САМООПРЕДЕЛЕН�Е ПОСЛЕ «ПЯТ�ДНЕВНОЙ ВОЙНЫ»

Сергей МАРКЕДОНОВ — заведующий отделом проблем межнациональных отношений �нститута политического и военного анализа, кандидат исторических наук

«Пятидневная война» на Южном Кавказе привела к серьезному изменению всей геополитической конфигурации в Евразии. Она снова подтвердила научную ценность и правильность принципа «историзма», в соответствии с которым действительность следует рассматривать, как изменяющуюся во времени и развивающуюся. То, что сегодня было рано, завтра может быть поздно. Главное — своевременная реакция «здесь и сейчас». �наче «актуальные и своевременные инициативы» будут предлагаться в след давно ушедшему поезду.
Одним из важнейших последствий «пятидневной войны» стало окончательное самоопределение двух де-факто государств постсоветского пространства. Что касается Нагорного Карабаха и Приднестровья, то и на их политические перспективы день 8 августа 2008 года окажет серьезное воздействие (о нем мы поговорим отдельно). Поясним, о чем здесь конкретно идет речь. До августа 2008 года даже Россия, которую многие в США и ЕС считали главным спонсором непризнанных республик, отказывалась от открытого признания (политического и правового) Южной Осетии, Абхазии, Приднестровья и Нагорного Карабаха (впрочем, последние два образования проходили, что называется по другому разряду). Напомним, что в заявлении нижней палаты Федерального собрания РФ (наделавшем в свое время так много шума) от 21 марта нынешнего года черным по белому было зафиксировано: ««Государственная дума уважает суверенитет и территориальную целостность Грузии и Молдавии в рамках их международно-признанных границ. Вместе с тем депутаты Государственной думы считают, что начавшийся процесс признания Косово идет вразрез с нормами международного права. Абхазия, Южная Осетия и Приднестровье, построившие за годы своей фактической независимости демократические государства со всеми атрибутами власти, имеют гораздо больше оснований претендовать на международное признание, чем Косово». Таким образом, еще в марте 2008 года думские депутаты в своих рекомендациях президенту и правительству РФ не шли дальше паллиативных мер (которые, впрочем, разделялись и Владимиром Путиным, и его преемником Дмитрием Медведевым). Пафосом российской политики по отношению к де-факто государствам стал призыв, сформулированный Путиным в его прощальной пресс-конференции в качестве президента «не обезьянничать!». В данном случае имелся в виду казус Косово, который рекомендовалось не делать паттерном для Абхазии или Южной Осетии.
Прошло несколько месяцев и российские политики заговорили другим языком. � причиной тому — августовская трагедия в Цхинвали. Она стала разделяющим рубежом в подходах официальной России. Озвучивая свои «Шесть пунктов» по урегулированию конфликта в Грузии в ходе встречи с Николя Саркози, Дмитрий Медведев заявил о том, что статус Южной Осетии и Абхазии должен стать предметом международного обсуждения. Фактически впервые территориальная целостность Грузии (священная корова для США и ЕС) была поставлена под сомнение Кремлем. Далее министр иностранных дел России Сергей Лавров в интервью радиостанции «Эхо Москвы» заявил, что территориальная целостность Грузии «де-факто ограничена» из-за конфликтов с непризнанными республиками Абхазия и Южная Осетия. �, наконец, в ходе встречи с лидерами двух де-факто образований в Москве 14 августа 2008 года российский президент высказался еще более определенно: «Хотелось бы, чтобы вы знали: позиция России неизменна. Мы поддержим любое решение, которое примут народы Южной Осетии и Абхазии в соответствии с уставом ООН, международной конвенцией 1966 года и Хельсинским актом о безопасности в Европе; и не только поддержим, но и будем их гарантировать как на Кавказе, так и в целом в мире». В переводе на общедоступный язык это означает, что отныне Москва готова к признанию двух де-факто республик, юридически все еще считающихся частями Грузии. Не надо быть пророком, чтобы предвидеть, какое решение примут народы Южной Осетии и Абхазии. Особенно после трагических событий в августе 2008 года. При определении будущего Абхазии Россия исключает грузинское население, покинувшее республику в ходе военных действий 1992-1993 гг. Только вернувшиеся в Гальский район грузины (мегрелы) будут теоретически обладать правом определения будущего Абхазии. Тем самым Москва публично признает итоги 14-месячной войны и именно их готова гарантировать. Впрочем, столь жесткий подход является по сути своей зеркальным отражением грузинского подхода к Абхазии, при котором только грузинское население наделяется эксклюзивным правом решать судьбы республики. Москва же оставляет такое право, прежде всего, за абхазской, армянской, русской общинами.
Москва изменила свой подход к Грузии, который держался, начиная с 1990-х гг. Между тем, нельзя говорить о неизменности позиции России в отношении непризнанных республик. В самом начале 1990-х гг. они были для Москвы, скорее, досадной обузой. Однако, осознав взаимосвязь этих образований с вопросами безопасности внутри Северного Кавказа, Кремль скорректировал свои позиции. «Заморозив» конфликты в начале 1990-х гг., Россия дала свое согласие на существование подобных образований, как на главный итог конфликта. «Замороженный статус» предполагал отложенное решение конфликта до лучших времен (более выгодной политической конъюнктуры, достижения компромисса между сторонами). При таком положении заниматься предопределением статуса спорных территорий было бы неразумно. Во-первых, сделавшие заявку на свою государственность образования должны были показать свою способность к выживанию, функционированию как государственные образования, а не бандитские анклавы. Во-вторых, особенно в Южной Осетии до 2004 года сохранялись возможности для реинтеграции в Грузию (с учетом всех сохранившихся и после первого конфликта начала 1990-х гг. двусторонних связей между Тбилиси и Цхинвали). Таким образом, нерешенный статус де-факто государств отражал политические реальности 1990-х гг. К ним относилось сохранение статус-кво, отсутствие активных боевых действий (в Абхазии, однако, такие попытки в 1998 и 2001 гг. предпринимались, но по своим масштабам они и близко не стояли рядом с Цхинвали-2008). �менно это давало надежду на то, что в том или ином виде стороны могут договориться. Таким образом, до тех пор, пока конфликты были «заморожены» не было смысла окончательно определять статус де-факто государств на территории Грузии.
Но 2004 год стал началом «разморозки» конфликтов на Южном Кавказе. Сперва нарушение силового баланса в Южной Осетии (первые военные столкновение после 12 лет мира произошли именно там). Затем стремление изменить политико-правовой формат, предполагавший, что де-факто государства являются (хотя бы формально равноправными) сторонами конфликта. Де-факто государства, по идеям тбилисских стратегов, должны были быть полностью устранены с политической арены, как самостоятельные субъекты. Помните, как в популярном фильме «Место встречи изменить нельзя» подозреваемый в убийстве собственной жены доктор Груздев говорит Глебу Жеглову: «Вы уйдите, а вот с ним (имеется в виду Шарапов) мы будем говорить!» Ту же методику Тбилиси начал продвигать в 2004 году. Суть ее можно выразить следующим образом: «Мы не будем говорить с куклами, нам нужен кукловод, то есть Москва». Незадолго штурма Цхинвали министр Грузии по реинтеграции Темури Якобашвили и вовсе открыто заявил, что целью Грузии является разрушение существующих форматов мирного урегулирования.
Сейчас мы не будем спорить относительно того, что роль кукловода переоценивалась Тбилиси. Для нас важно зафиксировать, что, проводя последовательно эту линию, Грузия вывела за скобки Абхазию и Южную Осетию, окончательно оттолкнула их от себя. Элитам де-факто государств таким образом был послан недвусмысленный месседж: «В Вас мы не нуждаемся, нам нужны территории». �менно это намного сильнее, чем раньше привязало и Южную Осетию, и Абхазию к России. 8 августа 2008 года статус-кво рухнул окончательно. Нет более старых форматов, которые и предполагали «подвешенный статус» двух де-факто государств. Москва (а также Абхазия в Кодори) завершили процесс «разморозки», начатый Тбилиси 4 года назад. Возврат к прежнему положению невозможен точно так же, как и оживление погибших в Цхинвали. Грузинское общество, потерявшее своих солдат и мирных жителей (в Гори или в грузинских селах бывшей Юго-Осетинской автономной области) не стало толерантным. Хотя о какой вообще толерантности может идти речь, если начало операции против Южной Осетии сопровождалось не антивоенными митингами (как это было в Москве во время чеченских кампаний), а «патриотическими» манифестациями. Вот как описывает эту ситуацию известный польский политолог и журналист Зигмунд Дзинчоловски (находившийся 8 августа в Тбилиси, за несколько дней до того, я встретился с ним в столице Абхазии Сухуми): «В Тбилиси настроения очень серьезные. Вчера (Дзинчоловски говорит о событиях в Грузии 9 августа — С.М.) народ ликовал, радовался взятию Цхинвали. Вчера по городу Тбилиси ездили машины с государственными флагами, как будто Грузия готовилась к какому-то серьезному матчу по футболу. Это, более или менее, внешне выглядело так. Но сегодня у людей подавленное настроение. Как бы они ужасно боятся, что у этих событий будут гораздо более серьезные последствия, чем то, что случилось до сих пор». Могут ли люди с подобными настроениями жить в одном государстве с теми, кого братья, сыновья и друзья ликующих обстреливали в Цхинвали? � простят ли грузины, бежавшие из Гори и вытесненные из Верхней части Кодори защиту абхазских и осетинских интересов? Риторические вопросы. «Появление грузинских танков в Цхинвали на многие годы, если не навсегда, разубедило жителей Южной Осетии и Абхазии в допустимости самой мысли о восстановлении суверенитета Грузии. Думается, что ситуацию трудно будет исправить даже в том случае, если будущий формат миротворческой операции в конечном итоге сделает более прозрачной границы Абхазии и Южной Осетии с Грузией, а в сами республики придут инвестиции третьих стран», — справедливо замечает корреспондент газеты «Время новостей» �ван Сухов.
Михаил Саакашвили сильно повысил ставки в игре за «собирание земель», забыв о том, что причиной территориальной кастрации Грузии стали не земли сами по себе, а люди, которые там проживают. �менно это привело в конечном итоге к изменению всей политической конфигурации на Южном Кавказе. «Замороженных конфликтов» больше нет, самоопределение де-факто государств становится теперь инструментом России для недопущения в будущем ситуаций, похожих на «горячий август-2008». Покорение Южной Осетии и Абхазии (слово реинтеграция оставим поборникам политической корректности) стало альфой и омегой грузинской политики. Стало потому, что мирным способом и с помощью мирных ресурсов таковое невозможно. Для этого нужны другие абхазы и осетины. Но все дело в том, что такое покорение непосредственно задевает российские интересы не только на Южном Кавказе, но и внутри собственно Юга России. Следовательно, Россия не может помогать Грузии «собирать земли», не рискуя собственной безопасностью на Северном Кавказе.
Однако даже и после всего, что случилось в период «пятидневной войны» Москве не следует форсировать процесс формального признания Южной Осетии и Абхазии. Достаточно будет и «подвешивания» территориальной целостности Грузии, и заверения, что Москва будет гарантировать безопасность двух де-факто государств. На практике Москва уже четко показала, за какие флажки она не отступит. Без серьезной дипломатической подготовки окончательное признание не сработает с полным эффектом. Странам ЕС надо свыкнуться с мыслью, что возврата в прошлое уже не будет, и что проект Грузия в границах Грузинская ССР не состоится (для этого нужны советские механизмы удержания территориального единства). Если же говорить о Нагорном Карабахе, то нынешние события еще больше укрепят его руководство во мнении о необходимости держать порох сухим, а приднестровские лидеры теперь будут гораздо менее склонны к уступкам Кишиневу. Впрочем, перспективы этих двух образований — тема отдельного разговора. В них качественно иная роль Запада (более позитивно настроенного в отношении НКР) и России (готовой пожертвовать Приднестровьем ради нейтральной и пророссийской Молдовы). Однако осмысление абхазского и осетинского опыта в Тирасплоле и Степанакерте уже началось. Так же, как опыт Грузии уже детальнейшим образом изучают в Кишиневе и особенно в Баку.