ВНЕШНЯЯ ПОЛ�Т�КА РОСС��: САМОУТВЕРЖДЕН�Е �Л� МОДЕРН�ЗАЦ�ОННЫЙ РЕСУРС?

Дмитрий ТРЕН�Н

За десять лет, прошедших после финансового дефолта 1998 г., положение России в мире существенно укрепилось. Благоприятная конъюнктура на энергетическом рынке и грамотная макроэкономическая политика российского правительства создали к середине 2000-х гг. «позицию силы», которой у Кремля не было начиная со второй половины 1980-х. Опираясь на эту позицию, Россия стремится заново утвердиться в международном сообществе как великая держава — самостоятельный центр силы и влияния. Амбиции нынешнего российского руководства впечатляют.
Заявленная Путиным и Медведевым стратегия развития России до 2020 г. — на самом деле не стратегия, а некий образ будущего — видит Россию в качестве одной из ведущих мировых экономик (5-е место по размерам ВВП), обладающей социальной устойчивостью (средний класс как большинство населения) и политической стабильностью (многопартийная система при лидирующей роли правящей партии, развитая система государственных институтов). Эта будущая Россия сможет, наконец, модернизировать свои вооруженные силы и вновь стать современной военной державой, способной проецировать силу в глобальных масштабах. Одновременно Россия разовьет потенциал своей «мягкой силы»: «русский мир» приобретет привлекательность, а «русский взгляд» — убедительность.
Такая Россия сможет не только эффективно защищать и продвигать свои национальные интересы, но и выступать в роли равновеликого партнера-конкурента Америки, Европы и Китая, магнита региональной интеграции в Евразии, глобального «медиатора» между Востоком и Западом, Севером и Югом, христианским и мусульманским мирами и т.д., интеллектуального лидера XXI столетия — не только генератора передовых научных и технических идей, но и носителя «интегрированного», «всечеловеческого» мировоззрения, способного преодолеть узость и односторонность западной системы взглядов и эффективно содействовать модернизации незападных систем.
От такой перспективы захватывает дух — тем более в сравнении с актуальным положением дел. Современная российская внешняя политика отличается не стратегическим, а тактическим, в лучшем случае оперативным подходом, охотно рекомендуемым как «прагматизм». Слов нет: Москва сумела воспользоваться многократным повышением цен на энергоносители, но даже ее наиболее продвинутая «геоэнергетическая» политика предстает как сумма отдельных проектов — Северный поток, Южный поток, Прикаспийский трубопровод, нефтепровод Восточная Сибирь — Тихий океан и т.д.
Несмотря на многократно возросшие возможности и открытую критику позиции Запада, в особенности США, политика Москвы на международной арене по-прежнему страдает реактивностью. В Кремле уже не стесняются вслух говорить о том, что России не нравится в действиях Белого дома, но еще не в состоянии сформулировать собственную позитивную повестку дня. Даже когда такие попытки предпринимаются — например, внесение вопроса о Зимбабве в повестку дня саммита «восьмерки» на Хоккайдо, — они выглядят как ответ на политику западных государств.
Картина мира, существующая в головах лиц, принимающих важнейшие внешнеполитические решения, представляет собой причудливое сочетание веры в традиции («классическое великодержавие» в духе Романовых), признания экономических реальностей («глобализация по-газпромовски») и склонности к виртуальным конструкциям в духе постмодернизма («политтехнологии», разрабатываемые кремлевскими администраторами). Если изложить эту картину предельно схематично, то получится примерно следующее. Обычным состоянием международной среды является борьба и соперничество всех против всех. Сотрудничество возможно как результат соперничества, отражающий его исход. Сумма игры не обязательно нулевая, но, как правило, кто-то выигрывает больше. Каждый вопрос имеет свою цену, действия должны быть подчинены целесообразности, а успех имеет материальное выражение.
Важнейшим событием, повлиявшим на формирование нынешнего поколения российских руководителей, стал крах Советского Союза. �з этого эпохального события («крупнейшей геополитической катастрофы») большинство из них вынесли следующие уроки: основа устойчивости государства — в конкурентоспособности национальной экономики; развал экономики ведет к гибели государства, даже если оно обладает самыми крупными и мощными вооруженными силами; модернизация страны начинается с реформы экономики, но успех реформ, рассчитанных на длительный период, зависит от степени и эффективности политического контроля. Общая последовательность процесса модернизации такова: фундамент за экономикой, основной этап — формирование среднего класса как опоры социальной стабильности, завершение — создание демократической политической системы. Вопрос в том, когда и при каких условиях «контролирующая инстанция» сочтет возможным передать контроль в руки самого общества.
Не отвергая демократию как таковую, российские руководители настаивают, что Россия должна идти к демократии собственным путем, не копируя чужие образцы и не ставя свою страну в положение ученика, подчиненного иностранным учителям. «Суверенная демократия» уже содержит заявку на равенство с западными учителями. Кроме того, она косвенно указывает на ролевую модель РФ на международной арене: следуя логике кремлевских идеологов, в мире лишь одна подлинно суверенная демократия — это США. Все остальные либо недемократичны (как Китай), либо недостаточно суверенны (как страны Европейского Союза).
Суммируя вышесказанное, можно реконструировать основные внешнеполитические максимы Кремля: дело России — это сама Россия (а не архаичная империя или абстрактные общечеловеческие интересы); дело России — это бизнес (что хорошо для «Газпрома», хорошо для страны); Россия никому не позволит вмешиваться в свои внутренние дела («суверенная демократия»).
� все же, не имея стратегии внешней политики, трудно говорить о ее приоритетах. Российские руководители ритуально подчеркивают первостепенность стран СНГ в иерархии российских интересов. Дмитрий Медведев намерен нанести свой первый зарубежный визит в Казахстан (по пути в Китай), что на деле является важным сигналом. В действительности ситуация гораздо менее определенная. «Цветные революции» на Украине, в Грузии и в Киргизии послужили толчком для переосмысления политики РФ в отношении новых государств, возникших на бывших окраинах СССР. Москва отменила систему «имперских преференций» в торговле газом, что фактически стало концом уже бывшего Советского Союза. Россия стала подходить более дифференцированно к различным государствам. При этом, однако, заметно, что работать кнутом у РФ получается легче, чем пряником. «Объективное» доминирование России на пространстве СНГ очевидно, а влияние, тем более лидерство — нет. Отношения с целым рядом бывших республик СССР напряжены, с некоторыми превратились в устойчиво-враждебные. Создание «пояса добрососедства», как и «площадки интеграции» в СНГ остаются в значительной мере благими пожеланиями.
Еще в начале 2000-х гг. Владимир Путин провозгласил «европейский выбор» России. С тех пор отношения с Евросоюзом также сместились в сторону прагматики. Сегодня обе стороны связывает главным образом торговля энергоресурсами. Россия настойчиво предлагает европейцам обмен активами, что не получает немедленной поддержки в Европе из-за непрозрачности ситуации в России, неясности правил игры в ее экономике. В Москве отказываются всерьез признавать, что разрыв в нормах поведения и реально практикуемых ценностях является важнейшим препятствием для более тесного сотрудничества, в том числе экономического, между ЕС и РФ. Столкнувшись со скептицизмом европейцев, Москва стала смотреть на ЕС не как на важнейшего, подлинно стратегического партнера в деле общеевропейской интеграции, а как на одно из эконом-политических объединений современного мира, партнера-соперника РФ. В результате Россия рискует упустить возможность ускорить модернизацию страны и укрепить ее геополитическое положение с помощью все более тесного взаимодействия с объединенной Европой.
На американском направлении после неудачи попытки сближения, предпринятой вскоре после 11 сентября 2001 г. наступила обоюдная усталость друг от друга. Внешнюю политику США в Кремле считают проблемой для РФ и угрозой для глобальной безопасности, а военную политику рассматривают как направленную, в конечном счете, против России. Российские военные, не стесняясь, публично вновь называют США — как это было во времена СССР — вероятным противником и объектом военно-политического сдерживания со стороны России. Этот «месидж» направлен столь же внутрь России — для консолидации населения вокруг Кремля, сколь и вовне ее, для того, чтобы принудить Вашингтон учитывать интересы безопасности Москвы. Надо, однако, учитывать, что постоянное провоцирование США может привести к результатам, которых в Москве должны были бы опасаться, — к вовлечению России в гонку вооружений, способную похоронить планы кремлевской «двадцатилетки».
В Москве спокойно, с интересом, но без каких-либо особых надежд наблюдают за ходом избирательной кампании в США. Стало принято считать, что охлаждение политических отношений с США и рядом стран ЕС является закономерным результатом усиления позиций России. Надежды, если они присутствуют, возлагаются на экономических игроков, которые ищут в отношениях с Россией собственную выгоду и являются гораздо более выгодными партнерами РФ, чем правительства их собственных стран. К концу президентства Путина Москва активизировала также усилия по оказанию информационно-пропагандистского воздействия на общества и элиты США и стран Европы. Фактический отказ от серьезной политической работы на американском направлении, как заранее обреченной на неудачу, замена этой работы пиар-кампаниями и пропагандой консервируют неблагоприятное для России состояние отношений с ведущей мировой державой.
Если отношения с Европой и Америкой находятся в стагнации, то связи с Китаем развиваются внешне вполне успешно. Президент Медведев нанесет свой первый визит за пределы СНГ именно в Пекин. В то же время, несмотря на успехи, китайское направление российской внешней политики также не получило пока стратегического осмысления. В России не обольщаются насчет Китая — великой державы с растущими амбициями, — но в целом пока удовлетворены тем, как КНР реализует свои интересы на международной арене. В результате вокруг долгосрочных перспектив отношений с Китаем возникает «фигура умолчания»: удовлетворенность сочетается с неопределенностью, и остается предполагать, что и на китайском направлении будущее отношений зависит главным образом от Пекина, а Москва лишь отслеживает его шаги и намерена, как обычно, реагировать.
Отношения с другими азиатскими игроками развиваются медленнее, чем связи с Китаем. Несмотря на прогресс в экономических отношениях с Японией, политический тупик по территориальной проблеме сохраняется. Задача превратить отношения с Японией в ресурс ускоренного развития российского Дальнего Востока и Сибири пока даже не поставлена. Отношения с �ндией, формально дружественные, стагнируют, если не считать продолжающегося по инерции военно-технического сотрудничества и отдельных энергетических проектов. Подъем индийской экономики практически никак не повлиял на внешнюю политику Москвы. Южная Корея, как и Япония, слабо вовлекается в модернизацию Дальнего Востока.
Южное — мусульманское — направление приобретает большее значение для российской внешней политики. Здесь Москве удалось, постоянно воюя с исламистами, сепаратистами и террористами, не только не рассориться с ключевыми мусульманскими странами, но даже укрепить эти отношения и после десятилетней паузы вернуться на Ближний и Средний Восток. Умиротворение Чечни — при всей его относительности и незавершенности — позволило стабилизировать обстановку на южных границах России. В Центральной Азии и в Прикаспии Москве удалось выстроить прагматические отношения с новыми государствами. Вместе с тем, Россия остается исключительно ориентированной на сохранение статус-кво в регионах, где существующие режимы стоят перед серьезными вызовами. Критикуя подход США к �рану или действия западной коалиции в Афганистане, Россия не имеет планов на случай резкого изменения ситуации вокруг или внутри этих стран.
Наконец, по глобальным вопросам Россия остается по большей части скорее комментатором и отчасти критиком чужих предложений, чем автором оригинальных проектов. Проблемы изменения климата, борьбы с бедностью, состояния мировых финансов остаются на периферии российской внешней политики, сосредоточенной в основном на интересах собственно Российского государства.
�так, Дмитрий Медведев стал президентом страны, чье значение в мире возросло, но главным образом не в результате успешной и инициативной внешнеполитической деятельности. Третьему президенту предстоит решить, чем будет для него внешняя политика — полем дальнейшего самоутверждения России или ресурсом ее модернизации.

polit.ru