваев и электрики, не отягощённые в таком большом количестве боевой и политической подготовкой.
Я прослужил в Советской армии немного — шесть лет, из них три года учёбы в лётном училище. За этот период было примерно четыре или шесть недель, когда я приносил реальную пользу родной стране. Это были периоды, когда меня и моих товарищей посылали в колхоз на уборку урожая. А остальное время? Я ходил в караул, охраняя армейские же объекты, в наряд на кухню, помогая поварам готовить еду для таких же, как я военнослужащих, летал на бомбардировщике на полигон и обратно для бомбометания, а в остальное время конспектировал материалы съездов и пленумов. Другими словами, пользы от меня никакой не было, а вред был значительным, я бесплатно получал ботинки и брюки, бесплатно обедал и ужинал в армейской столовой, расходовал авиакеросин, которого не хватало народному хозяйству, а металл для корпусов авиационных бомб, которые я сбрасывал, даже не нажимая кнопки, мог бы пригодиться, например, для автомобильной промышленности, которая находилась в первобытном состоянии. Впрочем, вред, который я лично принёс народному хозяйству России, этим не ограничивается. К этому перечню следует добавить, что я принял личное участие для решения задачи по приведению в негодность двух обширных территорий: одна — это аэродром в Смоленской области, где базировалась наша дивизия тяжёлых бомбардировщиков и где вся территория была пропитана горюче-смазочными материалами, нашпигована обрывками колючей проволоки, металлическими и железобетонными обломками и лишь на поверхности украшенная наглядной агитацией, а другая — это полигон, если не ошибаюсь, в Липецкой области, в почве которого бомбовых осколков было больше, чем природных камней.
Этот личный вред надо умножать на численность вооружённых сил, которая всегда в мирное время была семизначной, а в военное — восьмизначной.
Но не только хозяйственный вред приносили вооруженные силы Советского Союза, а затем России. Политический вред был большим. Достаточно припомнить вторжения в Венгрию, Чехословакию, Афганистан, Кубинский кризис, африканские и азиатские авантюры, где красное знамя и красная звезда всегда были на стороне антинародных, тиранических режимов.
Отовсюду, где был российский солдат, включая побеждённую Германию, его выставили с позором. Если всё это можно назвать главной армейской задачей, то лучше такие задачи совсем не решать, а решать те, которые Юлия Латынина считает для армии непрофильными. Или, может быть, армия свою главную задачу решала в Чечне? Она там барахталась до тех пор, пока поумневший российский президент не уравновесил одних чеченских боевиков другими, то есть и здесь армия не решила той задачи, которую
Юлия Леонидовна определила для неё как главную.
Был, правда, ещё героический захват российским спецназом аэродрома Слатина в Косово в 1999 году, но это скорее не воинская операция, а цирковой фокус, потому что до сих пор никто не смог назвать по фамилии врага, у которого этот аэродром захватили.
Вывод можно сделать только один: если с выполнением основных задач дело обстоит так неблагополучно, может быть, было бы более целесообразно, если бы армии занималась такими непрофильными делами, как строительство. Всё-таки конкретная польза. И пусть не говорят, что армейское строительство — это источник коррупции. Источники коррупции везде, где тратятся или зарабатываются деньги. И не строители в этом виноваты. Мне искренне жаль, что генерал-полковник Власов не смог доказать своей правоты и вынужден был застрелиться. Этим он не остановил коррупцию. Правда, обнажилась проблема: каким образом вооружённые силы России должны приносить пользу своей стране.