В СПИСКАХ ЗНАЧИЛСЯ

В СПИСКАХ ЗНАЧИЛСЯ

Сергей УДАЛИН
Рассказ

От составителя:
Сегодня в рубрике «Современная проза» я хочу познакомить вас с рассказом петербургского автора Сергея Удалина. Конечно, это не документальная реставрация исторических событий с использованием имени знаменитого героя из нашего советского прошлого, а просто ироничная и, в то же время, горькая игра авторского воображения. А, впрочем, кто знает, выдумка ли это? И не такое бывало...
Семен КАМИНСКИЙ, newproza@gmail.com

Об авторе:
Удалин Сергей Борисович родился в Ленинграде в 1965 году.
Образование — высшее техническое.
Всерьёз литературой занялся лет шесть-семь назад.
На бумаге вышли две книги: роман-фэнтези «Чёрные камни Дайры» и научно-популярная «Откуда взялся "Код да Винчи"».

*********************************

Майор Георгий Романович Черноморов отодвинул к дальнему краю стола фуражку с малиновым околышем и расстегнул воротник гимнастёрки нового образца. Духота стояла невыносимая, даже распахнутые настежь окна — грубое нарушение инструкции — ничуть не помогали. Не иначе, к вечеру быть грозе.
— Привели? — устало спросил он у дежурного. — Ну, так давай его сюда, не до ночи же мне здесь мыкаться!
Разумеется, выходных на войне не бывает, но Георгию Романовичу всё же хотелось закончить все дела в пятницу, чтобы завтра отправиться в баню с чистой совестью. Наверное, только совесть у него за эту неделю и осталась чистой, а всё остальное так пропиталось потом, что и настоящим, довоенным мылом не отмоешь. Даже руки стали какими-то липкими, прямо неудобно такими за документы браться. Но ведь придётся, другому это дело не поручить. Да уж, подкинул ему политотдел дивизии работенку!
А вот и он, герой дня.
Тьфу ты, черт, а ведь действительно герой! Если только не произошло какой-нибудь ошибки. Ага, как же! Ошибка-то всяко была, вот только узнать бы, чья. Но если судить по первому впечатлению, ничего героического в наружности доставленного не наблюдается. Совсем пацан ещё, дай бог, если восемнадцать исполнилось. Волосы стрижены ежиком, уши на ширине плеч, губы пухлые, детские, хоть и крепко сжатые. Вот разве что глаза — серо-голубые, напряженные, цепкие.
Майор невольно отвел взгляд, сделав вид, что сверяется с документами:
— Проходи, Александр… Матвеевич, присаживайся.
Солдат, видимо, ожидал другого приема. И любой бы на его месте ожидал. Но Георгий Романович привык вести допросы не как положено, а как ему удобней.
— Спасибо, гражданин майор, я постою, — буркнул подозреваемый.
Ишь ты, гражданин! Хотя, да — там этому быстро учат. Первый довод за то, что парень не врет. Ну да ладно, об этом позже.
— Садись-садись, — по-прежнему дружелюбно повторил майор. — Разговор будет долгий. Откуда к нам прибыл?
Отвечал солдат монотонно, как давно и крепко выученный урок, да оно и понятно — допрос-то не первый.
— Костромской госпиталь, почтовый ящик…
— Понял, достаточно! — остановил его Георгий Романович. — С чем лежал там?
— Сквозное пулевое, в грудь.
— Ясно, а до этого где служил?
Вопросы у Черноморова были самые обычные, но задавал он их быстро, чтобы парень и отвечал сразу, не успевая толком подумать. Так, глядишь, и проговорится, ляпнет что-нибудь такое, что хотел бы скрыть. Прием старый, но неплохо работающий.
— Второй батальон, девяносто первая отдельная бригада, шестой добровольческий Сибирский стрелковый корпус имени Сталина.
— Кто командовал батальоном?
— Капитан Астафьев.
— Верно. А призывался ты откуда?
— Уфимская трудовая колония.
Так, и здесь запираться не стал. Пока все сходится. Но ничего не доказывает.
— Как ранение получил?
Майор достал из нагрудного кармана пачку «Дуката», заметил завистливый взгляд парнишки, предложил закурить и ему. Тот жадно затянулся и начал рассказывать. Так же, как и все рассказывают — коротко, сухо, словно и не про себя.
— В феврале отправили нас на передовую, и сразу в наступление. Неделю по болотам пробирались, а потом в самую карусель попали. Немцы там дзотов понаставили — плюнуть некуда. Обычно разведчики их как-то засекали, а тут проморгали, и наша рота прямо на пулемет вышла.
— Ну, а дальше?
— Что дальше? Залегли, а он, гад, лупит без перерыва. Ни вздохнуть, как говорится, ни пернуть. Вот мне ротный и говорит: «Давай, Сашко!»
— Так ты, стало быть, бронебойщик?
— Нет, просто стрелок.
— Тогда почему ж тебя послали?
— А у нас, гражданин майор, не принято спрашивать, отчего да почему, — хмуро ответил солдат. — Послали, и пополз.
Георгий Романович молча кивнул. Слыхал он об этой «добровольческой». За две недели половину личного состава положили.
— А бронебойщиков тоже посылали, — продолжал парень. — И других всяких. Я, наверное, четвертым или пятым по счету был. Но никто, кроме меня, и близко к дзоту не подобрался.
— А ты, значит, самым умным оказался? — недоверчиво хмыкнул майор.
— Может, и не самый, но и не из последних дураков! — Губы парнишки выпятились от обиды. — Я ж смотрел, что они не так делают, запоминал. И постарался их ошибок не повторить. Только сам тоже облапошился — слишком далеко забрался. С такого угла гранату внутрь не забросишь.
— И что, не стал бросать?
— Почему — бросил. Рвануло здорово. Мне даже показалось, что накрыло фрицев. Но они оклемались и снова замолотили. А мне уже ни вперед, ни назад ползти — резона нет. И на месте оставаться — тоже верная смерть. Вот я прямо к дзоту и кинулся.
— Грудью на амбразуру, — подсказал майор.
— Вот ещё! — теперь уже солдат хмыкнул. — Контуженый я, что ли? Просто хотел на крышу ему забраться. Уж там-то, думаю, не достанут. А дальше поглядим, что делать. Только не повезло мне, всего каких-то пять шагов оставалось, когда фашист меня зацепил. Врач сказал, близко-близко от сердца пуля прошла.
Зря он про контузию вспомнил! Майор сразу почувствовал, как запульсировала в затылке знакомая колющая боль. Пока терпимо, но если разойдется — хоть на стену лезь. Вот зараза! Уже скоро два месяца, как Черноморова перевели с оперативной работы на кабинетную, начальником полкового отдела СМЕРШ, а последствия ранения до сих пор сказываются.
В такие минуты майору хотелось послать куда подальше и работу, и этих молоденьких ребят со всеми их бедами и заботами, и кабинет свой, и весь этот провинциальной городишко, где с весны застрял штаб полка. Укатить куда-нибудь в деревню, с головой нырнуть в мелкую, быструю речушку, потом перевернуться в воде на спину и не думать, ни о чем не думать, пока не утихнет боль. Но контрразведчик не должен давать волю эмоциям. Хотя, охладиться было бы кстати. Чекисту нужна холодная голова, — вдруг вспомнилось Георгию Романовичу. — И чистые руки. Он машинально обтер ладони об гимнастерку и продолжил допрос.
— А потом что было?
— Да я и сам толком не знаю, — виновато улыбнулся парнишка. — Очнулся уже в медэшелоне. Ни оружия, ни документов. Говорят, вроде как меня прямо у похоронной команды отняли. Стали сгружать с подводы, а я вдруг застонал.
Что ж, и такое бывает. Майор чуть было опять не кивнул, но решил поберечь голову и не делать резких движений.
— Книжку красноармейца с твоих слов восстанавливали?
— Так точно. Уже когда поправляться начал.
— Запрос в часть посылали?
— Да вроде бы.
Георгий Романович и сам знал, что посылали. Но «добровольцев» тогда опять кинули в самое пекло. У них и со штабом армии связь только по большим праздникам появлялась. А в армейской канцелярии усердствовать не стали, просто подтвердили: числился, мол, такой в мобилизационных списках. Госпитальный отдел контрразведки тоже глубже копать не захотел. Опять же, реорганизация тогда проходила, не до пустяков всяких. Вот и доорганизовывались!
— А однофамильцев у тебя в части не было? — как бы между прочим спросил Черноморов.
Но парнишка всё же насторожился.
— Нет, не слыхал, а что?
— Да нет, ничего, — Георгий Романович встал со стула и нарочито небрежно захлопнул папку с делом. — Ладно, иди. Потом ещё поговорим.
Солдат вздохнул, то ли облегченно, то ли просто покорно, и тоже приподнялся со стула. Но тут майор остановил его.
— Погоди, Александр Матвеич! — Черноморов достал из ящика стола какую-то газету и положил ее перед все еще подозреваемым. — Ты, небось, «Правду» давно не читал? Полюбопытствуй, вот здесь.
Парнишка посмотрел на указующий перст майора, потом на газету, потом на самого смершевца. Вроде бы тот не шутил. Сбитый с толку солдат вернулся к газетной статье и забормотал шепотом слова приказа:
— Александр Матвеевич Матросов… с немецко-фашистскими захватчиками… закрыл своим телом амбразуру…указом Президиума Верховного Совета… Героя Советского Союза… посмер… Ч-ч-чего?
Майор внимательно следил за изменениями лица подозреваемого. Ради этого момента и был затеян весь допрос. И теперь никаких сомнений не оставалось — парнишка говорил правду. Невероятную, где-то даже глупую и ровным счетом никому не нужную, но правду. Так сыграть не смог бы ни Ильинский, ни Кторов, ни другой какой артист. Он действительно Матросов Александр Матвеевич. Или, во всяком случае, считает себя таковым.
— Это как же, а? — по-детски пухлые губы мелко дрожали, в серо-голубых потерянных глазах блестели слезы. — Это что ж такое, товарищ майор? Это, выходит, я…
Ну, вот и до товарища добрались!
Майор крепко, но без нажима взял парня за плечи и проводил до дверей.
— Успокойся, Саша, разберемся. Ты лучше иди, в самом деле, приляг, отдохни. А я тут ещё немного подумаю.
Хотя, о чем тут думать?! Поторопилась канцелярия, похоронила солдата раньше срока. За время войны Георгию Романовичу приходилось слышать и о таких случаях. И не было бы в этом ничего непоправимого, если бы парня не наградили звездой Героя. Если бы приказ не подписал Верховный. А теперь… теперь действительно придется очень долго прикидывать, как половчей этот случай начальству представить. Или даже сразу нескольким начальствам.
Майор рассеянно глядел в окно. Голубое с утра небо медленно и неумолимо заволакивали свинцовые грозовые тучи.
— Не помешаю, наверное, а, Георгий Романыч?
Ага, полковника Дьяконова принесло! Один только начполитотдела дивизии умел спросить так, будто другого варианта ответа и не существует. Не утерпел, значит, политрук, сам приехал узнать, чем дело кончилось.
— Заходи, гостям всегда рады, — насколько мог любезно улыбнулся Черноморов.
Гость подошел к столу, сел. Ровно, прямо, как на партсобрании. Достал папиросу из простецкой смятой пачки «Краснофлотских», закурил и только потом спросил:
— Ну, что, допросил самозванца?
— Да не самозванец он, Осип Давыдыч! — возразил майор.
— Как это, не самозванец?
— А вот так! Он действительно тот самый Матросов. А покойником его по ошибке объявили.
— Ну, знаешь ли, Георгий Романыч, за такие ошибки… — политрук покачал головой. — А как вычислил, что это он?
— Никак не вычислял. Просто чувствую, что парень не врет.
— Чувствовать мало, — наставительно произнес Дьяконов. — Тебе ли объяснять, как хитер и изворотлив враг. Доказательства нужны, факты.
— Да откуда им взяться, доказательствам? Документов нет, часть на переформировании. Да и личный состав там, наверное, уже по третьему разу сменился. Кто его опознает?
— Вот видишь, нет у тебя доказательств, — заключил полковник. — Зато налицо попытка подорвать наш боевой дух и веру в победу. Заставить наших бойцов поверить, что их тоже могут вот так в покойники записать. И объясняй потом, почему ты не спешил с разоблачением врага.
— Да какой же он враг, Осип Давыдыч? — Черноморов и сам не заметил, как начал оправдываться. — Парнишка всего полгода на фронте, не то что в плену — в окружении не был.
— По документам не был, — спокойно поправил политрук. — По липовым документам, которые ему костромские простофили выписали. И не забывай, откуда он на фронт призывался, если призывался вообще. Из колонии. Вот тебе и мотив! Озлобился парень на советскую власть и решил ее скомпрометировать, выдавая себя за погибшего героя.
— Ты так говоришь, Осип Давыдыч, — совсем уже вяло отбивался контрразведчик, — как будто его вина уже доказана.
— Докажут, Георгий Романыч, — недобро усмехнулся Дьяконов. — Не сомневайся, там — докажут. Тебе ли не знать. И ещё сообщников найдут. Ты как хочешь, а я из-за него голову в петлю совать не намерен.
А вот этот козырь крыть уже нечем. Черноморов не был идеалистом и четко представлял себе, в какой организации служит.
— Хорошо, а ты что предлагаешь? Отослать документы в штаб армии?
— Отослать? — переспросил Дьяконов. — Да ты в своем уме, майор? Признаться, что у нас под носом два месяца ходил враг, и если бы не приказ в газете, мы бы до сих пор в носу ковырялись?
М-да, и такой вариант возможен. Не предательство, так преступная халатность. В лучшем случае — служебное несоответствие. Как бы самому в «добровольцы» не загреметь.
— Так что делать-то будем, Осип Давыдыч?
— Давно бы так! — обрадовался полковник. — Слушай: задержание оформишь задним числом. Насколько сможешь, хоть на две недели назад. Подготовишь протокол с вещественными доказательствами и признанием. А парнишку придется того, — замполит скрестил руки перед собой, — при попытке к бегству. Понял?
— Да разве так можно? — начал было опять спорить Черноморов, но политрук оборвал его.
— Нужно, Георгий Романыч, нужно! Время сейчас такое. Трудное время.
Начальник полкового СМЕРШа хотел уточнить, а когда это времена были легкими, но под пристальным взглядом полковника осекся. Не об этом сейчас речь.
— А людям-то мы что скажем? — спросил он. — Его ж многие совсем недавно видели, разговаривали с ним…
— Ты, Георгий Романыч, своё дело сделай! — Узкое, как у гончей, лицо Дьяконова перекосила самодовольная усмешка. — А я со своими как-нибудь да разберусь. Узнав, что он шпион, никто на дату уже внимания обращать не станет. В крайнем случае, объяснишь, что хотел через него на сообщников выйти, потому и не арестовал сразу. Не дрейфь, майор, людей я беру на себя. Ну что, по рукам?
Начполитотдела давно уже ушел, а Черноморов все еще рассматривал собственную ладонь, которую на прощание пожал Дьяконов. Откуда-то со стороны, сквозь опять разгулявшуюся боль в затылке, упорно пробивалась мысль о необходимости срочно вымыть руки. Ощущение того, что он в чем-то запачкался, не оставляло майора ни на секунду.
Вот ведь наваждение! Как же все это вышло-то, а? Как он дал втянуть себя в это паскудное дело? Парень, можно сказать, с того света чудом выбрался, а они его снова в могилу заталкивают. Так вот запросто, между затяжками, приговорили человека. И ладно бы за идею, а то ведь так — ради собственного спокойствия. Когда это ты успел стать подлецом, майор Черноморов?
Руки он, понимаешь ли, боится испачкать! Тут уже не в руках дело. Хотя нет, и в них тоже. Георгий Романович вдруг понял — ему противно еще и оттого, что он пожимал руку Дьяконову. Нет, надо срочно исправлять ошибку, пойти поговорить с командиром полка, полковником Антиповым, рассказать ему все как есть, без утайки. Васильич — первоклассный мужик, боевой офицер, он поймет. И вдвоем они что-нибудь придумают.
Майор подошел к окну и с сомнением посмотрел на умывальник во дворе. Первые капли дождя уже забарабанили по его металлической крышке. Сейчас хлынет.
Может, все-таки сначала вымыть руки?