ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ
От составителя. Этой подборкой мы завершаем третий год функционирования литературной страницы. За три года в «Обзоре» были опубликованы стихи около пяти десятков великолепных поэтов, представляющих три континентa планеты. В 2007—2008 годах музы прибыли к нам из США, России, Израиля и Германии. Есть поверье, что три года — это первый критический срок в жизни семьи, коллектива, формального или неформального объединения, своего рода проверка на прочность. Мы его прошли успешно, работали с удовольствием и, надеюсь, радовали и наших читателей, и наших авторов. И теперь с надеждой смотрим в будущее.
Ян ТОРЧИНСКИЙ
ЕКАТЕРИНА ТУРИКОВА (США)
* * *
– Милый, давай построим избушку-пряник,
Окна из леденцов, в розах подоконник.
Гензель, ну не молчи, не вздыхай упрямо.
– Гретель, послушай, буря над морем стонет.
– В гавани люди путают зов с азартом,
Им на дорогу крест натянуть, дать крендель.
– Завтра уходят в плаванье аргонавты,
– Завтра с попутным ветром уйдет мой Гензель.
– Гретель, ну что свернулась ты у камина,
Кресло скрипит, как плачут над морем чайки.
– Пряничный домик спекся с утра, мой милый,
Тесто не поднялось. Видно, слишком жарко.
– В ярком порту так бьются о мачты флаги,
Ветер уже «Арго» паруса распушил.
– Клумбы – сплошной изюм, рисовой бумагой
Стены отделать... Гензель, смотри да слушай.
– Все моряки-герои, а там за морем
Ждет нас, быть может, сказочный чудный остров.
– Гензель, из марципана давай построим
Крышу... – А после? – Жить будем после просто.
Плющ посажу зеленый, и будет иней
Прятаться по утрам в бликах у колодца.
Свечи на стол, и в час, когда угли стынут,
Я приготовлю ужин. На пару порций.
Тихо огонь вращает на кухне вертел,
Молча в тарелках стынет вчерашний ужин.
Все аргонавты в плаваньи нынче, Гретель.
Пряничный домик твой никому не нужен.
ЕЛЕНА СОСНИНА (США)
* * *
Так странно жить.
Так грустно знать,
Что в облаках гуляет ветер,
Что наполняется под вечер
На небе звёздная казна,
Что колоски озимой ржи
С утра дрожат в ладони поля,
Что нас оплачут колокольни...
Так грустно знать.
Так странно жить.
РЯБЬ НА ВОДЕ
Осеняет осень
Нас с тобой крестами.
Красных листьев клёна
Благородны лица.
И целует ветер
Чуткими устами
Озера икону.
Время – помолиться.
НЬЮ-ЙОРК – ХАБАРОВСК
Хрусталями уложено плотно амурское русло.
Занимается мама опять утеплением окон.
Я всегда остаюсь для тебя неделимой и русской,
Я всегда остаюсь для тебя невозможно далёкой,
Край молочных берёз и загадочных, дымчатых сопок!
Край надменных утёсов и ветра неистовой силы!
Как мне хочется плыть над землёй в самолёте к востоку,
Чтобы медленно выйти в твою сумасшедшую зиму!
Хоть Восток мне милее, но Запад совсем не обуза –
Есть и мне уголок в недоверчивом сердце Нью-Йорка.
Но везде об одном голосят ой! морозы и блюзы –
Это крик неприкаянных душ в одиноких каморках.
Мне теперь на земле никогда не бывает покоя,
Я смотрю в облака и дышу по космическим ритмам.
И неважно какие деревья шумят в заоконье –
Мне бы только бы жить, не коверкая лучшей молитвы.
МИХАИЛ ЮПП (США)
ПЕРВОЙ ИЗМОРОЗИ ЭПИЗОД...
Игорю Цесарскому
Устилают туманную низменность
Хлопотливые руки листвы.
Серебристая первая изморозь
Пробежала по прядям травы.
Облака к оловянному небу
Прикрутили сплошной горизонт,
Превращая осеннюю требу
В сверхстремительный эпизод.
Не успели кусты обернуться,
Как озноб пробежал по ветвям,
Приказал им сперва содрогнуться,
А потом и согнул пополам.
Но сквозь облачное оконце
Обгоняя лучами часы, –
Серебристую изморозь солнце
Превратило в стеклярус росы.
И мгновенно земля просияла
И проснулся в низине ручей,
И чикагская осень мечтала
О тепле переменчивых дней.
Облака оловянного неба
Прикрутил к земле горизонт,
Унося в серебристую небыль
Первой изморози эпизод.
НИКОЛАЙ ИГНАТЕНКО (Россия)
* * *
Зимний вечер печален.
Ждет меня, узнаёт.
Я сегодня отчаян.
Мне бы видеть ее.
Пусть я, может, помешанный,
пусть я в пропасть лечу,
я хочу эту женщину,
как безумный хочу.
Жизнерадостно белым
рвется свет из квартир.
Поделен на уделы,
как на клеточки, мир.
Но за ткани волокна
взгляд не может попасть,
и шатает под окнами,
словно пьяницу, страсть.
Как за горло подвешенный
этой страстью, молчу:
я хочу эту женщину,
очень больно хочу.
Но стоит над пожарищем
твой пронзительный смех,
мое сердце бросающий,
раскаленное, в снег.
И убогим посмешищем
то кричу, то шепчу:
«Я хочу эту женщину,
словно смерти, хочу…»
РЕНАТА МУХА (Израиль)
СТИХИ О ПЛОХОЙ ПОГОДЕ
Часть 1
Стояла плохая погода.
На улице было сыро.
Шел человек по городу
И ел бутерброд без сыра.
Часть 2
Стояла плохая погода.
На небе луна погасла.
Шел человек по городу
И ел бутерброд без масла.
Часть 3
Стояла плохая погода.
Сердито хмурилось небо.
Шел человек по городу
И ел бутерброд без хлеба.
ГИППОПОПОТАМ
В семье у знакомого
Гиппопотама
Есть Гиппопопапа
И Гиппопомама.
Но вот в чем вопрос,
И достаточно тонкий:
А где остальные
Гиппопопотомки?
Спросить – неудобно,
Звонить – неприлично,
И все это очень
Гиппопотетично...
И хоть не исчерпана
Данная тема,
Кончается
Гиппопопопопоэма.
СЕРГЕЙ ЯРОВОЙ (США)
РОДИНЕ
Я бы тебя оставил, я бы оставил,
Да не умею ни на минуту, ни на минуту,
Я бы себя заставил, я бы заставил,
Да ни к чему это, всё равно не забуду.
Даже если совсем с другими
Просыпаюсь утром в обнимку
(Имена их не помню, см. подписи
На многочисленных снимках),
Я думаю о любимой, тебе,
Что где-то там, вдалеке,
Может быть, позабыла
И уже не помнит об одном чудаке,
Который любил её... Боже!
Это было давным-давно...
Ну, а может быть, тоже?..
Может быть, ей не всё равно?
ИРИНЕ М. В АВСТРАЛИЮ
Что об абстракциях болтать? –
С простым не сладишь.
Тут вон, письмишко накатать –
И то не сядешь.
То на работу, то домой,
То вновь из дома.
Да что там! Всё это самой
Тебе знакомо.
Да, времена уже не те,
И расстоянья.
Иные способы лите-
ратуры, знанья,
И жизни тож, как таковой,
И как искусства.
Быть может, это – art nouveau,
А вдруг – лишь пусто?
Куда ни кинь – повсюду клин,
Модерном тянет.
И остаётся всяк один
Среди развалин,
Среди руин, что всё стоят
В воображеньи.
Кур, говорят, теперь доят
Перед сраженьем.
И перед временем-врагом
На поле битвы
О вечности и ни о ком
Твои молитвы.
ЛЕВ ЛЕНЧИК (США)
* * *
В России моей снова оттепель вышла из моды,
и, словно в ответ на мерцанье иных позывных,
во имя гармонии чуткое тело природы
иным одаряет нас, словно сирот мировых.
И тройка гнедых снова в завязи снов и метелей,
на царственных мордах клубится отеческий пар,
и важен ямщик, и степенные белые ели
встречают метели как высший божественный дар.
В России моей новогодняя ночь на изломе,
усталая поступь коня, колея и простор,
и пляшет гармоника с жаром и тягой к истоме
во славу зимы и стороннему взору в укор.
* * *
Не бери меня, Боже, к себе,
не бери, не бери,
нет охоты совсем
возвращаться к тебе, ну ей-богу.
Мне и здесь хорошо,
даже если и плохо немного,
все равно хорошо,
не бери меня, Боже, к себе.
Не бери меня, Боже,
оставь меня как-нибудь здесь,
пусть безумным скитальцем,
шутом, анекдотом скабрезным.
Я люблю этот ад,
я – и сам из материи весь
его клеток и жил,
и стенаний, и смеха, и бездны.
Мне и дня не прожить
в твоей вечности, краше небес,
отпусти и лиши меня
ласки своей и заботы.
У тебя на земле
столько верных надежных повес,
что, поверь, никогда
не остаться тебе без работы.
А меня потеряй!
А меня не включай даже в счет,
не такая большая потеря
в миру и на свете.
Ведь ее и сам черт
без очков ни за что не найдет,
ведь сам дьявол ее
и в очках ни за что не заметит.
МИХАИЛ РОММ (США)
НОЧНАЯ МОЛИТВА
«Дуб в дуб»
Сергей Саканский
Не грех ли – это звать тюрьмою? –
Ты скажешь: грех.
Стук будней где-то за стеною,
Орех в орех.
Не надо ношу или чашу.
Крюк или крест –
Ты вечно стряпал эту кашу,
И каждый ест.
Я воин, проигравший битву,
Убит в упор.
Творю тишайшую молитву,
Но не в укор.
Давай поговорим на равных,
Ведь я поэт.
Второстепенных или главных
Меж нами нет.
Мы пасынки одной утробы...
Водой огнём
Давай лечиться от хворобы,
Давай вдвоём.
Довольно корчиться в пелёнках,
Права качать.
Я так устал в твоих потёмках
Чревовещать.
ИРИНА АКС (США)
ИЗ СТАРЫХ ШОТЛАНДСКИХ ПЕСЕН
У смешливой Мэри был острый язык,
У лукавой Мэри был дерзкий взгляд,
И когда мы с ней оставались одни,
Я смущался, краснел и шутил невпопад.
Пролетели года, но я буду всегда
Вспоминать, как Мэри была горяча!
...и была другая, чье имя забыл,
та, с которой было легко молчать...
Златокудрая Энни бывала нежна,
Кареглазая Энни бывала добра,
И когда мы с ней оставались одни,
То бывали счастливы до утра.
Пролетели года, но я буду всегда
Вспоминать, как вместе сердца стучат!
...только жаль, что не помню имени той,
с которой легко было вместе молчать...
Стала добрая Дженни мне верной женой,
Она родила мне троих сыновей,
И счастливую жизнь прожила со мной,
Да и я был счастлив, конечно же, с ней.
Но когда придет мой последний день,
Да, когда пробьет мой последний час –
Я, наверное, вспомню имя ее,
Той, с которой было легко молчать...
ВАДИМ ЛЕВИН (Германия)
БАЛЛАДА О ЦИРКЕ
Куда уехал цирк? Он был ещё вчера,
и ветер не успел со стен сорвать афиши.
Но больше не горят его прожектора,
под куполом оркестр его не слышен.
Куда уехал цирк?
Куда ушли слоны? В какие города
погонщики ведут учёного верблюда?
Куда уехал цирк? Уехал он туда,
где кто-то сказку ждёт и верит в чудо.
Своих усталых змей туда факир несёт,
бумажных голубей туда уносит ветер,
туда под Новый год уходит старый год,
туда на карусели едут дети.
Там музыка гремит
сегодня, как вчера,
и вновь наполнен зал,
и зрители всё те же.
Кружится карусель,
горят прожектора,
и чудеса вершатся на манеже.
Туда уехал цирк.
ОЛЬГА АБРАМОВА (США)
СВОБОДА ВЫБОРА
Тропинкой скользкой и крутой,
Меж влажных звезд, по горьким травам
Адам и Ева шли домой,
Еще не зная слова «право».
Избрав земной неверный плен,
Из вечной изгнаны юдоли,
Превозмогая дрожь колен
Под тяжким грузом вольной воли.
О как же нам не по плечу
Свобода, совесть и расплата.
– О Боже, сжалься, я кричу.
– О Боже, я не виновата.
В ущельях гор, в долинах рек,
В стекле и стали бизнес-гонок
Все плачет первый человек –
Заблудший брошенный ребенок:
– Я не хотел. Я сам не рад.
Мне не осилить мирозданья.
Прими опять в Эдемский сад
И отними навеки знанье.
Петляя в собственном уме,
Любя, теряя и калеча:
– Я не желаю жить во тьме,
Я так устал лететь на свечи.
Прости, пришли порядок в дом,
Останови потоки крови,
Направь хоть громом, хоть кнутом,
Но не таись в застывшем Слове.
Веди, неси, зажав в горсти,
Вперед, к улучшенной породе.
...Ты должен сам себя спасти.
Ты – человек и ты свободен...
Земля – все тот же смутный плен,
На каждой ране тонны соли
И дрожь разбитых в кровь колен
Под тяжким грузом вольной воли.
Но миллиарды страшных дней
В потоке вечности – песчинка,
Но мир становится умней
На каждых собственных поминках.