РЕЛ�Г�Я ТРУДА

Михель ГОФМАН

«Труд в США — это душа народа. Американец служит своему делу с такой страстью, с которой крестоносцы жертвовали своей жизнью для освобождения Святой Земли».
Aнгличанин Фрэнсис Грунд, 1843 год.

Сравнение Грунда американцев с крестоносцами вполне обосновано, так как ценность труда для Америки вначале её существования была идеей религиозной — идеей протестантизма.
Протестантизм, возникший в Европе XVI века, приобрёл огромный авторитет, так как обращался к ежедневному опыту нового нарождающегося класса, класса работников, предпринимателей и бизнесменов, буржуазии. Протестантизм отражал представление нового класса о значимости труда и отвергал ценности аристократического общества. Ценность человека не в том, сколько его предков служили королю, не родовые привилегии определяют ценность человека, а его личные качества, которые проявляются в труде. Протестантизм придал труду религиозный смысл, он объявил труд высшим призванием человека, предназначением человеческой жизни, богатство, возникающее как его результат, знаком благосклонности Небес, а нежелание быть богатым — вызовом богу, подобным желанию быть больным.
Католицизм, властвовавший умами начиная с V века, превратился к XVI веку в инструмент контроля всей жизни общества. Ватикан, сложная бюрократическая организация, был корпорацией, на фасаде которой было слово «Религия», но её целью была политическая и экономическая власть.
Земля — источник всех богатств, принадлежала потомственной аристократии и церкви. Но к этому времени начало складываться машинное производство, которое создавалось низшими классами, и оно могло принести не меньшее богатство, чем владение землей.
Новая религия, протестантизм, выражала интересы неимущих классов и в своих постулатах противопоставила себя католицизму, который объявлял своими ценностями идеи греческой цивилизации — смысл человеческого существования в стремлении к счастью. А счастье, по определению Сократа, не результат труда, и не обладание материальным богатством, а постижение �стины, Бога и сотворение Прекрасного. Но постижением �стины и сотворением Прекрасного мог заниматься только «праздный класс», аристократия, не расходующая свою энергию на труд и выживание.
Только аристократия вела полноценную жизнь, она была свободна от труда и могла посвящать свою жизнь искусствам, философии и науке. Мировая литература, выросшая на идеях католицизма, не говорила о труде, она описывала то огромное физическое и эмоциональное богатство, которое является истинным содержанием человеческой жизни, и только одна форма труда воспринималась, как достойная человека — труд творческий. Литература обслуживала интересы высшего класса и считала обычный физический труд недостойным полноценного человека. Работник, крестьянин, ремесленник воспринимались как люди низшего сорта, «низший класс», существа низменной природы, не доросшие до состояния полноценного, т.е. свободного от труда человека.
Новый Завет, главный документ католицизма и православия, говорил о труде как наказании за грехопадение, и это отношение к труду отразилось в языках народов Европы: во французском — это «travail», который имеет корень в латинском tribulium — орудие пытки, в немецком слово «Arbeit» также ассоциируется с наказанием, в русском слове «работа» корень — раб. Российский воровской орден — воры в законе, довёл это отношение к труду до своего логического конца. Вор, начавший работать, переставал быть полноценной личностью в глазах воровского братства.
Протестантизм поставил под сомнение идеи Нового Завета и призывал вернуться к первоисточнику, к Ветхому Завету, в котором труд понимался как инструмент создания царства божьего на бренной земле. Протестантизм полностью перевернул значение труда в человеческой жизни, — не трудиться, чтобы жить, а жить, для того чтобы трудиться. Любая работа — это молитва. Работать, значит выполнить свой долг перед богом.
Протестантизм возник в Европе, но получил распространение лишь в Британии и Германии, начавших индустриализацию экономики. Протестантизм предлагал новую форму жизни тем, кто, в результате индустриальной революции (сгон крестьян с их земель для создания овечьих пастбищ и создания текстильной мануфактуры в Англии), лишился источника существования, связей с общиной и оказался предоставленным сам себе.
Протестантизм давал ответ как жить тем миллионам людей, кто оказался оторванным от своих корней, от общины и остался один на один с окружающим враждебным миром. Перестав быть частью общины, каждый отвечал только за себя и находил свой путь к богу не через церковь, а самостоятельно, читая Священное Писание. �ндивидуальная связь с богом была психологической подготовкой к индивидуальному характеру всех сфер человеческой деятельности, подготовкой к первому этапу новых форм общественных отношений, к капитализму.
Протестантизм дал религиозное обоснование новой формы жизни в условиях возникающего машинного производства и новой формы труда, единственно возможной в новых условиях — индивидуальному предпринимательству. Католицизм предоставлял верующему возможность раствориться внутри общины, в католицизме не существовало развитой идеи индивидуальной ответственности. Церковь была пастухом, пасущим стадо, и брала ответственность за индивидуальные грехи на себя. Прощение грехов создавало атмосферу беззаботности жизни и доказывало всепрощающую любовь бога ко всем без исключения — все божьи дети. Католическая церковь рассматривала жизнь во всей её полноте и красоте, как подарок небес, как вечный праздник, в котором труд существует для увеличения объёма богатства жизни. Богатство не цель, а средство, ведущее к обогащению чувственного, интеллектуального и эмоционального мира, к достижению духовных жизненных целей. Протестантизм же отрицал не только католическую идею жизни, как праздника, но и всякую социальную иерархию, классовые привилегии, само государство и личные различия — «Перед Богом все равны», те, кто создает новые богатства, важнее тех, кто его имеет по принципу принадлежности к правящему классу. Протестантизм противопоставил себя не только католицизму, идеи Возрождения также были неприемлемы для новой философии жизни. Возрождение провозгласило, что человек от природы добр, поэтому нужно предоставить каждому право на свободное самовыражение. Личность в период Возрождения приобрела небывалую свободу, а полная свобода не могла не привести к освобождению всех стихий человеческих страстей. Без жесточайших ограничений и полицейских мер человек превращался в убийцу, грабителя и насильника.
Протестанты предложили альтернативу идеям Возрождения и идеям средневековья в контроле греха. Труд, как форма служения богу, сделает возможным обуздание стихий в человеке, так как труд требует самодисциплины и добровольного подчинения системе экономических отношений. Первый лидер новой религии, провозгласивший идею порочности католицизма с его идеей жизни, как праздника, а саму религию протестантизмом, немец Мартин Лютер утверждал, что любые добродетели не гарантируют прощения, и лишь труд во имя бога может, не гарантирует, но может, принести спасение души.
Другой протестантский лидер, француз Кальвин, разделял людей на тех, кто от рождения несёт в себе добро и тех, кто несёт зло. Одним изначально предуготовано спасение, другие изначально прокляты. � только в труде человек может забыть, заглушить чувство беспомощности и бессилия перед богом и своей греховной природой.
«В своём развитии кальвинизм выдвинул доктрину спасения, которая базируется на труде и создании богатств, которые не гарантируют спасения, но сам материальный успех есть знак божеского расположения. Никто не знает, будет ли спасена его душа или нет. Спасение души не зависит от количества добрых или злых дел, которые человек совершил в течении жизни. Человек не знает, к чему он приговорён, к спасению или вечному проклятию. Результат станет известен только на Страшном суде. Контроль над материальным миром человек приобретал в процессе создания богатств, и это давало ему ощущение власти над своей судьбой, по крайней мере, на бренной земле». (Немецкий социолог конца XIX — начала ХХ века Макс Вебер)
Во времена средневековья единственным местом, где верующий мог спасти свою душу, оградить себя от тлетворного влияния общества, погрязшего в пороках, был монастырь, где каждый из членов монастырской общины, давая обет воздержания, вознаграждался правом на многочасовой труд, скудную диету и возможностью совершенствоваться в своем духовном развитии. Протестантизм превратил монастырь в идеал общественного устройства, где главная добродетель человека — его способность трудиться самоотверженно и беззаветно, где во имя труда, как формы служения богу, человек должен отказаться от многих греховных желаний. Постоянное самосовершенствование — обязательное качество духовного роста, а аскетизм — наиболее достойная форма жизни. Женеву, разгульный торговый город, Кальвин превратил в огромный монастырь, живущий высшей религиозной целью — созданием богатств. Экономическая деятельность была выделена в особую сферу жизни, в которой моральный закон, забота о ближнем, переставал быть абсолютом. Добродетельность каждого члена общины оценивалась через труд, тем, что он создал. «Лютер и Кальвин психологически приготовили человека к той роли, которую он играет в сегодняшнем обществе». (Эрих Фромм)
Кальвин создал город-монастырь, а Оливер Кромвель, лидер протестантской по духу и буржуазной по сути революции нового класса в Британии, целью которой было свержение власти аристократии, королевской власти, попытался создать большее, нежели город-монастырь — монастырь-государство. Школой, создававшей принципы нового общества, стала армия Кромвеля. Солдаты Кромвеля воевали за новую мораль, мораль всеобщего равенства и всеобщего труда, солдаты короля — за деньги и военную добычу. Армию короля, воевавшего с Кромвелем, называли «Белой Армией», так как она была одета в белые мундиры, армию Кромвеля «Красной Армией», её солдаты носили красные мундиры. Солдаты армии Кромвеля были глубоко религиозны, и их командирами были священники, проповедники — прообраз политических комиссаров Красной Армии Советской России.
В армиях тогдашней Европы дисциплина воинства была довольно относительной. Пьянство и драки считались естественной частью армейской жизни, воплощением мужского начала. Грабёж, мародёрство, насилие над женщинами во время войны не только не порицались, но были частью награды за службу. Армия же Кромвеля несла службу не за награды, солдаты Кромвеля служили богу. Солдат-протестант нёс в своем ранце «не жезл маршала», а Библию. За свои поступки он отвечал не столько перед командиром, сколько индивидуально перед Богом. Дисциплина создавалась не наказаниями, а была результатом религиозных убеждений.
Армия Кромвеля стала школой, в которой воспитывались такие качества, как сознательность, т.е. самоконтроль, самодисциплина. Работник мануфактуры должен был не только подчиниться дисциплине труда, как солдат армейской дисциплине, он должен был научиться самодисциплине, работать не из-за страха перед наказанием, а осознавать правила, как необходимость, как признак улучшения своей собственной природы, склонной к анархии и своеволию. Эти качества были необходимы для нарастающей индустрии машинного производства.
Возникавшие фабрики и мануфактуры нуждались не в крестьянине, с его спонтанной, стихийной формой жизни, связанной с природой, у машины мог работать только тот, кто добровольно подчинил себя Новому Порядку, порядку, который требовала новая форма экономики — индустриальная.
Кромвель первым ввёл в обращение термин «сознательность», который означал ответственность перед Богом. Впоследствии термин стал широко применяться в Советской России, но подразумевал ответственность не перед богом, а перед государством, обществом.
Термин «сознательность», в советском словаре, предполагал, что задачи и идеалы партии, часто противоречащие идеалам и задачам индивидуума, каждый воспринимает как свои собственные, как самопожертвование, как отказ от индивидуальных целей во имя целей высших, общественных. Сознательность естественно приводила к аскетизму в материальной жизни и оскоплению жизни внутренней. Сознательный советский человек должен был подавить в себе те импульсы, желания, идеи и идеалы, которые противоречили требованиям общества и государства.
Несмотря на внешнее различие форм протестантской сознательности, возведённой на индивидуализме, и советской, построенной на коллективизме, целью воспитания сознательности была дисциплина, подчинение, принятое на индивидуальном уровне, сознательно.
«Сознательность» протестантизма — самоограничение во имя создания нового богатства. Kоличество созданных богатств доказывали степень веры и, следовательно, возможность прощения, надежду на рай в загробном мире.
В советском контексте, сознательность, т.е. самоотверженный труд, давал право на вхождение в новый мир, мир коммунизма, который был вариацией на всю ту же тему, правда, не рая на небесах, а рая на земле.
Хотя революция Кромвеля потерпела поражение, протестантизм стал государственной религией в Британии, но англиканство, как эта религия была названа, включало в себя многочисленные элементы католицизма. Начали появляться протестантские секты, не принявшие англиканство, которое, в их глазах, было предательством основных идей протестантизма. Наиболее распространёнными стали секты квакеров и пуритан, они бросили вызов церкви и власти, называя власть и личное богатство ценностями Антихриста, а не Христа.
Квакеры требовали от членов секты полного посвящения своей жизни труду и аскетизма в потребностях. На кладбищах квакеров XVII-XVIII веков на надгробьях не обозначены ни годы жизни и смерти, ни имена. «Здесь похоронен плотник и отец 10 детей». Человек пришёл из праха и ушёл в прах. Человек пришёл в этот мир только для того, чтобы выполнить свой долг, он сам, содержание его жизни, не имеют никакой цены. Сам он ничто — пыль перед лицом Бога. Плотские желания, наслаждение жизнью — грех, аскетизм был для квакеров знаком добродетели. Даже самые богатые из них жили в скромных домах с убогой мебелью, их одежда была не только незатейливой, она носилась от совершеннолетия до гробовой доски. Картины считались знаком идолопоклонничества. Тех, кто пытался научиться играть на каком-либо музыкальном инструменте, изгоняли из общины. Почти не имея трат на жизнь, квакеры накапливали огромные богатства, которые не выходили за пределы общины благодаря запрету на браки вне своего круга. Не тратя ничего на себя, квакеры вкладывали накопленные средства в расширение бизнеса, так как только богатство давало уважение квакерского сообщества. К началу XIX века британские квакеры составляли группу в 20.000 человек. Несмотря на свою немногочисленность, они были богаты и обладали значительным влиянием. Три крупнейших кампании Англии, выпускавшие все виды хлебных изделий, принадлежали квакерским семьям. �з четырех главных банков Англии XIX века два принадлежали квакерам, Барклай и Ллойд. Компания Ллойд по сей день является крупнейшей страховой кампанией мира. Вместе с сектой квакеров росла секта пуритан, с которой власти Британии вели постоянную борьбу. Пуритане требовали от своих приверженцев упорного труда в течение недели, утро воскресенья должно быть проведено в церкви, а остальная часть дня в чтении библии дома. Так же, как монахи в монастыре, они посвящали всё своё время труду и молитве. Пуритане игнорировали даже религиозные праздники, которые в те времена отличались особой разнузданностью и длились неделями. «Можно ли представить, что вера в Спасителя подтверждалась бы многочасовым обжорством, пьянством и дебоширством? Это скорее подходит для празднования в честь языческого Бахуса, а не Христа», говорил лидер пуританской общины в Бостоне, Коттон Махер. В средневековье Пасха и Рождество праздновались по две недели. Каждый святой имел свой праздничный день. Французские короли гарантировали своим подданным 38 праздничных дней в году. Пуритане же видели в праздниках проявление греховного начала, и не только праздники, но даже размышления в будний день считали грехом. Для этого есть воскресенье, и размышлять в воскресенье можно только о слове божьем в процессе чтения Библии. В Британии были изданы многочисленные королевские эдикты, направленные против норм жизни, которые навязывались обществу пуританами. Одним из них был закон, изданный королем Джеймсом I, который сделал обязательным участие всех групп населения в различных видах спорта в воскресенье. Несмотря на все усилия властей, влияние пуритан возрастало с каждым годом. Рост секты стал восприниматься властями и официальной англиканской церковью как угроза существующему порядку. После устрашающих преследований секты в XVII веке появились иные пуритане, трезвые практики. В процессе борьбы за человеческие души лидеры секты пришли к выводу, что построить новый праведный мир на старом континенте, погрязшем в пороках, невозможно. К этому времени был открыт новый континент, который в глазах пуритан мог стать тем местом где можно начать всё с чистой страницы, где можно было создать Новый Мир, Новый Свет на основе нового принципа жизни — «Жизнь Есть Труд».
Первые общины пуритан, прибыв в северо-восточную часть континента, заложили идеологический фундамент нового общества и нового государства — самоотверженный труд, сделавший Америку самой богатой страной мира. В то же время Южная Америка, которую осваивали католические страны Европы, так и не стала «Новым Светом», в течение столетий пребывая в нищете и разрухе. Труд в глазах испанских колонизаторов не представлял никакой ценности. Колонисты в странах Южной Америки ставили своей задачей захват, грабёж уже существующих богатств индейских цивилизаций-городов с высоким уровнем экономического и культурного развития. На территории Южной Америки в начале XVII века проживало до 50 миллионов индейцев. На территории будущих Северо-Американских Штатов количество аборигенов составляло около 6 миллионов, а кочевые индейские племена находились на уровне развития каменного века. Колонистов-пуритан в Северной Америке встретил дикий, почти безлюдный мир, здесь не было тех богатств, которые вывозили из Южной Америки испанские конквистадоры. В Северной Америке богатства могли быть созданы, созданы только трудом, освоением новых земель, на которых не было и следа какой-либо цивилизации, и труд, в этих условиях, приобрёл небывалый в истории статус. Обедневшие европейские аристократы (а их количество среди колонистов было значительно), прибывшие в составе первых экспедиций в надежде на мгновенное обогащение, вскоре столкнулись с непреодолимым фактом жизни в Новом Свете — трудиться должны все без исключений. Был провозглашён библейский принцип «Кто не работает, тот не ест».
Расчёты аристократов на рабский труд не оправдались, индейцы готовы были принять смерть, но не быть рабами. До появления чёрных рабов из Африки аристократам приходилось работать на земле вместе с простыми колонистами, их европейский статус, право на получение привилегий, здесь был утрачен. Каждый колонист, в независимости от того, кем он был в своей стране, здесь был вынужден работать, чтобы не умереть. Вместе с семьёй, семейным кланом или группой единомышленников колонист поселялся в дремучих дебрях и становился владельцем огромных земельных участков, превращая дикую природу в пригодные для земледелия территории. Попытки британской администрации ввести захват земель в какое-либо законодательное русло были обречены — необъятные пространства страны не давали возможностей контроля. Только после Войны за Независимость были введены правила по продаже земельных участков. Семья могла приобрести одну квадратную милю земли (320 гектаров) за символическую плату, или, точнее, плату за регистрацию на владение. После Гражданской войны в 1865 году был принят Homestead Act, по которому любой мог приобрести участок в 80 гектаров, заплатив 10 центов за регистрацию.
В Бразилии в это же время стоимость земли была настолько высока, что её могли приобретать только самые богатые. Таким образом, чёткая граница между имущими и неимущими, будучи проведена в самом начале, в каждом поколении всё больше увеличивала разрыв между классами, и статус классовых привилегий был закреплен на века.
В Южной Америке не только была воспроизведена европейская феодальная экономическая система, Южная Америка жила ценностями католицизма, поддерживавшего феодальную форму отношений, в которой каждый был лишь «божьей овцой» в стаде, которое пасли власти, лендлорд и церковь. А протестантизм Северной Америки давал полную свободу индивиду, в практической жизни — «каждый за себя», в духовной сфере — «каждый сам себе священник».
Резкий контраст между нищей католической Южной, и богатой протестантской Северной Америкой — контраст двух отношений к труду. На европейском континенте этот контраст не менее нагляден — сегодняшние протестантские Англия, Швеция, Швейцария, Германия богаче католических стран — �талии, �спании и Франции.
В католицизме труд существовал как средство для обогащения самой жизни, «праздник жизни» был и остаётся центром всех человеческих интересов в латиноамериканских странах. В протестантской Северной Америке труд был и остаётся смыслом человеческого существования, что и сделало США самой богатой страной мира.
На Северо-Американском континенте протестантская идея безостановочного создания богатств нашла идеальную ситуацию для своего воплощения. Гигантские, никому не принадлежащие территории, отсутствие государственного контроля создали новый человеческий тип — одиночку, посвящающего все свои силы труду, умеющего работать лопатой и плугом, молотком и пилой, намывать золото, но также и умением владеть саблей, мушкетом, добывающего богатство только для себя любыми способами — работой, торговлей, спекуляцией, грабежом и шантажом. В то же время, внутри первых протестантских общин Нового Света, каждая община, каждая секта, озабоченная своим выживанием, обязывала своих членов принимать во внимание благополучие общины в целом.
Но сами условия новой страны, где многое можно было добыть, действуя в одиночку, привели к другим формам отношений, и библейская заповедь — «не пожелай другому того, чего ты не пожелаешь себе», перестала играть значительную роль. Человеческая судьба постепенно перестала ассоциироваться с нравственным, духовным ростом, ценность человека подтверждалась прежде всего ростом индивидуального богатства.
В первый период освоения новых земель пуритане жили тесными общинами, вне общины колонист в одиночку выжить не мог. Благополучие всех членов общины зависело от равного участия и своей доли в доходе в зависимости от вложенного труда. Само название общин — «community», т.е. коммунальное общество, говорило о приоритете общего над единоличным, подтверждённого идеалом общества — жизнью апостолов Христа, деливших всё поровну. Центральным постулатом пуритан была идея о том, что использовать богатство для себя —значит отнять его у бога, для которого оно только и предназначено, и чем больше человек создал, тем больше у него шансов спасти свою душу и получить прощение небес. Богатство необходимо лишь для ещё большего увеличения богатства.
В Европе же, практически до середины XIX века, считалось, что труд необходим для создания комфортабельной жизни, и, достигнув приемлемого благополучия, можно остановиться в накоплении богатств и совершать добрые дела. Предприниматели первоначального периода капитализма не стремились заработать больше, чем их деловые партнёры и конкуренты. �х доходы должны были быть достаточны, чтобы вести «приличный образ жизни». Сама идея, что жизнь должна быть посвящена делу, а не наоборот, казалась в то время очевидным безумием.
Американский протестантизм, однако, разрушил этот стереотип, так как машинное производство начало занимать всё большее место в экономике страны — аскетическая форма жизни производителей богатства несла в себе противоречие — если они, богатства, не потребляются, дальнейшее развитие производства будет приостановлено. Появился новый тип работника, служившего не богу, а чистой практике — янки. В их идее жизненного успеха уже не было бога, а аскетизм, осознанную жизнь в бедности, они рассматривали как форму человеческой ущербности. А к началу Гражданской войны уже была создана база производства товаров массового потребления, и богатства страны не могли расти без выхода на массового покупателя. В развивающихся индустриях не хватало рабочих рук, так как иммиграция была незначительной, а спрос на индустриальные товары возрастал. Растущая индустрия Севера нуждалась в рабочих руках, и источником наемной рабочей силы могли стать как чёрные рабы, работавшие на плантациях (а их было около 4 миллионов), так и белая беднота Юга. До Гражданской войны подавляющая часть населения Юга были индивидуальными фермерами, и наёмный труд, труд на другого, считался просто другой формой рабства. Гражданская война, внешне, была войной за отмену рабства, но, по своей сути, это была война за полную смену ориентиров — от свободы индивида, работающего на себя, до скрытой формы рабства — работы на другого, без права на равную долю в доходах. �ндустриальный Север предлагал жителям сельскохозяйственного Юга не только освободить своих рабов, но вместе с ними идти работать на заводы и фабрики — машинное производство создавало большие богатства, чем сельское хозяйство. Для того, чтобы поставить население Юга к заводскому станку, пришлось применять военные средства. Юг отчаянно сопротивлялся, поэтому человеческие потери в период Гражданской войны были самыми большими за всю историю войн, которые вела Америка.
Во Второй мировой погибло 420 тысяч американских солдат. Это была война, в которой использовалось оружие массового уничтожения. В Гражданскую войну оружием солдата был мушкет, производивший один выстрел в минуту и самым страшным оружием была пушка, стрелявшая чугунными ядрами. За 4 года Гражданской войны погибло 680 тысяч, больше чем во Вторую мировую. Огромные человеческие жертвы Гражданской войны могут быть объяснены той же причиной, которой объясняют неимоверную жестокость войн эпохи Протестантской Реформации, унёсших треть населения Европы — решался вопрос о фундаментальных основах жизни, о статусе труда в общественном сознании. До Гражданской войны плантаторы Юга, пользовавшиеся рабским трудом, были самыми богатыми людьми страны. После её окончания бегство чёрных на Север и массовая иммиграция из Европы дешёвых рабочих рук привели к созданию огромной машинной индустрии, которая приносила большие доходы, чем сельскохозяйственный Юг. К началу ХХ века США стали превращаться в одну из крупнейших индустриальных стран мира, так как в машинном производстве была задействована основная масса населения. Богатства стали распределяться широко благодаря свободе экономической деятельности. Европеец большую часть доходов отдавал государству, в Америке до Первой мировой войны государство не облагало налогом трудовые доходы, после войны, до 1933 года, подоходный налог составлял в среднем 3% — американец работал только на себя. Каждый имел возможность, накопив определённую сумму трудом на другого, открыть собственный бизнес, и, посвящая труду всё своё время и все свои силы, получить такое богатство, о котором не мог мечтать средний европейский работник или бизнесмен.
Максим Горький, сделавший, больше, чем кто-либо для пропаганды идеологии труда, побывав в Америке в 1911 году, тем не менее, увидел в американской форме отношения к труду, определяющему всё содержание жизни, силу, разрушающую сами основы и смысл человеческого существования: «Америка! Удивительно интересно здесь. Что они сумели создать, эти дьяволы, как они работают, с какой энергией, с каким удовлетворением, и насколько они варварски невежественны. Я одновременно восхищаюсь и проклинаю, всё это и восхитительно, и тошнотворно. ...Когда иммигранты прибывают сюда, они быстро превращаются в тупых и жадных животных. Как только они видят богатство этой страны, они оттачивают свои зубы и не останавливаются до тех пор, пока не становятся миллионерами, или падают замертво от голода... Везде — труд. Всё охвачено его бурей. Всё стонет, скрежещет и повинуется воле какой-то тайной силы, враждебной человеку и природе».
Взгляд Горького — это взгляд человека, выросшего на гуманистических идеалах XIX века, но наступал новый век, век индустриализации, и её требования в Советской России также привели к пересмотру отношения к труду.
Советские плакаты 20-х-30-х годов возвещали: «Владыкой мира станет труд».
Гражданская война в России закончилась в 1922 году, но продолжалась в других формах в течение почти двух десятилетий. Протестантская идея труда как смысла жизни противоречила православной религиозной традиции, поэтому русская революция, в процессе вхождения в цивилизованный мир, который понимался прежде всего как мир индустриальный, должна была применять насилие как единственный инструмент изменения отношения к труду, что и привело к такому огромному количеству жертв.
В США религия сделала героический, самоотверженный труд по созданию материальных богатств высшим этическим идеалом, и, благодаря религии, общественное сознание приняло труд как высшую ценность жизни, без применения насилия. Убеждала и сама практика жизни, в которой иммигрант из �рландии, прибывший в Америку без гроша в кармане, Джеймс Карнеги превратился в короля стали, конторский клерк Джон Рокфеллер — в нефтяного короля, а механик по починке велосипедов Генри Форд стал королём американской автомобильной промышленности. �х идеи были более весомы, чем библейские догмы, так как они подтверждались самим существованием огромных индустриальных империй, которые они создали. Форд, больше чем другие лидеры американской индустрии, сделал для пропаганды самоотверженного труда, поэзии созидания, он говорил о труде и производстве в терминах протестантизма, и в стране, по преимуществу протестантской, его логика была неотразима: «Если ты рабочий, клерк, инженер, врач, юрист или полицейский, ежедневно выполняющий изо дня в день одну и ту же монотонную работу, мало чем отличающуюся от работы на конвейер, твоя работа — это божественное провидение, это не только твой общественный долг, это твоё предназначение на этой земле».
Протестантизм Форда был данью традициям прошлого, его практицизм был фундаментом будущего. Форд был одним из первых, кто увидел в использовании науки в практике производства мощный инструмент изменений, не только изменений индустриальных, но и изменений самого общества. Наука не только должна создавать новую технологию, новые машины. Наука должна помочь организации всего процесса труда.
В чём цель научной организации труда? Сведение всего многообразия человеческих отношений на предприятии к единым для всех нормам. Научная
организация труда — это формализация, бюрократизация трудовых отношений, благодаря которой можно добиться тотального контроля над производством и работником.
В труде ремесленника существовал немалый элемент непредсказуемости, его эффективность определялась индивидуальностью работника, а деловые отношения, складывающиеся на основе человеческих пристрастий, чувств, эмоций, были неопределенны и неконтролируемы.
Следствием индивидуализированного подхода была низкая производительность труда. Поиск каждым работником оптимальных форм индивидуально приводил к большим тратам средств и времени, так как каждое решение было уникальным, характерным только для данного работника, и поэтому неэффективным.
Ремесленное хозяйство базировалось на многообразных персональных контактах, которые требовали постоянной импровизации в принятии разнообразных решений.
Научный же подход сводит многообразие к единству, выявляя в бесконечном разнообразии то, что в нём есть общее.
Наука, использованная в организации трудовых отношений, применила единый, не изменяющийся, общий для всех параметр — количественную оценку задач, операций и результатов труда. Существует широко распространённое мнение, что бюрократия направлена против интересов людей. Долой бюрократию — лозунг бунта против порядка, который не учитывает индивидуальные особенности людей. Но в массовом производстве индивидуальный подход стал невозможен, он противоречит основному принципу массового производства — унификации всех форм отношений. Результатом бюрократизации стала неизмеримо большая производительности труда, нежели в персонализированном процессе, что привело к невиданному в истории роста благосостояния индустриальных стран. С другой стороны, работник должен отказаться от своей индивидуальности, стать не размышляющим винтиком машины, и выполнять работу, как машина, точно и вовремя. Система превращения человека в винтик была разработана Фредериком Винслоу Тэйлором, основоположником идеи научного управления. Генри Форд начал широко применять систему Тэйлора.
Стахановское движение в Советской России, которое также использовало методики Тэйлора, имело ту же цель — повышение производительности труда, хотя внешние формы его были другими. Американский менеджмент, также, как и советские командиры производства, были вынуждены отказаться от системы Тэйлора — в ней была слишком наглядна её цель — «выжимание пота», интенсификация эксплуатации работника. Прямое давление на работника сменилось гораздо более мягкой и менее заметной системой психологического контроля, которая была названа «заботой о людях». Фирма Western Electric заказало исследование эмоциональных, индивидуальных факторов, влияющих на производительность, известному социологу Элтону Майо, которым были разработаны рекомендации, позволяющие создать эмоциональный комфорт для работников. Майо, подводя итог своей работе, писал в массовой прессе: «Мнение, что условия труда улучшились, ошибочно. Контроль стал менее заметным, но более эффективным, почти тотальным, изменились лишь внешние формы».
В результате использования достижений психологической науки в производстве, США достигли самого высокого уровня производительности труда, которая сегодня выше на 15%, чем в остальных индустриальных странах. �нтенсивность труда увеличилась на 40%.
Самая трудолюбивая нация — немцы, работают всего 1500 часов в году, а американцы — 2000. Количество отпускных дней в году у американцев 10, у европейцев от 30 до 40. Сокращается и количество праздников. Да и сами праздники стали настолько скучны из-за формализации человеческих связей вне работы, что многие предпочитают работать в праздники, чтобы чем-то занять себя, иначе им предстоит провести много часов перед телевизором, переходя с одного канала на другой.
Во времена Токвиля страх перед богом заставлял американца-пуританина находиться в непрерывном процессе служения богу — Работе. Сегодня американец также служит своему Делу, правда, он не апеллирует к закону божью, он говорит себе: «I should keep myself busy», я должен быть всё время занят, как будто также, как и его далекие предки-пуритане, боится наказания небес. Чем богаче становится общество в целом, тем больше энергии и времени необходимо, чтобы приобрести аксессуары своего социального статуса и социального престижа — дом, машину, счёт в банке. Чтобы соответствовать повышающемуся с каждым годом стандарту жизни и приобретать всё, что связано с демонстрацией социального статуса, необходимо работать уже не 40, а 70, 80 или 100 часов в неделю, и сократить до абсолютного минимума часы, отведённые для самой жизни. Необходимо безостановочно двигаться вверх, необходимо подниматься с одного экономического уровня на другой. Остановка означает поражение. Нельзя быть привязанным к какому-то одному месту, нужно двигаться вперёд, иначе богатство, всегда лежащее где-то впереди, останется недосягаемым. Но для чего нужно богатство? Для того чтобы создавать всё большие богатства. Цель — сама деятельность в создании богатств, в конечном счёте, само движение и есть цель.
«Работа для американцев — главная радость жизни, в работу они превращают и отдых... Если они путешествуют, то делают пять, шесть сотен миль в день, останавливаясь, чтобы сделать фотографии, и узнают о том, где они побывали, только когда дома рассматривают их. Если они занимаются спортом, то вкладывают такую энергию, которая может убить лошадь», — пишет английский социолог Горер. Cпорт воспринимается как форма труда, в нём, также как и в работе, ставятся определённые задачи, которые должны быть выполнены в обозначенные сроки и разрабатывается наиболее эффективная методика. Американец подсчитывает, сколько миль, за какое время он прошёл, проехал, проплыл, какое место занял и готовится к тому, чтобы в следующий раз пройти, проплыть, проехать быстрее за меньшее время. Особое место занимает марафон, который проводится на всех уровнях, в графствах, городах, штатах, и интернациональный марафон в Нью-Йорке. Движение — главная ценность национальной культуры, тот не американец, кто не стремится двигаться в физическом и социальном смысле вперёд, вверх к новым победам. Эта жажда движения слышна в балладах Элвиса Пресли, Боба Дилана и Керуака, главный мотив народной, фольклорной музыки, «country music» — дорога. Многие улицы американских пригородов являются хайвэями, бесконечные прямые линии дорог создают ощущение бесконечности — они ведут к другим дорогам, к другим хайвэям, и это дороги в никуда.
Американец находится в постоянном движении — ремонт дома и машины, улучшение газона перед домом, поездки на машине, часто без какой-либо определённой цели, и многочасовой гипноз калейдоскопа образов на телевизионном экране — эрзац движения.
В повседневном американском словаре очень мало пассивных форм, скажем, слово загорать — это пассивная форма, в американском лексиконе она превращена в активную: «I work on my sun tone» — «Я работаю над красивым загаром». Я не общаюсь, а делаю контакты, — «Make contacts». Даже проституция утратила свои пассивные формы. Когда-то проститутки считались пассивными «жертвами общества». Они и были пассивными жертвами обстоятельств своей жизни. Сегодня проститутка — это business woman, она, одновременно, и товар, и индивидуальный предприниматель, она работает, действует. Сам термин «проститутка» сменился на другой — «sex worker», т.е. работник секса, человек действия. Любая деятельность получает общественное признание, если она приносит высокие доходы, а работница секса, получающая от 300 до 1000 долларов за час труда, не может не вызывать уважения.
Но, если даже труд, работа не приносит никаких ощутимых результатов, он обязателен для каждого, вне зависимости от принадлежности к определённому классу.
Антрополог Эдвард Холл: «Я знаком с дамой, главой одного из крупнейших книжных издательств. Она наследница огромного капитала, оставленного ей родителями. Тем не менее, она работает и работает тяжело. Она озабочена своим делом не только в рабочие часы, оно заполняет всё её время. Её доходы от того, что она делает, выглядят жалкими крохами в сравнении с тем, что она уже имеет. Но другой жизни, жизни вне дела, вне действия, вне работы для неё просто не существует». Все социальные классы, снизу доверху, превратились в работников.
«Категория работника не отменяется, а распространяется на всех людей», — писал Карл Маркс в XIX веке о будущем труда в общественных критериях.
Долорес МакКена, работавшая главным редактором трёх крупнейших в стране книгоиздательств: «Вы следуете общепринятым меркам жизни — больше рабочих часов, больше денег. Затем обнаруживаете, что из вашей жизни исчезли друзья, семья, независимость, и сама работа всё больше напоминает конвейерную линию. Вы пытаетесь начать иную жизнь, но, оставив работу, вы теряете не только престиж, ощущение власти, свободу в финансах, вы теряете свою личность, потому что она определялась окружающими и вами самими через вашу должность и ваши заработки. Оставив работу, вы теряете себя. Для того чтобы решиться на такой шаг надо обладать железной волей — это почти героический акт, окружающие воспринимают ваше решение как вызов обществу, как предательство основных общественных ценностей. Вы ставите под сомнение идеалы и мечты миллионов — престиж, власть, деньги».
С начала 70-х годов всё население Америки, в независимости от принадлежности к социальному классу, стало носить джинсы. Традиционно джинсы носили ковбои, фермеры и шахтёры, джинсы были знаком принадлежности к рабочему классу, пролетариату и отсутствия привилегий. С 70-х годов джинсы стали повседневной одеждой для всех классов, олицетворяя единое для всех содержание жизни — труд, и гражданское бессилие, когда-то характерное только для пролетариата. В определённом смысле, Америка стала бесклассовым обществом, она создала один класс — класс работников.
В Советской России все классы также должны были превратиться в один класс — рабочий. Все виды деятельности стали пониматься как работа. Существовали работники науки и работники театра, работники кинематографа и работники эстрады, музыкальные работники и мастера слова. Сталин, в своих обращениях к советскому народу, начинал свои речи словами: «Работники и работницы...».
«Только те, кто работает и полезен для общества, должен жить, остальных следует уничтожить», — писал один из французских просветителей Сен-Симон.
Этой заповеди Сен-Симона буквально следовали в фашистской Германии и в Советской России. Советские плакаты 20-х-30-х годов возвещали: «Владыкой мира станет труд».
Протестантская идея труда как смысла жизни противоречила православной религиозной традиции, поэтому русская революция, в процессе вхождения в цивилизованный мир, который понимался, прежде всего, как мир индустриальный, должна была применять насилие как единственный инструмент изменения отношения к труду, что и привело к такому огромному количеству жертв. Гражданская война в России формально закончилась в 1922 году, но продолжалась в других формах в течение почти двух десятилетий.
Демократическое же общество использовало человеческие ресурсы более экономично, оно создало атмосферу, в которой даже физически недееспособные стремятся быть вовлечены в трудовой процесс, никто не хочет быть в глазах общества и в собственных глазах парией, изгоем, извращенцем, социально пустым местом. Алексис Токвиль писал в 1836 году: «Что ошеломляет в США, это не останавливающееся движение и постоянные изменения, но сама жизнь чрезвычайно монотонна, потому что все изменения и непрекращающееся движение ничего не меняют в содержании, в сущности самой жизни. Человек находится в движении, но это движение чисто физическое, внутри себя он неподвижен». Токвиль назвал это вечное, не останавливающееся движение «dread revolution» — кружение на одном месте. Застывший, неподвижный внутренний мир нуждается в постоянной встряске, и движение, по крайней мере, создает иллюзию того, что что-то происходит. Движением, действием исчерпывается всё человеческое существование, остановиться означает перестать существовать.
Социолог Вилкинсон в своей работе, посвящённой американскому национальному характеру, «The Pursuit of American Character», иронически отмечает: «Поражающую иностранцев динамику американской жизни можно определить формулой «We getting nowhere fast» — мы очень быстро движемся в никуда.»
Олдос Хаксли увидел это ещё в 1921 году, когда труд начал превращаться в единственное содержание жизни не только в США, но и в Европе и России: «С раннего детства людям будут прививать мысль, что счастья вне работы не существует. Власть имущие убедят массы в том, что они счастливы, только когда они работают, и, в тоже время, каждый из них свободен делать то, что он хочет. А всё, что они делают, достойно и значительно. Самые жалкие из них будут чувствовать себя центром вселенной и, работая помногу часов в день, убеждённые в своей значимости, они действительно будут счастливы, как человек никогда не был. Они пройдут через жизнь в убеждении, что это единственная, достойная человека форма жизни, и из этого счастливого дурмана не дано будет выйти никому».