ПЯТАЯ ГРАФА

Ади ГАМОЛЬСК�Й

�З ВОСПОМ�НАН�Й ЗАСЛУЖЕННОГО ЕВРЕЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

В прежней жизни не было, пожалуй, ни одного официального документа, где бы не требовалось указать свою национальность. �менно для того и существовала пресловутая пятая графа. Государство строго контролировало, сколько жителей страны и именно каких национальностей принимают участие в выборах, учатся в школах, институтах, посещают библиотеки, лежат в больницах, обращаются в поликлиники и тому подобное. Ну, а уж о приёме на работу — и говорить нечего: процент представителей коренных национальностей и всяких прочих на рядовых и руководящих должностях выдерживался неукоснительно. Как правило, руководитель назначался из числа лиц коренной национальности, а уж на посты пониже могли быть назначены даже евреи. Еврей-руководитель — скорее исключение, чем правило.
После выступления вождя всех народов на приеме в Кремле по поводу победы в Великой Отечественной войне было обозначено, что в стране существует великий русский народ, за который он провозгласил здравицу, и братские народы, вроде бы, как рангом пониже: братский украинский народ, братский белорусский народ, братский грузинский народ и им подобные. Остальные народы, как правило, не перечисляемые, но, тем не менее, тоже братские, проходили по графе — прочие. Вот тогда-то, видимо, и возникла острая необходимость классификации населения страны по принадлежности к той или иной, к великой или не очень великой, национальности. Вспомнили о пятой графе.
А вот у меня долгое время вообще не было никакой национальности. В свидетельстве о рождении ни у меня, ни у моих родителей не была проставлена национальная принадлежность. Очевидно, в те далекие времена существовала какая-то новация, по которой национальность не упоминалась. Это обнаружилось, когда я, будучи в эвакуации в Киргизии, пошел в школу. Но учителям-то как быть? Графа должна быть заполнена. Догадливые педагоги сообразили: откуда приехал, — такая и национальность.
Когда я вернулся в Украину, уже другие педагоги, а следом за ними соученики, расставили всё по своим местам. Они же доходчиво разъяснили, что еврей — не самый лучший вариант национальности. Дискуссии на эту тему с одноклассниками, как правило, завершались взаимным расквашиванием носов и прочих участков тела, благо этой науке я был давно обучен, находясь в детдоме, а также общаясь с сельскими пацанами в эвакуации. Да и в городе жили мы в таком бандитском районе, где нужно было уметь постоять за себя.
Со временем в школе пришли к выводу, что национальный вопрос со мною лучше не обсуждать. Но вот наступила пора получать паспорт, и вопрос о национальности возник снова. Паспортистка, заполняя бланк и сверяя его со свидетельством о рождении, спросила, какую писать национальность. Я к тому времени был мальчиком довольно начитанным и поэтому предложил записать национальность, которую вычитал в одной из книжек — тофалар (народа, живущего где-то далеко в Сибири и насчитывающего всего несколько сотен человек). Она посмотрела на меня долгим и задумчивым взглядом, поняла, что нечего задавать глупые вопросы и самолично утвердила меня в звании «еврей Советского Союза». За что запоздалое спасибо ей! Скажу честно, в школе, в институте это мне нисколько не мешало.
Проблемы начались гораздо позже, уже после окончания института.
Помню, как во времена «застоя» и развитого социализма попробовал я поменять работу — перейти в какой-либо другой институт, пусть даже на меньшую должность. Новый самодур-директор, что называется, «рубил» старые руководящие кадры и перспектива вылететь из института с плохой записью в трудовой книжке как-то меня не прельщала. Благо в нескольких местах работали на высоких должностях мои хорошие знакомые: с одними вместе учился, с другими — просто поддерживал дружеские отношения. Созвонился с одним, договорился о встрече, пришел. Встретились радушно, завели разговор о причинах моего визита. Нормальная реакция людей, связанных давней приязнью. Просмотрели тематический план работ, определились, где бы я мог трудиться, и друг приглашает в кабинет (начальство, как никак!) начальника отдела кадров. Кадровик покрутил в руках мои бумаги, поёрзал, пошмыгал носом, потом спрашивает хозяина кабинета:
— Простите меня, я могу говорить открытым текстом?
Получив утвердительный ответ, продолжал:
— Вы же знаете, что наш институт каждую пятницу в райкоме партии на оперативке имеют за то, что... у нас евреев больше нормы (!), а вы ещё и своего друга к нам тянете.
Мы-то всего-навсего наивно посчитали, что для работы прежде всего требуется соответствующая подготовка и желание работать. Дудки! Пятая графа опустила нас с небес на землю...
Потом были у меня и другие попытки, но все они заканчивались, в конечном счете, так же.

* * *
А вот в «Книжке альпиниста», как ни странно, пятой графы не было. Да и, действительно, только вдуматься, какая разница, какой национальности страхующий тебя альпинист! Я, например, два сезона ходил в связке с прекрасным парнем из Кадиевки �ваном Лукьяненко, и разница в национальностях нам как-то не мешала.
Тем не менее, когда в 60-х годах в СССР приехал Норгей Тенцинг — покоритель Эвереста, в одной из центральных газет было опубликовано одиозное сообщение. Дословно я его, увы, не помню, но звучало примерно так, что к нам в страну приехал один из великих покорителей высочайшей горной вершины земли — Эвереста, шерп Норгей Тенцинг (в связке с новозеландцем Эдмундом Хиллари). Далее сообщалось, что в Советском Союзе гость решил подняться на Эльбрус (а надо отметить, зимнее восхождение на Эльбрус — мероприятие довольно трудное и опасное). �, очевидно, чтобы подчеркнуть многонациональность нашей страны, сообщалось, что отважного шерпа сопровождали: далее следовал перечень действительно знаменитых альпинистов, но с указанием национальности каждого — сваны, грузины, русские...
Список спортсменов заканчивался, дословно, «и фотограф Вадим Гиппенрейтер». Сработала пятая графа. Очевидно, что национальности на него просто не хватило — фотограф и всё! А ведь он был к тому же ещё и великим альпинистом!

* * *
Но как меня принимали в этих условиях в члены партии, об этом стоит рассказать!
Мой хороший друг, умница и просто порядочный человек с необычным именем Маркс (он был по национальности бурят) постоянно настаивал, чтобы я вступил в партию.
— Ты с твоей внешностью и с твоей анкетой, — говорил он, — никогда не сделаешь научной карьеры, не вступив в партию!
В конце концов, он убедил меня, и я подал заявление о приеме кандидатом в члены партии. В институте, где тогда работал, всё прошло гладко: добросовестный работник, общественник, спортсмен — что ещё? � вот парторг и несколько неофитов прибыли на заседание бюро райкома, где должна была решиться наша судьба. Представители рабочего класса нашей компании были приняты кандидатами в члены партии быстро и единогласно. Наконец дошла очередь и до меня. Естественно, что сейчас я уже не помню, какие мне задавали вопросы, и какие я давал ответы. Но в какой-то момент второй секретарь решил вмешаться в плавное течение процедуры. На очередной мой ответ он поправил меня, мол, надо было бы сказать, что великий русский народ и народы-братья... и тут мне, что называется, «вожжа попала под хвост». Не дав ему закончить фразу, я изрёк, что, а почему вы говорите «великий русский народ»? А что, остальные народы менее великие? А великий украинский народ? А великий киргизский или казахский народ? Я, например, представляю великий еврейский народ, давший человечеству когорту великих ученых, поэтов и писателей, философов и военачальников. А по количеству Героев Советского Союза на душу населения, евреи занимают третье место!
В воздухе повисла зловещая тишина. После тягостной паузы, опомнившись, второй секретарь объявил, обращаясь ко мне, чтобы я подождал в приемной, а парторга попросил остаться. Время тянулось, как застывшая смола. Я корил себя за свой глупый язык, — нашел, перед кем блистать остроумием, да еще и человека подвёл! Но вот отворилась дверь, и появился наш парторг, распаренный, взмокший, как после хорошей сауны. Блуждающим взглядом повел по приемной, обнаружил меня и знаком пригласил выйти.
Помню, как сейчас — стоял ясный снежный день начала декабря, был лёгкий морозец. Хотелось жить и радоваться жизни!.. Парторг отвёл меня в скверик и открыл рот... Закрыл его где-то минут через двадцать. На протяжении всей его тирады я только слышал неоднократно повторяемые слова обо мне, о Боге, маме, моей родне и о том, что он обо всём перечисляемом думает. Свои тезисы парторг излагал столь плотно, что вставить слово мне было просто некуда. В заключение он взмолился, чтобы в дальнейшем я держал язык за зубами и, если мне плевать на мою судьбу и карьеру, то у него — трое детей, жена и парализованная мама жены. � его будущее представляет для него определенный интерес, однако он не желает находиться в зависимости от неуправляемых идиотов. � уже в самом конце проинформировал, что меня всё-таки приняли кандидатом в члены партии, но на следующее заседание бюро райкома со мною он не пойдет даже под дулом пистолета. Я ответил, что, мол, и не надо. Закроем вообще этот вопрос и больше никогда сюда приходить не будем.
— Фигушки! — ответил он. — Ты уже «засветился», так что хочешь — не хочешь, а приходить придётся. Через год испытательного стажа, если не натворишь каких-либо глупостей, на которые ты, как я вижу, весьма горазд, будут принимать уже в члены партии. Но я в этом мероприятии постараюсь не участвовать!
Спустя год новый парторг привел меня в райком. Здесь второй секретарь уже вырос до первого. Но прошлогоднюю историю, судя по всему, запомнил, потому что спросил:
— Ну, как поживает великий еврейский народ?
Я благоразумно промолчал. Ведь ещё задолго до описываемых событий великий шотландский поэт Роберт Бернс уже писал:

Когда навстречу бык идёт,
Свернём с его дороги,
Поскольку он — рогатый скот,
А мы с тобой безроги.
А великие, как правило, не ошибаются.

Петах-Тиква
«Секрет» — «Континент»