СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В 2008 ГОДУ: СТАРЫЕ НОВЫЕ ВЫЗОВЫ

СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В 2008 ГОДУ: СТАРЫЕ НОВЫЕ ВЫЗОВЫ

Сергей МАРКЕДОНОВ

В уходящем году, как, впрочем, и в 2006-2007 гг. в российском информационном пространстве Северный Кавказ существовал в двух измерениях. Первое — это стабильный Кавказ, идущий по пути мира и избавляющийся от наследия «мрачного ельцинского десятилетия». Второе — это регион, с каждым днем погружающийся в пучину дестабилизации. Сообщения о террористических и диверсионных атаках из Дагестана, Ингушетии, поступали в течение всего 2008 года с завидной регулярностью. Не обошли стороной эти явления и Северную Осетию, которую традиционно считают «форпостом российского влияния» в регионе. Хотя на сегодняшний день очень сложно делать определенные прогнозы на будущее в регионах западной части российского Кавказа, но также можно констатировать некоторое оживление этнополитических проблем в Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии (Чрезвычайный съезд черкесского народа, вопрос о «межселенных землях). Прошедший год на Кавказе запомнился также громкими убийствами. Редактор оппозиционного сайта «Ингушетия.ру» Магомед Евлоев, мэр Владикавказа Виталий Караев, председатель ГТРК «Дагестан» Гаджи Абашилов, экс-депутат Государственной думы и экс-бригадный генерал сепаратистской Ичкерии Руслан Ямадаев. И этот мартиролог включает в себя лишь наиболее известные, если угодно, «знаковые фигуры».

Северный Кавказ и российская власть: динамика подходов
2008 год начался для Северного Кавказа со своеобразного «подведения итогов». Перед тем, как Владимир Путин оформил политически и юридически свой «трудовой перевод» из Кремля в Белый дом, он сделал отчет о проделанной успешной работе (здесь никакие иные сложные варианты с рефлексией по поводу сделанного не рассматривались). И не случайно, что такой символический отчет был посвящен, прежде всего, Кавказу. Звезда Владимира Путина взошла именно в этой точке российского политического небосклона. Легитимность его первого срока (и частично второго) была обеспечена именно благодаря его решимости вести жесткую борьбу с чеченскими сепаратистами и готовности «мочить в сортире террористов».
30 января 2008 года Владимир Путин делает выступление на коллегии Федеральной службы безопасности, где подвел не только итоги 2007 года, но и дал свое понимание текущей ситуации в регионе, а также свою интерпретацию того, что глава государства понимает под антитеррористической борьбой. 4 февраля 2008 года уходящий президент посетил три северокавказских субъекта РФ (Дагестан, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия), сделав акцент на инфраструктуре безопасности (посещение 33-ей мотострелковой горной бригады, 121-го полка оперативного назначения внутренних войск МВД РФ в Кабардино-Балкарии и 34-ой отдельной мотострелковой горной бригады). 8 февраля 2008 года на заседании Госсовета Путин презентовал свою философию истории «чеченского вопроса». И, наконец, 14 февраля в ходе своего четырехчасового общения с прессой уходящий президент подвел итоги своей деятельности, в том числе и на северокавказском направлении. Все эти четыре события невозможно переоценивать для понимания взглядов российской власти на проблемы северокавказского региона. Заметим, что эти взгляды по-прежнему оказывают во многом определяющее влияние на разработку стратегии и тактики на Северном Кавказе.
Согласно философии российской власти, Северный Кавказ уже прошел некий пик дестабилизации. И он пришелся, естественно, на 1990-е гг. За последние годы позитивные тенденции, по мнению Владимира Путина (а после его ухода с президентского поста просто «по умолчанию»), перекрывают весь негатив. В прошлых и нынешних террористических вылазках, проявлениях сепаратизма и этнического национализма виноват внешние силы (Запад, прежде всего, но также и иные «центры влияния», которые Кремль предпочитает не называть, ограничиваясь полунамеками). Террористы — это то же самое, что обычные бандиты (вообще политическая мотивация противников российской власти не берется в расчет, игнорируется, преподается в карикатурном свете). Весь информационный негатив нынешнего дня — это провокации извне, а также «агония» экстремистов. И, наконец, судя по избранным Путиным посещениям объектов в Дагестане, КБР и КЧР, можно сделать следующий вывод. Для Владимира Путина регион — это, прежде всего, некая «территория для обеспечения безопасности». Впрочем, этот вывод применим и в целом к российской власти Главное — геополитическое значение Кавказа, а текущее управление вполне можно доверить «местным кадрам», обеспечивающим необходимый уровень лояльности. Иначе, тогдашний президент нашел бы время встретиться не только с военными (временными жителями региона), но с постоянным населением республик Северного Кавказа, попытался бы лучше понять их нужды и чаяния. Таким образом, курс на «дистанционное управление» регионом в 2008 году был продолжен.
2 марта 2008 года в России прошли очередные президентские выборы, на которых официальный преемник Владимира Путина Дмитрий Медведев одержал уверенную победу, набрав 70,28% голосов. И снова северокавказские республики были среди самых активных регионов, обеспечивавших самый высокий уровень поддержки федеральной власти. В Северной Осетии за Дмитрия Медведева проголосовало более 74% при явке в 73,26%. В Ингушетии явка составила 92,3%, и Медведев получил 91,6% голосов. В Карачаево-Черкесии за Медведева проголосовало 90,35% избирателей при явке в 92 %. На сей раз наиболее «сознательным» районом стал Урупский (96, 22%). В Кабардино-Балкарии 88,8% избирателей отдали свои голоса Дмитрию Медведеву. В самой крупной северокавказской республике Дагестан Медведев получил 92% голосов при явке в 90%. И в Чечне преемник Путина взял планку в 88,7% голосов. Вместе с тем, следует отметить, что по сравнению с итогами голосования за «Единую Россию» на декабрьских выборах Медведев получил более скромные результаты. В Чечне за правящую партию в декабре 2007 года проголосовало 99%, в Ингушетии результат также был близок к 100%, а в КБР чуть больше 96%. Однако и в марте, и в последующие месяцы 2008 года чаемая стабильность не пришла на Северный Кавказ. Перечисление взрывов, терактов, диверсий и перестрелок потребовало бы от автора не итоговой статьи, а итоговой хроники трагических событий. Обо всем этом мы писали в течение года и не раз. В настоящей статье нам необходимо зафиксировать тенденцию. В 2008 году зашкаливающие цифры поддержки федеральной власти и правящей на выборах разных уровней (президентская кампания не были единственной, в Ингушетии и в Чечне, например, в прошедшем году выбирали республиканский парламент) никоим образом не повлияли на террористическую динамику в регионе (особенно в Ингушетии и в Дагестане). Не влияли они ни на рост радикального ислама даже в таких «оазисах», как КБР и КЧР, ни на динамику спора между Северной Осетией и Ингушетией за Пригородный район.
Между тем, во второй половине года победная риторика стала не столь назойливой. Более того, Кремль продемонстрировал некоторые элементы нового стиля в своей северокавказской политике. В августе и в октябре 2008 года своих постов лишились образцово лояльные президенты КЧР и Ингушетии Мустафа Батдыев и Мурат Зязиков соответственно. При этом оба руководителя несли за своей спиной шлейф скандалов и, мягко говоря, не имели широкой поддержки и популярности в народе. Ранее Кремль никогда не снимал региональных руководителей под давлением общественности. Формально и в 2008 году Медведев не низвергал Батдыева и Зязикова. Оба президента ушли со своих постов «с сохранением лица». Однако нельзя не увидеть влияние «общественного фактора» в двух новых назначениях. Особенно в случае с Ингушетией. Два новых назначенца (экс- судья Конституционного суда Борис Эбзеев и экс-заместитель начальника разведывательного управления Приволжско-Уральского военного округа Юнус-бек Евкуров) каждый по-своему обозначили новые приоритеты во вверенных им субъектах РФ. Если Эбзеев подверг критике этнократическую модель развития республики, то Евкуров инициировал целый ряд знаковых кадровых изменений (назначив на ведущие посты представителей светской оппозиции и обозначив готовность к диалогу с гражданским обществом). Новые назначенцы – пример успешной интеграции выходцев из Северного Кавказа в общероссийские структуры (гражданские в случае с Эбзеевым и военные в случае с Евкуровым). Именно это ключевое слово для российской политики «интеграция» была в течение всего постсоветского периода недостаточно востребованным. Несколько слов надо сказать и о Кабардино-Балкарии. В КБР были отменены «межселенные земли» под влиянием обращения балкарских общественных организаций в Конституционный Суд (пример правового ненасильственного решения проблемы).
Однако переоценивать кадровые инновации второй половины 2008 года не следует. Велик соблазн увидеть в этом некие «демократические тенденции», связанные с новым президентом. Думается, что в реальности у власти просто сработали инстинкты, что уже следует рассматривать, как позитивный шаг. Раньше и с инстинктами было хуже.

Чечня: политическая гомогенизация
2008 год не принадлежал к числу «переломных» для Чечни. Просто республика, ставшая неким политическим и пиаровским символом для Кремля сделал новые шаги по пути к гомогенизации политического пространства. В течение всего года Рамзан Кадыров вел успешное наступление на «Восток». Речь в данном случае идет о батальоне 291-го мотострелкового полка 42-ой гвардейской мотострелковой дивизии министерства обороны Российской Федерации, укомплектованном этническими чеченцами. Батальон был образован в 2003 году из бывших боевиков гудермесской группировки, входивших во Второй батальон Национальной гвардии самопровозглашённой Чеченской Республики Ичкерия и перешедших на сторону федеральных сил. Являлся частью Главного разведывательного управления Минобороны и подчинялся напрямую Генеральному штабу российской армии. И если в начале года батальон становился объектом, прежде всего, информационного воздействия, то, начиная с апреля можно говорить об активной фазе политического наступления. 14 апреля 2008 года в Гудермесе произошел инцидент между сотрудниками охраны президента Чечни Рамзана Кадырова и военнослужащими батальона «Восток». С этого времени руководство республики начало «выдавливание» из республики братьев Ямадаевых («Восток» считался их политическим ресурсом). В итоге даже участие батальона в «пятидневной войне» в Южной Осетии не спасло его от расформирования. 8 ноября 2008 года заместитель главкома сухопутных войск Минобороны России генерал-полковник Владимир Молтенской на встрече с Рамзаном Кадыровом сообщил о расформировании батальонов «Восток» и «Запад» (политическое влияние последнего было нейтрализовано еще в 2007 году). В итоге внутри Чечни у Кадырова не осталось оппонентов. В 2008 году ему удалось то, чего не добились Дудаев с Масхадовым. Он смог консолидировать власть и создать внутриреспубликанскую вертикаль. Сегодня говорить о серьезной оппозиции Кадырову не приходится. И московские влиятельные чеченцы, и даже экс-ичкерийцы за рубежом (среди которых и сам Ахмед Закаев) откровенно симпатизируют новому «национальному лидеру». Среди персон, симпатизирующих Кадырову, есть и те, кто еще вчера всерьез не воспринимал «сына своего отца». За год своего правления Рамзан сумел стать не только президентом Чечни, но и президентом всех чеченцев. По крайней мере, заявка на это сделана. Возможно, давление кадыровской «вертикали» будет сродни действиям пружины и слишком жесткая ее работа приведет к сбоям. Но пока серьезных вызовов господству Рамзана в республике (впрочем, и за ее пределами тоже) не видно. История с «Востоком» это подтвердила.
Впрочем, «восточное направление» было не единственным в политике «кадыровизации» Чечни. Президент республики вел довольно жесткую полемику с федеральными структурами (вообще с федеральным присутствием) в Чечне. В фокусе его внимания на этот раз оказался «земельный вопрос» (вопросы, связанные с пользованием землей и объектами республики военными и другими «силовиками»). Очевидно, что положение «хозяина Чечни» требует минимального присутствия Москвы. Более того, эксплуатируя этот политический ресурс, Кадыров поднимает свою популярность у населения республики, среди которого недовольство политикой РФ традиционно высоко.

Ингушетия и Дагестан: турбулентность сохраняется
2008 год в Дагестане и в Ингушетии был наполнен событиями. Пересказывать их в рамках одной статьи не имеет смысла. Важны основные тенденции. В самой маленькой республики российского Кавказа в отличие от Чечни власть не имела ресурсов популярности. До конца октября 2008 года светская оппозиция вела борьбу сперва, просто против действовавшего президента Зязикова, потом за «возвращение Аушева» (однако после трагической смерти Магомеда Евлоева кандидатура бывшего главы республики несколько утратила привлекательность). Аушевская акция» поставила перед Москвой серьезную дилемму: как управлять регионом, не поддаваясь партикуляризму и вместе с тем имея на месте власть, располагающую хотя бы минимальным уровнем поддержки населения. Однако назначение на пост главы республики Юнус-бека Евкурова несколько разрядило ситуацию, заставило лоялистскую оппозицию (готовую действовать в рамках российского права) свернуть свою деятельность. В то же самое время говорить о кардинальном переломе ситуации нельзя. Радикальная исламистская оппозиция (для которой нет принципиальной разницы между Аушевым, Зязиковым и Евкуровым) продолжает свою борьбу. Для нее кадровые изменения и привлечение во власть представителей светской оппозиции не являются чем-то значимым. Противодействие же расширению симпатизирующих радикалам невозможно без системных изменений в кавказской политике РФ в целом.
В Дагестане 2008 года по-прежнему сохранились все существовавшие ранее типы и виды конфликтов. Первая — это противоборство «традиционного» ислама (суфийского, тарикатистского) и салафитов (или ваххабитов, как их называют иногда). Вторая линия раскола — этническая, хотя сегодня эта проблема слабее выражена, чем в начале 1990-х. И третья группа конфликтов — это дагестанцы, которые за пределами республики живут, но обладают определенными финансовыми ресурсами и политическими амбициями, и местная элита. В ряде изданий (особенно в Интернете) можно было встретить такие словосочетания, как «гражданская война» в Дагестане. На наш взгляд, гражданская война предполагает противостояние четко идеологически оформленных лагерей, чего в самой крупной республике Северного Кавказа пока не видно. Однако само по себе существование столь разнообразных по происхождению протестных «полей» мешает стабилизации обстановки.

Северный Кавказ и абхазско-осетинский прецедент
Подводя итоги уходящего года нельзя пройти мимо событий в Южной Осетии и в Абхазии (начиная от «пятидневной войны» и заканчивая признанием независимости двух бывших грузинских автономий). Северный Кавказ оказался вовлечен в эти события. Во-первых, чеченский батальон «Восток» принимал участие в военных действиях. Во-вторых, республика Северная Осетия на различных уровнях поддерживала своих «югоосетинских братьев». По факту и по сути Северная Осетия с самого конца 1980-х гг. является стороной конфликта (еще в 1993 году эта республика признала независимость Южной Осетии). В-третьих, республики западной части Кавказа восприняли признание Абхазии как успех всего «черкесского мира». В этой связи неслучайными представляются тезисы, озвученные 23 ноября 2008 года в Черкесске членом Совета черкесской организации «Адыгэ Хасэ» Умаром Темировым (в советское время он работал в должности второго секретаря обкома КПСС Карачаево-Черкесской АО). По словам Темирова, Россия спасла абхазов от «грузинского шовинизма», а теперь наступило время вспомнить о проблемах российских черкесов (адыгов), которые пострадали и от Российской империи, и от советской власти. Отсюда и наиболее интенсивно обсуждаемая тема съезда — объединение адыгских территорий в один субъект в составе РФ. В-четвертых, следует помнить о позиции не столько Ингушетии (как субъекта федерации и институтов ее власти), сколько о массовых настроениях в ингушском обществе. На фоне восстанавливаемого Цхинвали недостаток внимания Москвы к нуждам маленькой северокавказской республики (особенно на фоне не до конца разрешенного осетино-ингушского конфликта) становится важным политическим фактором (провоцирующим и ревность к осетинам, и зависть к ним, и негативные реакции). В-пятых многие на Кавказе восприняли позицию России, как слово в защиту горских народов (едва ли не первое в истории). В то же время представители некоторых «разделенных народов» полагают, что должно прийти время и для решения их вопросов. Отсюда возможные «завышенные ожидания» от Москвы.
Сегодня делать какие-либо определенные выводы о влиянии признания Абхазии и Южной Осетии на этнополитическую ситуацию на Северном Кавказе преждевременно. С одной стороны этнический сепаратизм сегодня вытеснен с первой позиции кавказской повестки дня. С другой стороны, такие ситуации никогда не бывают константой (особенно, если принять во внимание финансовый кризис). Многое зависит от Москвы. Признание независимости двух бывших автономий Грузии существенно подняло планку требований к российской внешней и внутренней политике. Понимает ли это Кремль, мы увидим уже в ближайшее время.

Politcom.ru