ЖВАНЕЦКИЙ И БАНЯ
Герман АШКИНАЗИ, Кфар-Саба
О ВОДНЫХ ПРОЦЕДУРАХ ДЛЯ ПИСАТЕЛЯ-САТИРИКА И БУТЕРБРОДНОМ СПИРТЕ
С Михаил Михайловичем мы познакомились и даже перешли на «ты» в конце 70-х годов прошлого века во всесоюзной «школе физиков-твердотельщиков», к которой он, понятное дело, имел косвенное отношение.
Организатором школы был Ленинградский «физтех», а её участниками — несколько сотен ведущих специалистов страны Советов в области твердотельной электроники. Школа действовала традиционно зимой. Для этого арендовался на пару недель пустовавший в это время года дом отдыха, расположенный, как правило, в живописном месте Ленинградской области на берегу реки, так что «школяры» могли сочетать плодотворные научные дискуссии с прогулками по заснеженным лесным тропинкам.
«Культоргом» школы был молодой доктор наук, имевший многочисленных друзей среди ленинградской «богемы». Посему, каждый день мы были обеспечены первоклассной культурной программой. Гости были именитые: рано ушедший из жизни талантливый поэт-пародист Александр Иванов, любимый научной интеллигенцией артист Сергей Юрский, тогда еще начинающий писатель-сатирик Михаил Мишин, Ленинградский Театр Комедии (Акимовский театр) в основном составе...
Выступать перед «физической элитой» было тогда престижно, и «лирики» делали это охотно за минимальное вознаграждение. Артисты были раскованы, позволяли себе в выступлениях нарушать строгие цензурные рамки. Атмосфера была непринужденная и очень доверительная.
После концерта оргкомитет приглашал мастеров на импровизированный фуршет для узкого круга, где подавали только одно блюдо и один напиток, правда, в неограниченном количестве — винегрет и спирт высшей очистки.
Впрочем, это не смущало гостей, и очень скоро, соревнуясь в остроумии и знании анекдотов, «физики» и «лирики» начинали «брататься».
Где-то в середине школьного срока заехал Жванецкий. После трехчасового выступления перед благодарной научной общественностью он остался на фуршет.
После нескольких приемов разведенного спирта Михаил Михайлович размяк и прочел свою знаменитую «Одесскую свадьбу», почему-то не предназначенную в то время для показа в широкой аудитории. В течение получаса у слушателей от непрерывного хохота буквально перехватывало дыхание и начиналась икота.
Наутро, Жванецкого уговорили остаться и попариться в еще более узком составе в финско-русской бане на берегу заледеневшей лесной речки. Выяснилось, что никакого банного опыта у него нет, и обо всех прелестях сухого и влажного пара, обработки березовым веником с последующим погружением в ледяную прорубь он имеет весьма смутное представление.
Банное шефство над Жванецким было поручено мне. Кратко изложив ему основы банной культуры, предложил перейти к практическим занятиям. Узнав, однако, что температура в парилке превышает сто градусов, он наотрез отказался туда войти и сообщил: он точно знает, что вода кипит при ста градусах и испариться в этом помещении он не желает.
Результатом пространных научных обоснований банных процедур и пары рюмок для храбрости стало решение наведаться в парную.
Хотя термометр показывал более ста градусов, Жванецкий, убедившись, что ничего страшного с ним не произошло, окончательно освоился и повеселел. После положенного обильного потения я предложил ему окунуться в прорубь. Михал Михалыч расценил это как провокацию и покушение на его жизнь. Пришлось лезть в ледяную воду первым и для большего эффекта еще поваляться в снегу. Лишь после этого, недоверчиво ощупав мои плавки, он обреченно полез в прорубь. Не знаю, насколько понравилась ему эта процедура, но после 2-3 циклов Жванецкий себя заметно зауважал.
Банный ритуал завершился застольем с остатками винегрета и спирта. Коллеги наперебой рассказывали забавные истории, случавшиеся в их профессиональной деятельности. Жванецкий внимательно и серьезно слушал, говорил мало и не шутил. Интересовало его больше, сколько зарабатывают ученые и как живут. Мне показалось, что он сравнивает оклады и жилищные условия докторов и профессоров со своими, и этим сравнением он, кажется, был удовлетворен.
На мой удивленный вопрос о причинах такой зажатости он пояснил:
— Понимаешь, — это проклятая профессия. Боюсь упустить что-нибудь интересное в ваших историях. Что-нибудь когда-нибудь может пригодиться.
В достоверности этого тезиса я убедился самолично через несколько лет.
Тогда, в бане, среди многих смешных и курьезных случаев была поведана история об известном тогда ученом Т., «изобретшим» оригинальный способ потребления пищевого спирта. Суть его в том, что спирт замораживался в жидком азоте, намазывался на хлеб и съедался. Большинство присутствующих, включая меня, пробовали эти «бутерброды» и подтверждали эффективность данного метода. Спор лишь шел, является ли Т. первопроходцем или эпигоном.
Жванецкого эта история немало позабавила, но мы быстренько перешли к другим случаям.
«Выстрелила» эта история лет через десять в спектакле Московского театра миниатюр «Птичий полет», где показан сатирический и юмористический взгляд с «птичьего полета» на человеческие заботы и проблемы тогдашней перестроечной страны Советов. Птиц играли талантливые артисты Роман Карцев и Виктор Ильченко. На вопрос одной из них:
— Так... посмотрим, над чем там внизу работают ученые? — следовал ответ. — Да, они в лабораториях спирт замораживают, делают бутерброды и кушают.
Кстати, после той бани мне больше не доводилось пробовать эту компактную одноприемную выпивку-закуску.
«Секрет» — «Континент»