ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ
ОЛЬГА АГУР
«Пошли мне одно знаменье...»
Ольга Агур (Рогачева) родилась в 1961 году в России. С детских лет и до отъезда Израиль в 1990 году жила в Баку. Автор книги стихов «Легкое небо» (Тель-Авив, 1995) и книги поэтических переводов стихов Йоны Волаха «Творенье любви» (Москва, Э.Ра, 2005). Публиковалась в антологиях, в том числе, электронных: «Сто двадцать поэтов русскоязычного Израиля», «Антология израильской поэзии»); журналах, альманахах и пр. Живет в Хайфе. Психотерапевт.
От составителя.
Стихи Ольги Агур погружают читателя в мир тонких наблюдений и глубоких размышлений о мире, в котором мы обретаемся, о жизни, о любви, о нашем месте на Земле. Иногда она делает это как бы от своего лица, а иногда путем переосмысления библейских и литературных персонажей: Магдалины, Офелии, Джульетты... «...Ты еще не побежден моим прикосновением», — пишет Ольга. Ну, к читателям ее стихов это не относится. Они уже побеждены!
Ян ТОРЧИНСКИЙ
ПЕЙСАХ
На праздник Песах я уже была,
я теплый камень трогала, зажмурясь,
я каплю из бокала отпила –
на дне дрожало ожерелье улиц,
закрученное в нескольких часах
гортанной речи, непривычной горлу.
Сверкают новой жизни голоса,
звенящий жар, в ослепшем солнце город,
и неуютно сердцу моему,
как будто на часок зашла к соседям,
и вот, усталый гость в чужом дому,
пытаюсь поучаствовать в беседе,
как будто можно что-нибудь понять
среди чужих портретов и пеленок!
Но если это – Родина моя,
то я – ее детдомовский ребенок.
Не по ее, не по моей вине,
ни ей, ни мне от этого не легче.
Крошится хлеб, и вкуса нет в вине,
и время только давит, а не лечит.
– Ты где? – Я здесь. – Откликнись! – Не могу:
я не ищу ни умысла, ни сходства,
я снова у грядущего в долгу
за равнодушье моего сиротства.
…Но праздник Песах подтвердит исход,
перелистнет сожженную страницу,
волной меня на берег отнесет,
коль время не захочет расступиться.
А будущее – где? Есть только крик,
мгновенной боли сигаретный привкус.
Я буду в ночь глотать по десять книг.
Я научусь. Я постепенно свыкнусь.
И обретет дитя твои черты,
и назову субботу воскресеньем
в звенящем море красной пустоты,
где впереди не видно Моисея.
ДЖУЛЬЕТТА
Вот ты ушёл, вот ночь прошла,
вот утро собирается,
А этим пыткам нет числа,
и влагу не стирай с лица,
Рассвет предал окно огню,
дробит на стёклах радугу,
И я впервые в жизни
дню Господнему не радуюсь.
Своей судьбы – не хочется,
и не храни объятия:
Что кончено, то кончится.
И на подушке вмятина.
Вот так шепнул мне ты: – пора! –,
зажав в ладонь мгновения,
И болью пустоты горят
твои прикосновения.
С балкона тянет сыростью,
и пяткам холод помнится.
Я думала, что вырасту –
всё у меня исполнится.
Теперь боюсь – легко вникать.
Где те глаза незрячие?
И терпкий вкус шиповника,
и локоть твой испачканный…
Как ты спешил, любимый мой!
Вдоль стен – в росе – простыв – смеясь!
Как с белых веток жимолость
вдруг на тебя просыпалась!
Как блик волос застыл в руке
незавершённым кружевом
На первом резком выдохе,
от радости приглушённом!
Глаза мои бездонные
под веками не замерли.
Рассвет – хозяин в комнате,
всё гибнет в этом пламени,
Горят осколки зеркала,
дрожат лучи – сплелись на час,
А свидимся ль –
Бог ведает,
молись за нас,
молись за нас!
РОМАНС
Воистину, не знаем, что будет через миг!
Под нами твердь земная,
над нами – лёгкий блик,
Твой облик непреклонный давно уже не твой,
И голос телефонный привычней, чем живой.
Поверишь ли, осталось пройти совсем чуть- чуть:
Доверие и жалость – такой знакомый путь,
И зябкая ладошка, и горечь первых слов-
Как чёрная дорожка из всех своих грехов.
И в этой круговерти, которую пройдём,
Не думаем о смерти, уж больно путь знаком-
От глаз твоих горячих, от дыма за плечом
До музыки, до плача – ах, что ты!.. Нет ещё!..
Забудем и об этом, опустим память в сон –
Одной полоской света среди других имён,
Мгновение – на роздых, поболее – на боль –
За осиянный воздух над сладкою травой.
* * *
На любимой из тем,
По следам акварельных мелодий,
Неизвестно, зачем,
Только всё-таки лето приходит,
Это лето идёт.
Только радость моя не привыкнет,
Если прожитый год
Суетою вчерашней приникнет.
Остаётся чуть-чуть
От закрытого буднями года:
То ли плач чей-нибудь,
То ли просто плохая погода,
Видно, музыки всей
Нам с тобою никак не услышать,
Если часиков в семь
Дождь ударит о сонную крышу.
Я проснусь от него
На рассвете, от ветра озябну,
И моё торжество
Превратится в такую же каплю
Среди тысяч других,
Среди острого чувства нехватки
Чьих- то слов дорогих,
Убедивших: всё будет в порядке.
Передать бы тебе,
На улыбку твою откликаясь,
Что летящей судьбе
Не прочитана доля земная,
И что я не могу
Хоть чуть-чуть их приблизить друг к другу,
И движение губ
Замыкает опасность по кругу.
Как сквозь воду – лицо –
Сквозь сырое внезапное утро.
Как платок сквозь кольцо,
Пропускаю свой праздник минутный
Сквозь мелодию дня,
И пытаюсь услышать в клавире –
Для тебя, для меня,
Чтоб мы живы и счастливы были.
Не известны чужим,
Не подвластны любым разговорам,
В этот час мы бежим
Под дождём, под словесным узором,
Проникаясь насквозь,
Промокая в словах и до нитки…
Это вправду сбылось
И слилось в драгоценные слитки.
Со словами и без
Мы придумали что-то такое…
Посвящаю тебе
Весь июнь моего непокоя,
Над омытой травой,
Не успевшей поблекнуть от пыли,
Ибо всё для того,
Чтоб мы живы и счастливы были.
В этот час у метро
На углу среди луж и деревьев,
Будут капли из строк
Находить полосу озаренья,
Прорываясь, звеня,
Забывая дороги былого,
И никто за меня
Не напишет ни строчки, ни слова.
Так суметь же понять,
Если мы ещё слышим друг друга,
Что приходит опять
Ощущение чистого звука,
И ему отдаю
Всё дыханье, себе не оставив
Ни улыбку твою,
Ни своё отступленье от правил.
И да будет он чист,
Как движенье по горней дороге.
Заполняется лист
Всем на свете и очень немногим.
И приносит с собой
Дуновенье о небе и мире,
Ибо всё для того,
Чтоб мы живы и счастливы были.
* * *
О музыке. О чём? Но ты же слышишь:
О музыке, как ласточка под крышей,
Свивающей меня из чепухи:
Окрестной травки, мартовского плача,
Тутовника, надежд, забытой сдачи;
Глоток стихий – и могут быть стихи.
Всё началось, как водится, с начала:
Мне двадцать лет. Но музыка звучала
Гораздо раньше: мне шестнадцать лет,
Четырнадцать… Но музыка… и девять…
Я поняла: ничто нас не разделит,
Ведь без неё меня на свете нет.
Но без меня… О чём вы говорите?
В мою беду ей ветер слёзы вытер
И научил на холоде дышать,
И, чтобы я взрослеть не уставала,
Она душе секреты открывала.
Откаменев, терпела жизнь душа
То первый год, когда сплошная радость
Меня зовёт, и незаметна разность,
Разрезавшая на две части путь:
Того, что было «до», того, что было «после»,
Каблук дробит ледок, а голос – возглас,
Но мир мой тих, а дом ещё не пуст.
И вот, чем пелась музыка яснее,
Чем становилась я созвучней с нею,
Чем день светлей, чем больше мудрых снов,
Тем жарче и больней сквозь жизнь звучало:
Чужим не верю, прочих знаю мало
И некий шаг мне сделать суждено.
Да, некий шаг – а там страна иная,
Чтоб не писать о том, чего не знаю,
И жизнь застыла посреди времён,
Мне чуждых стен сокрывшись в новых нотах…
Благословен не узнанный в заботах
Закон любви и музыки закон.
Умерив жар свой экспериментальный,
Я продолжаю опыт капитальный,
Да, он порою мне не по плечу,
Не мне одной – никто не терпит правды,
И дом мой пуст, и так же будет завтра –
Плачу и плачу, плачу и плачу.
И мне ль теперь понять – зачем всё это,
Зачем меня опять тревожит лето,
Зачем закон, который мне тяжёл?
Но нет ни дня, ни месяца, ни года
А есть тетрадка, музыка, свобода,
И в дверь стучат – скажи мне, кто пришёл?
* * *
Позволь мне глаз не открывать,
Позволь себе не верить,
Позволь тебе не доверять –
Сейчас, по крайней мере.
Всё это дым, всё это сон,
Всё на одно мгновенье
И ты ещё не побеждён
Моим прикосновеньем.
И день проходит неживой
Меж болью и надеждой.
Позволь мне быть самой собой
И не остаться прежней.
Позволь все планы отменить
И в чём-то разобраться.
Распалась сеть, осталась нить
От прежнего богатства.
Спеши принять подарок мой –
Последнюю слезинку.
Спеши забыть за суетой
О страсти к поединку.
Позволь забыть, что пустота
Свои откроет двери.
Позволь мне рук не расплетать –
Сейчас, по крайней мере.
Не может быть, чтоб я была одна,
Об этом не на миг не забывая.
Чтоб с облегченьем ждать пустого сна,
От явности печаль отъединяя.
Не может быть, чтоб целый день молчать,
Читать давно прочитанную книжку.
Ждать воскресенья, отпуска… и вспять
Не повернуть –
навстречу вскинут вспышку.
Не может быть, чтоб, полной суетой,
Мгновением молитвы, разговором,
Один мой день сменял собой другой,
Храня меня от всяческого вздора,
Но не от боли, тихонькой, как мышь,
Так глубоко до времени сидящей,
Чтоб верилось – уже такая тишь,
Где отзвук слова – тоже настоящий.
Чего ж ещё? Пустить её бежать,
Освободить гортань от лишних тягот,
И задыхаться, и учиться ждать,
Пока ты десять лет раскрутишь за год.
Смелей, смелей! Отпразднуют ещё
Мою ладонь, сомкнувшую у горла
Один прекрасный взгляд через плечо,
Один прекрасный жест руки нетвёрдой.
Любить – как будто знать, что всё придёт,
Как будто видя и как будто веря,
Что можно не спешить, не наш черёд,
Не вовремя, не к месту, не по мере.
Любить - и знать, чем полнится лицо,
Чем полнится прекрасное молчанье,
И, расставаясь – как перед концом –
Ни слова вслух, лишь задержать дыханье –
Так замереть, так радость сохранить,
Так заполнять пространство снов и буден,
И с каждым днём взрослеть, и снова жить,
И что же будет, Господи? Что будет?...
* * *
Ночь и конец июня. Чуть брызжет дождь.
Вишня в ладони даже на взгляд вкусна.
В комнате рядом как будто спит моя дочь,
Что-то дошёптывает, уплывая в воронку сна.
Если мне пишется – думаю о тебе.
Если не пишется – вижу твоё лицо.
Если я выживу (что мне гадать теперь),
Клинышек в жизнь забивая, начать ли со
Старческих рук, проступающих вдруг – в моих,
Тёмной изношенной кожи, долгой судьбы?
Я не устала. Отпразднуем на двоих.
Пусть на губах останется след сурьмы.
Взглядом чуть слышным не называй имён.
Снова боюсь вглядеться в твои зрачки:
Там - наважденьем – тот, кто ни жив ни мёртв,
Замер на полдороге – он-то за чьи
Тайны и тяготы должен держать ответ?
Сумрачный призрак, нечёткая тень свечи,
В чёрном июньском зеркале – бледный свет.
Я без него не выживу. Научи:
Руку мне протяни, скажи ни о чём,
Вишенкой, не торопясь, себя обмани…
Ночь и конец июня. Жить горячо.
Чёй это бледный свет за моим плечом?
Кто никогда не поверит, что мы – одни?..
ОФЕЛИЯ
Кувшинка тянется к лучу,
И не пугается ничуть,
И тороплива чересчур,
И всё ей мало.
Скользнув по моему плечу,
Он ей велит сказать: «Лечу!»
А я так больше не хочу,
Уже устала.
И где ты, бедный мой дружок!
Ты всё никак понять не мог
К чему любить, а мой прыжок
Решил всё сразу.
А эта боль недолго жжёт,
Лишь по воде дрожит кружок,
Да губ касается цветок,
Не видный глазу.
А что мне снится в той воде?
Так сладко не было нигде.
Не лгать хотя бы пустоте,
Открыть ей двери…
Как ты не знал своих путей,
Как ты друзей искал везде,
И как шутил, и верил в день –
Кому ты верил?
Всё неизменно, как всегда.
Давно забыт мой путь сюда.
И тяжела моя беда,
Как в речке камни.
А надо мной течёт вода,
А над водой бегут года,
И время тает без следа,
И стар мой Гамлет.
МАГДАЛИНА
И там, у масличной рощи,
ты со мной попрощался.
Ни слова, теперь ни слова…
тягаться ль ему со взглядом?
Все наши минуты были в долгу у этого часа.
Вот он начинает править –
и я не должна быть рядом.
И как мой сын не родился –
слова не родились в горле.
Молчу, гляжу на дорогу, и пыль следы затянула.
И мне самой непонятно – горение или гордость?
Не страшно, уже не страшно. Слеза на щеке уснула.
Как мне ничего не нужно и как я всего желаю, –
Ещё обернись разочек!
Но взгляд твой вперёд направлен.
Шагнуть за тобой не смею –
одна остаюсь, живая,
Но в горло песок вселился
и плач мой навек отравлен.
Цена моему терпенью – твой крест и твоя победа.
Простить ли глаза чужие –
лишь избранность душу полнит?
Следы затянуло пылью,
и дальше мне путь неведом,
Но я остаюсь живою –
чтоб верить, любить и помнить.
Пошли мне одно знаменье,
пошли мне свой знак оттуда –
Что дело твоё свершилось,
что были приняты жертвы!
Ты знаешь, я не устала и верю в тебя и в чудо
И крепко в руке сжимаю
колючий
сухой
бессмертник...
БЕССОНИЦА
кажется падаю в ямочку твоего плеча
по окраине слуха сжирает себя свеча
занавесь заворачивается звеня
где-то в другой вселенной полно меня
воздух отмершей кожей скатывается с лица
август июль и прочие три часа
может к пяти на выдохе снишься ты
веки приливы радуги темноты
теплое облако сладкое молоко
тает пузырик
спинеспиглубоко
* * *
взгляд уткнется в обрыв перелески шоссе селенья
туча стелется под ноги просится на руки губит зренье
ни прорваться ни с век сорвать никуда не лезу
вспоминать тебя прикипать губами к железу
на морозе твоей страны под каменным небом
избегая судьбы держать его ты там не был
и не будешь и я не буду я здесь где туча
где увязнешь в небе и мне ли решать что лучше
слепота высоты огоньки в провале свет дней пологий
запах здешней зимы леса гари железа дождя дороги