ПЛЕННИКИ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

ПЛЕННИКИ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Вадим МЕНИКЕР, Иерусалим

ТРАГЕДИЯ АМЕРИКАНСКОЙ СЕМЬИ

Сгнило в вошебойке платье узника
Всем печалям подведен итог...
Александр Галич

«Худощавый, длинноногий, правильного телосложения...», — так начиналась бюрократическая цидулка, вышедшая из машинки безвестной конторщицы Госдепартамента США осенью 1949 года. Так начинается во всех МИДах мира рутинная процедура поиска или поддержки гражданина страны, попавшего в сложное положение заграницей. Разумеется, записка содержала и более сухие сведения: Ноэль Филд, родился в 1904 году в Англии, мать — англичанка, отец — американец, женат, брат — Герман, архитектор, женат. В 1920 году семья переехала в США, отец — профессор-биолог, специализация — таксономист (специалист по биологическим классификациям), работал в Международном институте научной библиографии в Цюрихе, Швейцария (скончался в 1920 году). Сыновья учились в Гарварде, Ноэль изучал общественные науки, Герман — архитектуру, сестра Элси училась в колледже. В 1926-36 гг. Ноэль работал в Госдепартаменте, затем поступил на работу в Лигу наций в ее штаб-квартире в Женеве. Просьба о розыске поступила от жены Филда Герты, уроженке Германии, гражданке США, находящейся в Швейцарии.
Видимо, вследствие американской политкорректности, в записке не указывается, что Ноэль Филд вырос в семье квакеров, о чем стоит сказать несколько слов.
Секта квакеров (среди официальных названий наиболее распространенное — Общество Друзей, по-английски — Society of Friends) образовалась в 1648 году, отколовшись от гораздо более известной секты — английских пуритан. Происхождение их забавного названия, их история и доктрина требуют долгих объяснений, далеко выходящих за рамки текста. Здесь важно сказать, что они считают себя не столько религиозным христианским течением (ныне все чаще раздаются в их среде призывы принимать в свои ряды не-христиан и агностиков), сколько группой друзей, исповедующих определенные моральные принципы. Из многочисленных наборов таких принципов (здесь есть полная свобода для различных групп квакеров, если эти принципы подчиняются общей доктрине «духовность в действии», «spirituality in action») приведем близкие к нашей теме американские принципы:
— мир,
— равенство,
— простота,
— цельность (или честность, integrity)
— истина,
— сострадание.
— справедливость,
— общинный дух (community, не она ли это — православная «соборность»?),
— постоянство (sustainability),
— разумное распоряжение своими и общими духовными и материальными ресурсами, stewardship).
Человеку извне, обычно с легким (или густым, как у кого) налетом цинизма, это может показаться милой блажью, а то и рассердить. Но наблюдения специалистов и литераторов показывают, что в среде квакеров эти принципы соблюдаются весьма истово — как в семье, так и во всей социальной жизни.
Даже поверхностный взгляд на приведенный список показывает, как близко отсюда до идей коммунистического рая с поправкой на практицизм еврейских священных книг, но за вычетом идей Маркса-Энгельса и Ленина-Сталина с их насилием как акушеркой истории, вечно беременной революцией. За все это Общество друзей получило Нобелевскую премию мира, поэтому оно стоит за множеством благих начинаний — Эмнести Интернейшнл, Гринпис, экуменическое движение, Всемирный совет церквей и т.п.
Но есть правота и у основного принципа циников — жизнь есть жизнь. Зыбкая грань между идеальным коммунизмом и коммунизмом, в котором присутствует повивальная бабка со скальпелем для кесарева сечения, может утончиться, а то и стереться. Тогда появляются рассказы о Христе как первом коммунисте, в православном духовенстве появляются апологеты ленинизма, Хьюлетт Джонсон — настоятель Кентерберийского собора, кавалер ордена Красного знамении, член покойного Всемирного совета мира и лауреат Сталинской премии «За укрепление мира между народами» (1951) пишет книгу «Христианство и коммунизм», мгновенно переведенную на русский язык уже в период хрущевских гонений на церковь (1956).
Время работы Филда в Госдепартаменте совпало с Великой депрессией в экономике США и интенсивной работой советской разведки по проникновению в страну. Среди просоветских интеллектуалов не только видные писатели того времени — Теодор Драйзер, Эптон Синклер, Линкольн Стеффенс и молодые Говард Фаст и Майкл Голд, но и духовные лидеры. Священник Томас Хэггерти участвует в создании организации «Индустриальные рабочие мира» (ИРМ, IWW), которую советская пропаганда вначале прославляет, а потом кисло осуждает за пережитки анархизма и разные «уклоны».
Филд, ревностный квакер, видимо, начинает склоняться левее нормального либерализма. Его ценят в Госдепартаменте, и здесь он возобновляет (мимолетное знакомство впервые произошло в Женеве в доме отца в 1918 году) первый роковой контакт в своей жизни — вместе с другим молодым сотрудником ведомства Алленом Даллесом он разрабатывает документы к Женевской конференции по сокращению вооружений (1932). В конференции принимает участие и советская делегация, и парадоксальным образом интересы американцев и советских делегатов совпадают — оба пытаются играть (каждый на своем поле) против «владычицы морей» Британии, закат морского и военного могущества которой как раз начинается.
Но у советской дипломатии есть и другой интерес — уже несколько лет она «крышует» разворачивание интенсивной разведывательной деятельности на Западе. Эту деятельность осуществляют как «нелегалы», среди которых наиболее известны в истории разведки Исхак Ахмеров, Яков Голос (Рейзин) и Александр Улановский, так и местные добровольцы, в основном — члены компартии, но не только они.
Напомним, что до 1933 года между СССР и США еще нет дипломатических отношений, и присутствие на Женевской конференции советских дипломатов во главе с обаятельным и неплохо говорящим по-английски Максимом Литвиновым производит впечатление на американских партнеров. Впрочем, советская разведка начала работать в США еще раньше под прикрытием экономической организации «Амторг», созданной официально для закупки американской техники для нужд близящейся кампании по индустриализации. Но в сфере разведки уже начинаются грубые подковерные игры, связанные как с борьбой за лучшие «рапортоёмкие» результаты, так и за финансирование и за продвижение по службе. При неясных обстоятельствах погибают руководители «Амторга» Хургин и Склянский. Списать это на американскую разведку или контрразведку невозможно — до 1942 года их просто не существует.
Тут вам не Британия с ее вековыми традиции разведывательной работы [Здесь успех советской разведки количественно не велик, но эффектен: вспомним знаменитую «кембриджскую пятерку», достойную отдельного разговора о ее истории и мотивах деятельности. Из многочисленных версий относительно ее советского вербовщика представляется наиболее вероятной личность погибшего в 1942 году на судне, торпедированном германской подводной лодкой, Арнольда Дейча, австрийского еврея-рабочего, фанатика-коммуниста, интеллектуала, знавшего несколько языков]. У США нет традиций заниматься не относящимися к ним внеамериканскими делами. Господствует (и в обществе, и в политическом руководстве) некое внутреннее отталкивание от «европейского интриганства», короче — то что в России искони принято называть американской наивностью.
Историк Управления стратегических служб (УСС), предшественника ЦРУ, рассказывает, что когда в 1929 году секретный отдел Госдепартамента начал операцию по раскодированию некоей иностранной секретной переписки, тогдашний государственный секретарь Генри Стимсон распорядился прекратить операцию, заявив: «Джентльмен чужую почту не читает!» (между тем, автор этих строк считал комедийным трюком кадр из фильма «Частная жизнь Шерлока Холмса», где королева Виктория, приглашенная на испытания модели подводной лодки, прекращает проект, заявив: «Нападать из-под воды не спортивно и не по-джентльменски!»). Поэтому в 1930-е гг. в США безнаказанно действуют не менее восьми шпионских групп из нелегалов, местных коммунистов и других левых. Действуют они достаточно нагло, у них есть свои структуры, связи, техника. С помощью советских кураторов они награждают и наказывают единомышленников. Есть случаи похищений и бесследных исчезновений (Лев Термен, Джульет Пойнтс). Об этом уже написано немало, поэтому стоит вернуться к нашему герою.
Одна из участниц таких шпионских групп, работавших под эгидой НКВД, немецкая эмигрантка Хеде Массинг (Хедвига Гомперц) обращается к Ноэлю Филду с предложением «работы». По ее свидетельству, высказанному в 1948 году на судебном разбирательстве между оставившим шпионаж журналистом Виттакером Чемберсом и осужденным впоследствии Алджером Хиссом (сама Х.Массинг ушла от советских хозяев еще в 1938 году и занялась научной работой), Филд ответил ей, что такое предложение он уже получил, он относится к СССР с сочувствием, но шпионить против своей страны не намерен. От кого же Филд уже успел получить «предложение»? И эти собеседники оказались роковыми в его судьбе. Это были Игнаций Рейс (Порецкий) и Вальтер Кривицкий — работники конкурента НКВД, военной разведки ГРУ, оба люди с богатыми биографиями, которые по сведениям своих работодателей оказались перебежчиками.
«Ликвидация» Рейса наделала много шума на Западе. Руководителем группы убийц был не кто иной как Сергей Эфрон, муж Марины Цветаевой. Ему пришлось срочно бежать из Парижа в Москву, к несчастью для него и его великой супруги, прямо под пули коллег-палачей. Через два года Вальтер Кривицкий (Самуэль Гинзберг, увы, нам часто придется сталкиваться с еврейскими именами) был найден мертвым в номере нью-йоркской гостиницы. Много лет в его смерти винили советскую разведку (он успел напечатать разоблачительные публикации об СССР и Сталине, но успел также задействовать некоего Марка Зборовского — убийцу сына Троцкого). Однако новые исследования утверждают, что он покончил самоубийством, страдая, не без оснований, манией преследования.
Так Ноэль Филд «отметился» у обеих сторон — у будущего руководителя американских служб безопасности и у сотрудников (причем, сомнительных для своих собратьев) соответствующих советских служб. У обеих сторон — хорошая память. И недобрая, как обычно бывает при противостоянии разведок.
Жена Филда, немецкая эмигрантка Герта, не может прижиться в Америке, и Филд принимает предложение работы в штаб-квартире Лиги наций в Женеве. Здесь он жил в юности. Здесь работал отец, здесь как бы родина жены (хотя Женевский кантон относится к французской Швейцарии). В 1936 году наш герой увольняется из Госдепартамента (иначе международному чиновнику нельзя) и переезжает в Женеву.
Тем временем европейская трагедия обостряется. В Испании начинается франкистский путч. В гитлеровской Германии на полный оборот задействованы Нюрнбергские законы. В странах Восточной Европы приходят к власти профашистские режимы, в Австрии, во Франции и даже в Англии нацисты организуют волнения и уличные беспорядки. Западную Европу захлестывают потоки беженцев — евреев и политических диссидентов всех оттенков. Еще выдаются знаменитые нансеновские паспорта, но сам нансеновский комитет и прочие организации помощи политическим беженцам уже закрыты, США — не член Лиги наций, денег у благотворителей нет, да и самих благотворителей в Европе не сыщешь. Лига наций может скромно финансировать любую надежную организацию, готовую помогать беженцам, но бюджеты малы.
И тут на сцене появляются квакеры. С их подачи и в полном соответствии с их доктринами Унитарная и Универсалистские церкви (главным образом, американские, но не только американские религиозные секты) создают в 1940 году под эгидой Лиги наций учреждение со сложным названием Унитарный-Универсалистский комитет помощи (УУКП), по-английски The Unitarian Universalist Service Committee (UUSC). Деньги поступают от Лиги наций, от секты и от квакеров, а затем — и от еще одного источника, о чем ниже.
Комитет открывает два отделения — в Женеве и в Марселе. Напомним, что в Европе идет война, Франция уже оккупирована, но юг страны оставлен гитлеровцами как «Свободная территория» под управлением марионеточного правительства Виши (Петен-Лаваль). Сюда бегут евреи из оккупированной части Франции (петеновцы только начинают вводить нацистскую систему геноцида, но делают это не с немецкой основательностью), здесь зарождаются группы Сопротивления, здесь же в лагерях для интернированных уже два года томятся многие бывшие испанские интербригадовцы, которым некуда деться — их родные страны уже оккупированы гитлеровцами и их союзниками. Напомним, что Лига наций и Швейцария нейтральны, Франция из нее не исключена, а США вступят в войну лишь в декабре 1941 года. Но Ноэль Филд понимает, что надо торопиться. Он не только снабжает нуждающихся деньгами, продовольствием, одеждой, устраивает жилье. Он спешно, всеми правдами и неправдами вывозит их в Швейцарию. С ним работает и его немецкая жена, что немало помогает делу. Работает и швейцарский центр — в ворота страны стучатся десятки тысяч людей из соседних Австрии и Германии, а нейтральная Швейцария принимает их крайне негостеприимно. Немало просителей выталкивают обратно — на верную смерть. Те, кому удалось зацепиться, живут в скверных лагерях, на скудных пайках, их обязывают выходить на тяжелые работы. Но это шанс выжить. В декабре 1941 года жена Филда начал сворачивать марсельский центр — сам он, обладатель американского паспорта оставаться там уже не может.
К ноябрю 1942 года, когда немцы оккупируют и «свободную территорию», супруги Филд дали этот шанс десяткам тысяч людей. Среди них — 19-летняя Эрика Глазер, дочь интербригадовцев, работавшая в госпитале республиканцев, родители которой, немецкие евреи, пропали без вести во время гражданской войны, и она осталась одна в лагере для интернированных. Бездетные супруги Филд практически удочерили девушку, и она переезжает с ними в Швейцарию.
В оставшемся женевском комитете толпится вся «перемещенная» Европа — всем беженцам военного времени всегда неимоверно тяжело. Но тут из американского центра Филду приходит «втык» — кто-то пожаловался, что он оказывает предпочтение «испанцам», коммунистическим и прокоммунистическим просителям помощи. Ему угрожают увольнением и закрытием финансирования. Он откровенно отвечает: «Во время войны невозможно оставаться нейтральным», тем самым открыто заявляя о своих симпатиях.
Он не может раскрыть спонсорам еще одну сторону дела — обещание поддержки комитету со стороны Аллена Даллеса за исполнение его невинной просьбы: составить списки и подружиться с беженцами из Восточной Европы, имеющими влияние в своих компартиях. Это конец 1943 года, только что прошла Тегеранская конференция, на которой Рузвельт, сломав ожесточенное сопротивление Черчилля, отдал послевоенную Восточную Европу под власть Сталина. Но у Даллеса свои планы, и он получает желаемое от Филда.
Война кончилась, но бедствия «перемещенных лиц» продолжаются. Филд мечется по Западной Европе, пытаясь как-то обустроить своих подопечных. И тут он получает первое открытое предупреждение от Аллена Даллеса — тот отказывается финансировать расположившееся в Швейцарии фронтальное учреждение левой антинацистской организации, намеренной работать в западных зонах оккупации Германии, где компартия запрещена. Даллес недвусмысленно высказывает Филду свое недовольство его поведением. Прежнее расположение к блажному леваку сменяется угрожающей холодностью — мавр сделал свое дело, тем более что его бывшие подопечные теперь начинают занимать высокие посты в своих восточноевропейских компартиях.
Ничего не подозревающий Филд продолжает курсировать между западногерманской компартией и ее восточноевропейскими единомышленниками. Это общение, на самом деле достаточно безобидное, на фоне того времени может представить Филда шпионским курьером. Но ему и море по колено.
Жена в Швейцарии, приемная дочь Эрика курсирует через пока еще открытую границу между восточной и западными зонами оккупации Германии в безуспешных поисках своих биологических родителей. Потеряв надежду, она поселяется в американской зоне оккупации и, как владеющая немецким и английским языками, легко находит конторскую работу, но... в отделении того самого УСС, которое вскоре преобразуется в ЦРУ под руководством того же Даллеса. Технически она еще приписана к компартии и подрабатывает секретарем у коммунистического депутата в парламенте земли Гессен, но получив предостережение от компартии, Эрика легко расстается с ней, тем более что наступили перемены и в ее личной жизни — она влюбилась. Ее избранник, капитан американской армии Роберт Валлах демобилизуется и решает вернуться с молодой женой в США. Дело почему-то затягивается, и молодая пара переезжает в Париж.
Наступает 1947 год, а с ним — две новых, хотя и непрямых новости от Даллеса. Филда увольняют из комитета по делам беженцев, а Эрике отказывают в американской визе за прошлое членство в компартии. Надо чем-то жить и зачем-то жить. Вновь Ноэль Филд мечется, где-то читает лекции, где-то сидит на семинарах, пытаясь понять, что такое «народная демократия» и в чем ее отличие от просто демократии.
В начале лета 1949 года бывший подопечный Филда, теперь — член ЦК восточногерманской компартии Франц Далем добивается для Филда вида на жительство в Чехословакии, и Филд прибывает в Прагу, надеясь получить работу в знаменитом Карловом университете. Через несколько дней портье видит его выходящим из отеля с какими-то двумя неизвестными. В номере остаются его документы, багаж и денежные аккредитивы. Но физически он исчезает для внешнего мира навсегда.
Однако близкие надеются, что он жив. Обеспокоенная Герта, услышав, что в США начались слушания по делу Алджера Хисса с участием Хеде Массинг и Виттакера Чемберса, решает, что Филда похитило ЦРУ (Хисс написал Герте письмо с предупреждением, что Чемберс назвал его на суде коммунистическим агентом), и летит в Прагу искать защиты... у здешней службы безопасности. Она горячо расписывает (не стесняясь преувеличений) заслуги Филда перед «прогрессивными силами». Ее вежливо выслушивают, затем... арестовывают и 28 августа в Братиславе передают службам безопасности «народно-демократической» Венгрии. Судьба мужа повторяется, только в живых она останется на десять лет дольше.
Капкан остается открытым. Через два месяца Герман Филд начинает беспокоиться о судьбе брата и невестки. Он пишет в Польшу двум бывшим подопечным Филда с просьбой помочь ему в поисках родных. Те немедленно идут в польскую службу безопасности, знаменитую «безпеку», и получают указание пригласить птичку в клетку. В варшавском аэропорту Германа арестуют, отвозят в пригород польской столицы, Медзешин, помещают в подвал секретного дома безпеки и в течение трех лет проводят с ним «допросы третьей степени» — с побоями и унижениями. Здесь происходит третье роковое знакомство семьи Филд. Их новый знакомый — некто Юзеф Святло, имя которого через недолгих четыре года прогремит на весь мир.
Эрика Глазер-Валлах не может спокойно оставаться в безопасном Париже, ее волнует бесследное исчезновение ее спасителей и благодетелей. Это уже не юная девушка-подросток, она 30-летняя замужняя женщина, мать двух маленьких детей. Но и для нее открыта клетка. Эрика звонит своему другу, еще одному бывшему подопечному Ноэля Филда, ныне работающему на восточногерманском радио, с просьбой дать ей приют на пару дней перед началом поисков. Телефонный разговор подслушан, и советский куратор восточно-берлинского радио приказывает откликнуться на просьбу Эрики.
Немедленно по прибытии в Восточный Берлин ее арестовывают и доставляют непосредственно к Эриху Мильке, главе МГБ ГДР, предшественнику Маркуса («Миши») Вольфа на посту руководителя пресловутой «Штази» — восточногерманской разведки. Мильке обещает освободить ее немедленно, если она выдаст свою «шпионскую сеть». Эрика изумленно отказывается, и ее немедленно отправляют... на Лубянку. Видимо, она здесь мелкая сошка, дело откладывается на два долгих года, но в конце 1952 года собирается «тройка», и ни о чем не подозревающую женщину приговаривают... к расстрелу.
И тут от судьбы наивной американской семьи приходиться вернуться к событиям эпохи.

* * *
Разгар холодной войны. Сталинская политика кое-где терпит поражения (гражданские войны в Греции, Иране, на Филиппинах, неудачная блокада Западного Берлина, перемены обстановки на корейском фронте). Вместо Коминтерна, распущенного в разгар войны (1943) по требованию западных союзников и по совету упомянутого выше Хьюлетта Джонсона, Сталин создает Коминформ — объединение восточноевропейских и некоторых западных компартий с журналом и ежедневной газетой на нескольких языках.
Но и в руководстве компартий Восточной Европы начинаются скрытые противоречия. Есть в них и оттенок борьбы за власть, но есть и более глубокие основы. У власти находятся те, кто пересидел войну в Москве в знаменитой гостинице бывшей «Люкс» на бывшей улице Горького. Они провели эти годы, трясясь от страха за свою жизнь и бессильно наблюдая за гибелью в застенках Лубянки своих друзей по партиям. Страх проник в их плоть, кровь и костный мозг. Но и при них сидят сталинские «советники», как правило, малограмотные бездари с палаческим прошлым. Однако есть среди руководителей и те, кто провел годы войны в подполье, в партизанских отрядах, в армиях западных союзников, в эмиграции на Западе. Если они и знают о сталинском терроре, то только понаслышке и далеко не все. Многие из них тяготятся зависимостью от Кремля и ищут свой «путь к социализму». Впервые это проявилось в июне 1948 года, когда польский первый секретарь компартии Гомулка демонстративно не явился на голосование об «отлучении» Тито и его партии от Коминформа. Юзеф Святло почти немедленно арестовывает Гомулку и его сторонника — военного министра Польши Мариана Спыхальского за «правонационалистический уклон» (за год до того Гомулка написал письмо Сталину с протестом против «насаждения евреев» в госаппарат и службу безопасности Польши; он не знал, что это делается намеренно, а отчасти — по необходимости: верных «арийцев» не хватало). Из Венгрии поступает донос от местного генсека Матиаса Ракоши на его возможного соперника — министра иностранных дел «испанца» Ласло Райка. Болгарский генсек и и.о. премьер-министра Трайчо Костов выражает недовольство тем, что СССР по дешевке скупает качественный болгарский табак и перепродает на Запад втридорога.
Но у Сталина есть и достижения. Так или иначе Восточная Европа, в общем, в его руках. Коммунисты в Китае добиваются победы, и он уверен, что и Китай в его руках. И все же он паранойяльно боится нападения своих вчерашних союзников. Речь его старого врага Черчилля в Фултоне и донесения разведки (совершенно ложные, но широко распубликованные советской пропагандой) о предложениях неких американских генералов нанести удар по советским войскам в Восточной Германии и/или ядерный удар в Корее сплавляют в его сознании страх с безудержным гневом. Масла в огонь подливает и Аллен Даллес. С его подачи многопрофильный журналист и сотрудник целого букета разведок Ладислас Фараго подбрасывает советской разведке сведения о якобы задуманной Даллесом операции под названием «Фактор раскола» («Splinter Factor»). Якобы руководствуясь понятным для большевиков принципом «чем хуже, тем лучше», Запад намерен инициировать смертельную схватку в руководстве восточноевропейских компартий, и тем вызвать брожение в их странах и отпадение их от СССР. Даллес и его брат, госсекретарь Джон Фостер Даллес, подключают к этому блефу радио «Свободная Европа», которая транслирует как бы шифровки на подсоветские страны (ее сестра-близнец радио «Свобода» ради пущего правдоподобия делает то же на СССР). Американское общество и руководство страны наконец-то обращают внимание на деятельность советской разведки и ее левых доброхотов. Правда, разведка еще держит при себе, не сообщая об этом даже президентам Рузвельту и Трумену, расшифровки радиограмм, которыми обменивались советские шпионы с московскими центрами (проект «Венона»), но о краже атомных секретов и разработок в области электроники уже известно. Разворачивается бурная антикоммунистическая кампания, работает Комиссия по расследованию антиамериканской (точнее, «не-американской», un-american — опять сказывается иное мышление американцев) деятельности, создается «черный список» деятелей искусства и науки, подозреваемых в пособничестве коммунизму.
Разумеется, ход мыслей Сталина — лишь предположение автора этих строк (и некоторых других историков). Но предположения эти достаточно правдоподобны. Получив атомное оружие и тем почувствовав себя на равных с американцами, Сталин вступает в гибельную для разоренной войной страны гонку вооружений и в новые зарубежные авантюры (демонстрируя свое внимание к мелочам, он требует от Венгрии начать выращивание... риса на случай будущей войны).
Но не менее важная цель для истинного ленинца — поиск внутреннего врага. В СССР им оказываются «космополиты», то есть евреи, о чем рассказано уже немало. В «ближнем зарубежье» это «раскольники в рядах братских компартий». В ускоренном порядке проводятся показательные процессы над Ласло Райком и Трайчо Костовым. Оба казнены, множество их подельников получают чудовищные сроки. В Румынии, Польше и ГДР дело до процессов не доходит, но есть бессудные казни, а тюремные сроки, увольнения с должностей и изгнания из компартий раздаются щедрой рукой.
И тут неожиданно дается облегчение для Германа Филда. Кто-то в КГБ раздумал использовать его для процессов Райка и Костова — досье на обоих уже приготовлены, а для Райка уже получены нужные показания от Ноэля Филда (как получены, об этом ниже). Райк и Костов уже повешены, но отпускать Германа как-то неловко: он и к левым кругам отношения практически не имел, и все же — американец (по свидетельству, правда, не совсем точному, Роберта Конквеста в его книге «Большой террор», к коминтерновцам — англичанам и американцам относились более бережно). Пытки и одиночное заключение заканчиваются — к нему подселяют соседа, мелкого уголовника-поляка. Но отпускать пока еще как-то рановато. К тому же разрабатывается новый проект.
Ко второй половине 1952 года сталинская истерия достигает пика. В августе расстреляны 12 деятелей еврейской культуры в СССР. Готовится «дело врачей», которые уже арестованы и подвергаются жестоким пыткам. В ноябре открывается процесс руководителей чехословацкой компартии во главе с Рудольфом Сланским, превратившийся в настоящий антизападный, антиизраильский и антисемитский шабаш (с участием левых израильтян Мордехая Орена и Шауля Оренштейна). На подсудимых возводятся всевозможные немыслимые обвинения, вплоть до самых фантастических, вроде поддержки поставок оружия Израилю в 1948 году, при том что Рудольф Сланский (Зальцман) был единственным, кто выступал против этих поставок. О метаниях обвинения при составлении приговоров свидетельствует, например, то что Райка обвинили в организации еврейского погрома в венгерском городе Мишкольц (1946; напомним, что и Райк и Ракоши были евреями), и похожее обвинение готовилось и для группы Сланского — офицеры чехословацкого ГБ приехали в Польшу и допрашивали подельников Гомулки-Спыхальского в связи с кошмарным погромом в Кельце (1946), видимо потому, что в Чехословакии погромов после войны не было. Но, как уже сказано, в окончательном варианте обвинение сделало полный разворот и выбрало собственную антисемитскую направленность.
Для нашего повествования важно, что на процессах Райка и Сланского обвинение представило «неопровержимые свидетельства агента американской разведки» Ноэля Филда. Важно отметить, что сам он не излагал этих показаний и не появлялся на заседаниях суда — они прозвучали лишь в выступлениях обвинителей. Это отчасти говорит о том, в каком физическом и моральном состоянии находился Ноэль Филд. Венгерский историк Мария Шмид, исследовавшая досье Филда (2500 страниц текстов), цитирует его письмо в ЦК КПСС с просьбой об освобождении от 18 марта 1954 года, где он пишет, что подвергался «жестокому воздействию на уровне террора (от калечащих избиений до насильственного кормления) [видимо, после объявления голодовки. — Прим. автора]...» Филд называет себя «физически трусливым» («physically a coward») и отмечает, что такое «воздействие» вынуждало его «не только излагать и записывать на бумагу самую чудовищную ложь, но как-то и верить ей». Словак Геза Павлик, которого в те же годы «обрабатывали» в венгерских пыточных камерах, считает их более страшными, чем советские, и добавляет, что кроме зверских избиений и унижений, ему периодически набивали рот солью. Геза Павлик позже рассказывал, что и в Чехословакии к нему применяли те же самые методы, что и в Венгрии — его избивали, таскали за волосы, ставили на колени... Ему постоянно угрожали, что вернут в Венгрию, если он не признается в антигосударственной деятельности. В конце концов, Геза Павлик подписал протокол с самообвинениями (Радио Прага, 1 декабря 2007). Эрика Валлах, рассказывая о своем тюремно-лагерном опыте в СССР, вспоминала, что она постоянно думала о том, «как Ноэль Филд может пережить подобное? Ведь он такой чувствительный и мягкий человек!»
И он пронес свои переживания до самой смерти...

* * *
Смерть Сталина и арест Берии не сразу изменяют судьбы семьи Филд. Правда, Эрике отменяют смертный приговор, но тут же отправляют в Воркуту. И как известно, политические узники сталинщины покинут лагеря позже уголовников, а реабилитация некоторых выживших и погибших затянется до горбаческих времен.
Не прекращается и холодная война. Выглядит она как бы несимметричной. Новое советское руководство провозглашает курс на мирное сосуществование. В стране возникает чувство «оттепели», происходит «наведение мостов». Однако, воспрянув после воспроизводства собственной водородной бомбы, СССР постоянно проводит испытания ядерного оружия в трех сферах (земля, вода, воздух), проводит военные учения в Тоцке с применением ядерного оружия, в которых гибнут от облучения солдаты и офицеры. Продолжается гонка и обычных вооружений.
На Западе холодная война внешне приобретает более ожесточенный характер. Происходит казнь Джулиуса и Этель Розенберг. Деятельность Маккарти и той самой Комиссии по расследованию «антиамериканской» деятельности доходит до высшей точки. В «черном списке» деятелей науки и искусства число тех, с кем рекомендуется не сотрудничать, то есть попросту не давать заработка, достигает 151 человека. Они не умирают (кроме покончившего с собой юриста Бартли Крама), их не пытают и не калечат, друзья дают им зарабатывать «по-черному». Но все относительно — учащаются случаи инфарктов и инсультов, запоев и передозировок наркотиков. Пропаганда коммунистических стран и левые круги на Западе вовсю резвятся вокруг этих невеселых историй.
Говорят, что наш и Германа Филда старый знакомец Юзеф Святло (Исаак Фарбфляйш или Исаак Лихтштейн — сведения расходятся) был единственным человеком в польских службах безопасности, у которого имелась прямая линия связи с Берией, такого не было даже у его начальства. Может быть поэтому сразу же после ареста Берии он перебегает в Западный Берлин, и тут же начинает рассказывать на радио «Свободная Европа» о тайнах советских и восточноевропейских секретных служб. Тексты его передач на воздушных шарах и всеми иными средствами забрасываются в страны «соцлагеря». Их популярность необычайно велика. Слухи об операции «Фактор раскола» обретают новую жизнь, и хотя казни уже произошли (считается, что казнено было около тысячи членов компартий коммунистических стран) сотни еще сидят по лагерям и тюрьмам многие годы — в Чехословакии до 1963 года.
Однако в судьбах нашей американской семьи наступает новый этап — в 1954 году из заключения освобождают Ноэля, Герту и Германа Филдов, в 1955 году — Эрику Глазер. Но только Герман сразу возвращается на родину и к своей прежней работе архитектора. Братья Даллес запрещают въезд в США бывшим членам компартий, и Эрика на долгие годы остается в Европе, правда — в Западной.
Но шрамы на душах Ноэля и Герты Филд остались навсегда. Они явно теряют здравый смысл и мужество. Они читают в коммунистической печати о «зверствах маккартизма», припоминают Даллеса и предостережения Хисса, читают о приговоре для Хисса (шесть лет тюрьмы, из которых он отсидел с удобствами 44 месяца), и... просят политического убежища в Венгрии — стране, где их подвергали нечеловеческим пыткам.
Тихая улица Мередек на одном из холмов Будапешта перестает быть тихой. Здесь строятся престижные дома для «новых венгерских». Но в стороне еще стоит дом номер 38 так называемой сталинской постройки. Никто из жильцов уже не помнит молчаливой пожилой пары странного вида, жившей давно в этом доме. Мужчина умер в 1970 году, женщина — в 1980-м. Тела их кремированы, а где хранится прах, если хранится, — неизвестно. Эрика Глазер в конце 50-х гг. воссоединяется со своими детьми в США, где издает книгу воспоминаний «Свет в полночь» (аллюзия на известную книгу Артура Кестлера о сталинском терроре «Мрак в полдень»). Она преподает языки в небольшом провинциальном колледже. В 1993 году она скончалась от рака в возрасте 72 лет. Лишь Герман Филд не ушел на покой. Оставив работу архитектора, он организует лекции и семинары, рассказывая о своем печальном опыте и о судьбе несчастной американской семьи пленников холодной войны.
С середины 50-х гг. заканчивается «романтическая эпоха» работы западных интеллектуалов на советскую разведку. Последний могиканин, Ким Филби, отстранен от секретной работы в Великобритании, промышляет журналистикой и в 1963 году эвакуируется в СССР. Наступает пора людей с психическими отклонениями, отбросов общества, любителей чистогана, вроде Олдрича Эймса, выманившего у советского народа два с половиной миллиона долларов за выдачу на смерть советских «перебежчиков». Новая левая на Западе находит себе новых героев — «антисионистов», арабских террористов, африканских каннибалов, кубинских наркоторговцев, отрицателей Катастрофы еврейского народа.
Разумеется, советская (ныне российская) разведка работы не прекратила. Некоторые источники считают, что размах этой работы не уступает временам холодной войны. Но теперь это представители фирм, практиканты и прочие легальные посланцы России. Они меньше интересуются секретными политическими документами и быстро меняющимися военными кодами. Они ищут промышленные разработки, данные о финансовых потоках и прочие реальные вещи.
Но можно попытаться подвести некоторые итоги, хотя бы для прошлого. Кто выиграл в холодной войне разведок?
Кроме политических документов и кодов, которые старели как только высыхали чернила, СССР получил два реальных выигрыша. Один был получен без усилий разведки — в 1928 году Амторг официально купил за 60 тысяч долларов у изобретателя Уолтера Кристи два танка М1928, знаменитая подвеска которых позволила в 1941 году (!) начать производство замечательного танка Т-34, в конце концов выигравшего войну. Второе достижение — получение конструкции «толстяка», важного устройства атомной бомбы от физика Теодора Холла (Хольцберга). Все прочие достижения в области кражи секретов атомного оружия и электроники оспариваются многими исследователями, которые считают, что советские ученые (И.Курчатов, И.Тамм, Ю.Харитон, Л.Ландау и многие другие) одновременно пришли к тем же результатам, и «американская добыча» послужила лишь подтверждением этих результатов. Что касается электроники, то она до сих пор отстает от западного уровня не меньше чем на поколение, хотя двое американских «перебежчиков» стояли у основания чрезвычайно засекреченных центров в Зеленоградске.
От своей разведки американцы получили только один, но весьма важный выигрыш: узнав от Л.Пеньковского о неготовности советской системы стратегических вооружений, они проявили твердость в Карибском кризисе 1962 года и устранили угрозу установки советского ядерно-ракетного оружия на Кубе, и тем избавили себя от советского шантажа. Все прочие их достижения в области политики и экономики были достигнуты собственными силами, без агентуры, карабкающейся по водосточным трубам с кинжалом в зубах.
Достижение паритета с Западом в области вооружений всегда было мечтой, основанной на вечной паранойе о западных агрессивных планах в отношении России. Паритет в ядерной области был достигнут. Но какою ценой? Кроме погибших под Тоцком, в Чернобыле и многих других неизвестных жертв можно вспомнить о гигантских экономических затратах, непосильных для бедной страны, о заражении огромных пространств земли и воды (архипелаг Новая Земля с его уникальной природой заражен до конца времен).
Увы, город Глупов еще существует. Но история пока не прекратила течение свое.
Еженедельник «Секрет»

ФОТО.
Ноэль Филд стал героем швейцарско-германского фильма, основанного на реальных событиях жизни главного героя