ПОЧТА ДЛЯ ВСЕВЫШНЕГО
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
Когда моему сыну было лет семь, стояли мы с ним у Западной стены, пытаясь осознать и ощутить святость этого места. Тысячелетия еврейской истории настраивали на философский лад, казалось, что я никогда ранее настолько тесно не соприкасался с ней. Вид десятков людей, тихо молившихся, уткнувшись лбом в древние камни, или слегка раскачивавшихся с молитвенниками в руках, или экстатично отвешивающими поклоны у стены, сопровождая сие действие громкими возгласами, впечатлял.
Но, как всегда у евреев, высокое и прозаическое соседствует. Довольно сильный ветер сносил с голов кипы, выданные нам у входа к огороженному пространству «мужской половины». Хотелось думать о вечности — а приходилось придерживать непокорные головные уборы. С улыбкой понаблюдав за нашими мучениями, к нам подошел крупногабаритный мужчина в лапсердаке и широкополой шляпе, которого я мысленно окрестил (точнее — «омагендавидел») Добрыней Израилевичем.
— Шо, хлопцы, плохо держатся? — спросил он с непередаваемым одесским акцентом.
— Да, — ответил я, — не догадался «цеплялки» взять из отдельной кучки, а теперь возвращаться как-то неудобно.
— Для евреев на своей земле ничего неудобного нет, — усмехнулся незнакомец. — Я сейчас.
Степенно прошел к коробке с кипами, взял две «невидимки», одну дал мне, другой прикрепил кипу к вихрам моего Мишки.
— Первый раз в Иерусалиме? — поинтересовался он. Я кивнул. — А я вот живу здесь уже пятнадцать лет. Добрый город, святой. Мы, хабадники, очень его любим. Как и все другие евреи, конечно. Хлопцы, сидур у вас есть?
Сборника молитв при нас не было. Хабадник велел подождать минутку, отправился в помещение, чем-то напоминавшее пещеру. Вернулся с синей книгой в руке.
— Повезло вам, хлопцы, мой сидур не на руках. Я когда-то его сюда принес, когда родственников сопровождал, и оставил для других евреев. Он на русском и иврите, так что разберетесь. Но сейчас я вам советую почитать вот эту молитву...
Он перелистал книгу и открыл ее на одной из страниц, а затем отошел в сторону и принялся молиться сам. Сегодня уже и не помню, что это была за молитва. Откровенно говоря, мы с сынишкой особо не вникали в ее смысл.
Мишка попросил у меня блокнот, написал что-то корявыми буквами на иврите, вырвал листок и вложил его между камнями. До сих пор не знаю, что там было написано — тайну сию мое чадо раскрывать не желает и сегодня. А, может, просто уже и не помнит...
Минут через пятнадцать хабадник вновь подошел к нам, бережно взял из наших рук сидур, собираясь вернуть его в синагогу. И тут мой ребенок спросил его:
— А куда деваются эти записки потом?
— Ну... — растерялся наш «Вергилий». — Они поступают напрямую к Всевышнему. И каждую он прочитывает, решая сразу же, достоин ли проситель выполнения его желаний.
— Бедный Бог, ему приходится держать в руках и читать такие мятые клочки бумаги, — Мишка поразил хабадника своим выводом. — Нет, я думаю, что к Нему поступают только тексты, без бумажек.
В тот момент у нас дома еще не было компьютера и мы не ведали о существовании электронной почты, а уж тем более не могли предвидеть появления СМС-сообщений. Иначе бы мое чадо подвело бы под сей процесс технологическую базу.
...Прошли годы. И буквально на днях на сайте агентства The Associated Press (AP) я наткнулся на фоторепортаж о подготовке Котеля к Песаху. По указанию главного раввина Стены Плача Шмуэля Рабиновича рабочие очищали ее и прилегающую территорию от мусора. В том числе — и от заботливо уложенных в щели записок. Особого пиетета ни в выражениях лиц, ни в действиях пролетариев не наблюдается. Чужие просьбы, чьи-то мечты и отчаянные мольбы для них, по-видимому, не более чем мусор.
Но судьба этих записок отличается от судьбы обычного «писчего» мусора. Даже не обладающие той степенью святости, как священные тексты, они будут торжественно захоронены — подобно истрепавшимся свиткам и книгам. А Всевышнему и в самом деле не нужны носители — ни бумажные, ни электронные. Ибо все наши мольбы, доносящиеся из глубины души, Он понимает и без слов...
«Секрет» — «Континент»