ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ
СЕРГЕЙ СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ
«БЕСПЕЧНЫЙ ПОЭТ ВСЕГДА БЕЗЗАЩИТЕН»
Родился 10 мая 1952 года в Северном Казахстане (СССР). Живёт и работает на Северном Кавказе (Россия). Автор сборников стихов «Дождь в январе», «Азбука Морзе», «Русский рефрен»... Участник проекта Юрия Беликова «Дикороссы. Приют неизвестных поэтов».
Публиковался в журналах «Крещатик», «День и ночь», «Южная звезда», «Смена», «Литературный Кисловодск», «Ассонанс». С 2002-го года активно сотрудничает с международным интернет-изданием «Сетевая Словесность»: www.netslova.ru/sutulov-katerinich. Редактор международного поэтического альманаха «45-я параллель»: www.45parallel.net Член Союза российских писателей, член Союза журналистов России...
От составителя. Одно из публикуемых стихотворений Сергея Сутулова-Катеринича называется «Ожидание чуда». Это полностью относится к встрече с новыми стихами, которые всегда чудо. И как любое чудо, они немного загадочны, таинственны и до конца непостижимы. Наверное, в этом их прелесть. Хотя не только в этом...
Ян Торчинский
ВЕЧНОЕ ТАНГО
Vale! (лат.)
Как на сеновале
Пили «Цинандали» –
Шапки набекрень!
Вольно ворковали,
Важно толковали
Целый божий день…
Как на сеновале
Карты тасовали:
Дама или туз?!
Как на карнавале,
Маски ликовали –
Каждый был безус…
Как на сеновале
Танго танцевали –
Старился восход.
Руки целовали.
Сердце предлагали.
Канул целый год.
Как на сеновале
Тайно ревновали:
Любит или нет?
Крестик надевали.
Щёки надували –
Каждый был поэт…
Как на сеновале
Рифмы смаковали,
Словно виноград.
Судьбы рисовали.
Клятвы раздавали –
Целый век назад.
ЭЛЕГИЯ ФА-МИНОР
Из печального далека
Долетело эхо разрыва –
Удивилась наивная ива,
Занавеска качнулась. Слегка.
И вальяжные облака
Кувырком покатились по склонам,
Оживляя пейзаж заоконный,
Отутюженный на века.
Изумрудные вензеля
Угадай в отсыревшей сирени,
Где мерцает в плену светотени
Призрак серого соловья...
Это – мы, это – ты, это – я,
Испугавшись внезапного эха,
Растеряли жемчужины смеха
Безмятежного бытия.
Одиночество ледника,
Потревоженное случайно
Зычным криком и свистом тайным
Волоокого старика?!
Или домысел дурака:
«За горою закат догорает –
Это значит: война умирает,
Умирает наверняка…»?!
СОКРОВЕННАЯ ЗАПОВЕДЬ
Александру Кабанову
Сочиняя вирши, не греши –
На помосте или на погосте…
Искушают медные гроши?
Докучают вежливые гости? –
Поджигая вирши, согреши!
Продлевая рифму, прорычи –
На арене или на экране…
Продают паркетные врачи?
Предают картавые дворяне? –
Прерывая рифму, прошепчи.
Согревая вирши, согреши –
На перроне или на перине…
Достают соседи-алкаши?
Безнадёжен сон о Магдалине? –
Пропивая вирши, не греши.
Примеряя рифму, промычи –
На поляне или в океане…
Колобродят бравые рвачи?
Куролесят хитрые крестьяне? –
Проклиная рифму, прокричи!
Сокрушая вирши, согреши –
На бумаге или на дисплее …
Над кремлями реют торгаши?
Бесполезен спор о Галилее?
Завершая вирши, не греши.
ИРОНИЯ БОГОВ или
ПРЕДЧУВСТВИЕ СОНЕТА
Вы вспомните его –
по скомканной улыбке,
По синему кашне
и спорной ноте «до»…
Потешный старикан
чирикает на скрипке,
Кивая пятакам
teenager’ов и вдов.
Пророчил и блажил
у призрачного мола
И рифмы раздавал…
А царский золотой,
В ладошку завернув,
дурашливо промолвил:
«Награда, Ангел мой,
за точность и за тон…»
Окликнуть? Освистать?
Спросить о звездочёте,
Которым был скрипач?
И памятью зрачка
Террасу воскресить
и парусник нечёткий…
Но ищет талисман
неверная рука.
Замызганный бульвар
пронзит осколок солнца,
И звякнет золотой
о горстку медной лжи…
Заученный поклон –
старик не обернётся.
Пророчества сбылись:
стихи, как миражи.
Ирония богов?
Причуда пилигрима?
Мгновение – и Вы
ныряете в метро,
Твердя его сонет –
о мнимых величинах,
Загадывая свой –
о бешенстве миров…
ОЖИДАНИЕ ЧУДА
Фраза-призрак, отведав свободы,
Колесит по морям-океанам:
«Я любил Вас...» –
зеркальные своды –
«Я губил Вас...» –
соврут окаянно.
Полувсхлип... Несказанное имя
Умыкает «Голландец Летучий»,
И заветные звуки другими
Заменяет угодливый случай.
Он любил вас, Елена, Лаура
В шалашах, кабаках, лазаретах...
Он губил вас, пророк и придурок,
Растворяясь в неверных рассветах.
Ожидание чуда едва ли
Обернётся двойным интересом:
Дульсинея тиранит Идальго,
И Наталья флиртует с Дантесом.
Фраза-призрак у глотки Босфора
Поперхнётся внезапным озоном.
...Кинолента скупого повтора
Замерцает пунктиром зелёным.
Полувскрик... Бесконечны догадки:
Пенелопа? Ирина? Надежда?
Он любил вас, прекрасный и гадкий,
Он губил вас, жестокий и нежный.
«Я люблю Вас!» – на берег Тамани
Выбегает застенчивый мальчик.
Он не знает, что море обманет,
Как и та, что в тумане маячит.
«Ты убил мя!..» – прибой Сахалина
Повторяет чужие печали.
И седая русалка Марина
Опустевшую шлюпку качает.
ТОСТ ЗА СКОБКОЙ
Из дома вышел человек
С верёвкой и мешком
И в дальний путь, и в дальний путь
Отправился пешком…
Даниил Хармс
Ушёл однажды человек
И навсегда исчез!..
Александр Галич
Оставит в наследство три книги стихов
И старенький глобус…
Он был неречист, неплечист, бестолков,
Вышагивал, горбясь.
В пророки не рвался, монахом не стал,
С царями лукавил…
Три книжки стихов – невелик пьедестал:
Ни Каин, ни Авель.
Однажды из дома ушёл, и –
привет! –
Ищите-свищите…
Блаженный философ, беспечный поэт
Всегда беззащитен.
Сто лет и сто зим –
канитель, карусель,
Гримасы харизмы…
«И где этот хмырь, что смотался отсель
В Марсель или Сызрань?!»
«И кто этот тип, что придумал мотив
Похлеще 'Калинки’?!»
Быкует рогатый священный архив.
Мычат и на рынке…
Биограф повозит чумазым пером:
«Хулите! Хвалите!
Он брёл наобум, наугад, напролом…
Мессия! Мыслитель!
Оставил в наследство лавину стихов
И храм на пригорке…
А в школе – на фоне страны дураков –
Сплошные «пятёрки»…
Финал и Эпиграф (за скобкой!) мудрят:
«По рюмке-рюмашке?» –
«Безумцу – Голгофа!» –
«Упрямцу – «Виват!» –
«Гадай по ромашке…»
ТУТ КАЖДЫЙ БЫЛ ШУТОМ И КОРОЛЕМ...
Великое искусство – пить чаи:
Потеть, сопеть, таская самовары…
Тоску по золотистому аи
Разменивать на треньканье гитары.
Подробности забудутся. Пустяк –
Чаинка на зубце резного блюдца…
Наука самоварничать – грустя,
Соседу ненароком улыбнуться.
Мгновения лукавства и любви.
Ах, рожицы пузатого уродца…
Великое искусство – визави
Подначивать: «Водица из колодца».
Весёлый бесшабашный хоровод
Варенья, плюшек, фантиков, печенья…
«Ещё ведёрко!» –
«Дел невпроворот…» –
«Гречишный мёд…» –
«Останусь до вечерней…»
Услышав краем уха: «Не кури!»
Молчанием гасить косые взгляды…
И невпопад поддакивать:
«Кюри –
Мария, Пьер, распады – как награды…»
Два профиля, смещённые лучом,
Бликуют от расплавленного солнца…
Искусство посудачить ни о чём
У крохотного круглого оконца.
Сумей дождаться розовой зари
В компании друзей и самоваров…
Наука откровенно говорить
Не требует священных мемуаров.
Тут каждый был шутом и королём:
Паясничал, печалился, чудесил…
И если мы нечаянно умрём,
То в чае замечательно воскреснем!
…И, сутки продержавшись на пари,
На годы уберечься от искуса –
До одури чаёвничать – творить
Пустое, но высокое искусство.
ПОППУРИ НА ТЕМУ ЗАПЯТОЙ
Мелодию забудешь на заре.
Уже затихли третьи петухи…
И всё же разыщи в календаре
Поэта окаянные стихи.
«Разменивай – довольно мельтешить! –
Язвительную пешку на ферзя…
Загадка безобидная – решить:
«Казнить нельзя помиловать…»
(Нельзя?)
А в паузах понюхать табаку:
«Империя, инкогнито, имбирь…»
Онегин, намекните дураку,
Ужели Вам готовилась Сибирь?!
Размеры – из разряда полумер.
Внезапные, как майские снега…
Закрыть глаза. Почувствовать барьер.
И выстрелить – на голос! – во врага.
Доказывай (тоска и благодать),
Куда ведёт коварная стезя…
Задача одиночества – солгать:
«Казнить нельзя помиловать…»
(Нельзя?)
Пытайся говорить как на духу…
Люби, не понимая: «А за что?!»
Обломов, напишите чудаку:
«Россию не спасёт пришелец Штольц».
Причуды ослепительных премьер,
Рисунки прозревающей руки
Вернутся бумерангом буриме:
«Версали… вернисажи… васильки…»
Провидец, царедворцу повтори,
Какими гильотинами грозят
Тираны, напевая попурри:
«Казнить нельзя помиловать…»
(Нельзя!)
Случайной спичкой чиркни по стеклу,
Сожги, скучая, очерк стукача…
Живаго, объясните старику,
О чём молчит печальная свеча…»
Фамилия увязла в букваре.
Оплаканы смертельные грехи…
И всё же разыщи в календаре
Поэта пожелтевшие стихи.
РОМАНС ЛЯ-МИНОР
Усы смешные теребя,
Кричу: «Привет, десятый класс!..»
Не ты меня, не я тебя –
Любовь разыскивает нас…
Июль натянет тетиву –
Стрела разлуки просвистит.
Вечерний поезд на Москву:
«Прощай! Пиши! Звони! Прости…»
Три сотни ямбов разменял,
Пока чинил чужой рассказ…
Не я тебя, не ты меня –
Любовь разыгрывает нас…
Уже седеет голова.
Забыт заплаканный перрон.
Грешно и страшно ревновал –
Стрелял заснеженных ворон.
Куда плетусь в толпе бродяг?
Зачем циркачке пара фраз?
Не ты меня, не я тебя –
Любовь обманывает нас…
Дитя циничной простоты,
Отец неназванных поэм,
Дарю сонеты и цветы:
То глух, то слеп, то зол, то нем.
Лоскут небесный полинял –
Остался свет зелёных глаз…
Не я тебя, не ты меня –
Любовь расстреливает нас…
По ком звонят колокола?
Кому идти на эшафот?
Пустые сны растолковал –
На день, на год, на жизнь вперёд.
Рога прощальные трубят!
Едва успел допеть романс:
«Не ты – меня, не я – тебя:
Любовь оплакивает нас…»
* * *
И ничего не надо –
Робеет полутьма,
И музыка разлада
Не сводит нас с ума.
И ничего не стоит:
Сгореть в лучах заката –
Зажмуриться, заплакать
И выдохнуть: «Пустое…»
И ничего не надо –
Смолой щемяще пахнет,
И холодок над пашней –
Случайная награда.
И ничего не стоит:
В сосновый бор – надолго,
Кольнёт лицо иголка –
Лечение простое.
И ничего не надо –
Ни нимба, ни обид…
Лишь ливень звездопада
Нам души бередит.
* * *
Не знать о городе. Не помнить
Церквей, трамвайного кольца…
Закрытые глаза наполнить
Сияньем твоего лица.
Не слушать города. Не слышать
Его пропойц, убийц, калек…
И тихо улыбаться: свыше
Дарован серебристый смех.
Не стынуть в городе. Не мёрзнуть –
Ещё один прощальный круг…
Озноб пронзительный и звёздный –
Прикосновенье тёплых рук.
Не знать о городе. Не ведать,
Что жаден, жалок, нежен, груб…
Загадка? Проигрыш? Победа? –
Прикосновенье робких губ.
Не говорить о нём ни слова
Друзьям, жене. Но по ночам
Внимать сначала, вновь и снова
Твоим застенчивым речам.
БАЛЛАДА О НЕПРОЖИТЫХ ЖИЗНЯХ
…Как на заре соцреализма,
Вас в белых платьицах рисую,
Мои непрожитые жизни,
Мои несбывшиеся судьбы.
Мои Натальи и Татьяны,
И фараоновы гробницы,
И земляничные поляны,
И государевы границы.
Мои гусарские баллады,
Мои симфонии шестые,
Мои тюремные баланды,
И аравийские пустыни.
Мои «Светланы» и «Лолиты»,
Кариатиды и наяды,
Горите, пламенем облиты,
Красивы, ветрены, нарядны.
Мои несъеденные груши,
До корки высохшие дыни,
Мои непропитые души,
И неприступные твердыни.
Мои янтарные паланги,
Мои районные больницы,
И македонские фаланги,
И «Пионерские зарницы».
Но если заново начать всё,
Переиначить то, что было,
Нагрянут тридцать три несчастья,
Мои Ирины и Людмилы, –
Поскольку тридцать три сюжета
Всегда кончаются печалью,
И лучших тридцать три поэта
Одной отмечены печатью.
Вот почему – сейчас и присно! –
Вам говорю: не обессудьте,
Мои непрожитые жизни,
Мои несбывшиеся судьбы...
ЛЫСАЯ ГОРА, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ, ЧЕРТУ
Много жён. Много песен и тем.
Мало жизни – шагреневой кожи.
Ты, похоже, седой совсем,
Твоя первая женщина – тоже…
Отправляла ко всем чертям,
Обзывала котом учёным.
Укоряли: «Тебе не чета…»
Умоляли: «Забудь девчонку!»
Мозаичность твоих проблем
Бесконечна… И предположим:
Ты – султан. У тебя – гарем
Смуглолицых и яснорожих.
Напевают «Felicita»,
Полонезят и бьют чечётку,
Но никто не пошлёт к чертям:
Поцелуи – как «Знаки Почёта».
За плечами – мешок теорем:
Сухари с каждым днём – дороже…
Все дороги ведут в Вифлеем,
Огибая масонские ложи?!
Ты ночами о ней мечтал.
Пропивал золотые бочонки.
Проклиная, сжигал почтамт,
Не дождавшись письма девчонки…