ШЕРЛОК ХОЛМС �ДЕТ ПО СЛЕДУ

�з цикла «Криминальный архив»

Михаил КАГАРЛ�ЦК�Й

Сэр Артур Конан Дойл сидел за своим рабочим столом и просматривал пришедшую почту. Рядом с утренними газетами выделялась небольшая стопка писем. Большинство из них наверняка пришло от читателей. Конечно, их гораздо больше, но его преданный секретарь Альфред Вуд, дабы избавить писателя от излишней траты времени (а после тяжелой депрессии, связанной с кончиной жены, Конан Дойл был еще достаточно слаб), отбирал для него самые важные. Но и среди них, написанных аккуратными почерками, большая часть предлагала новые сюжеты для «великого сыщика всех времен и народов», тихо ненавидимого к тому времени своим создателем.
«Разве поймешь эту публику? — думал писатель. — Нелепые, поверхностные рассказы, написанные без особого усердия и искры божьей, они готовы превозносить до небес, в то время как к искренним историческим романам, открывающим характеры героев и смуту времени, относятся с ухмылкой пренебрежения?!»
Конан Дойл имел в виду «Сэра Найджела», продолжение «Белого отряда». Критики, да и публика, встретили, как он сам считал, лучший из романов, с «холодным любопытством», но не более того, заметив, что автор излишне заботится об исторической достоверности, и сравнение с «Белым отрядом» явно не в пользу нового романа...
В глаза бросился серый конверт, плотно набитый газетными вырезками. Под ними лежало письмо, всерьез заинтересовавшее хозяина кабинета.
— Альфред! — позвал он секретаря. — Довольно занимательная история! Почему я раньше не слышал о ней?
— Вы болели, сэр, — ответил Вуд. — К тому же, тут, на мой взгляд, нет ничего, заслуживающего вашего внимания. Для полноценного сюжета нужна лихо закрученная интрига: мертвое тело, таинственный преступник, драматическая развязка... В данном случае речь идет о каком-то безумце, довольно далеко от столицы калечащем несчастных животных. Наши газеты неохотно сообщают о подобных делах: они не способны заинтересовать читающую публику. — Но человек, обвиненный в этих правонарушениях, молит меня о помощи! — воскликнул писатель. — � я не могу не откликнуться!
— Зная об этом, я и позволил себе положить это письмо на ваш стол, — заметил Альфред. — С вашего позволения, я отвечу бедолаге и выражу ему от вашего имени самые искренние сочувствия, изложив попутно некоторые критические замечания в адрес нашей несовершенной системы правосудия...
— Нет, — твердо сказал Конан Дойл. — Мне нужны все материалы по этому делу, мистер Вуд. Чем же еще заниматься в гнусное зимнее время, как не расследованием происшествий, кажущихся нам мелкими и незначительными? Ведь кто-то должен докопаться до истины, если полицейские чины не в силах достойно выполнять свою работу?!

* * *
«Дело Джорджа �далджи» и на самом деле резко отличалось от множества других, коими были запружена английская провинция. В отличие от иных, в нем не убивали, не грабили, не пускались по подлог, и не прибегали к мошенничеству... Но, тем не менее, при более глубоком «вхождении в материал», оно заставляло задуматься и поежиться даже самого заядлого скептика.
С февраля по август 1903 года в Стаффордшире было насчитано восемь случаев убийств лошадей, коров и овец, причем виновный оставлял на теле несчастных животных мастерски выполненные порезы. После подобных оно не могло двигаться, но и не умирало сразу, а вынуждено было несколько часов страдать и мучиться в конвульсиях. Каждое убийство сопровождалось несколькими письмами, отправленными в местную полицию. �х автор (или авторы), скрываясь под различными инициалами или прозвищами, подробно описывал мучения животных и собственную радость по поводу этих «событий», явно бахвалясь своей безнаказанностью. Якобы банда убийц животных действует в графстве, тренируясь на «бедной скотинке» до ноября, после чего они возьмутся за маленьких девочек. Ведь опыт уже есть, и члены банды способны на большее. А кого убивать: девчонок или лошадок — для этих нелюдей совершенно безразлично.
Несмотря на все предостережения полиции (или благодаря им!) содержание писем попало в прессу и вызвало скандал. Тогда за полицейских служак взялись государственные чиновники, и полиции пришлось реагировать. �нспектор Кэмпбелл, как и многие его коллеги вплоть до начальника полиции графства, сразу назвали имя подозреваемого. �м был Джордж �далджи, сын священника. Какие были основания у этой версии?
Во-первых, дом священника, Шапурджи �далджи, находился за насыпью Северо-Западной железной дороги, и от него можно было без особого труда добраться до места всех совершенных за последнее время убийств животных. Во-вторых, сам священник был индусом, иначе говоря, «цветным», а потому уже «подозрительным». � хотя он более тридцати лет проработал приходским священником, и пользовался уважением прихожан, полицию данный факт волновал мало. В-третьих, его старший сын, Джордж �далджи, юрисконсульт в Бирмингеме, рано утром садился на поезд и возвращался домой поздно вечером. А убийца свои преступления совершал по ночам. �, в-четвертых, двадцатисемилетний Джордж отличался довольно застенчивым и замкнутым характером, не пил и не курил, что, согласитесь, само по себе внушает определенные сомнения.
�мелось еще одно наблюдение, мимо которого пройти было невозможно. Дело в том, что в период между 1892-м и концом 1895 года поток анонимных писем обрушился на невинных сельских жителей. Они выглядели как скверные розыгрыши и, судя по всему, были составлены одним из школьников. А так как большинство из них обвиняло Шапурджи �далджи, то полиция предположила, что автором оскорбительных пасквилей является его сын Джордж. В этом был уверен начальник Стаффордширской полиции капитан Александр Ансон, испытывавший «законную неприязнь» к инородцам. Он мечтал засадить мальчика на годик-другой каторжных работ, чтобы отучить его от бумагомарания, но в декабре 1895 года поток писем внезапно иссяк. Последнее (от имени Ш.�далджи) появилось в одной блэкпулской газете, где расхваливались прелести моря и критиковались нравы тупоголовых обитателей равнин...
После очередного убийства животного, полиция нагрянула с обыском в дом к священнику и изъяла куртку, жилетку, брюки и пару мокрых ботинок его сына. Далее дело напоминало скорее водевиль, нежели полицейское расследование. Бдительные полицейские по ошибке (либо намеренно) уложили в один пакет куртку Джорджа �далджи, его ботинки и полоску из шкуры убитой лошади, чтобы отправить все на экспертизу в Лондон. После чего беспристрастный врач доктор Баттер насчитал 29 конских волос на куртке подозреваемого и пять на жилетке. Джорджа �далджи арестовали тем же вечером.
Судебное разбирательство было недолгим. Обвинение указало на мокрые ботинки и брюки, конские волосы на куртке подозреваемого и на его возможность нахождения в тот день возле места убийства лошади. К тому же, эксперт по почерку Томас Гаррин заявил под присягой, что письма, обвиняющие �далджи в уничтожении животных, написаны рукой самого Джорджа. � хотя показания главных свидетелей были на редкость запутанными и отличались неточностью, тем не менее, присяжные признали молодого мужчину виновным, а судья приговорил �далджи к семи годам каторжных работ.
В конце 1906 года, отбыв три года, Джордж �далджи оказался на свободе. Его выпустили без каких-либо объяснений. Под полицейский надзор, без права заниматься юриспруденцией и какой-то перспективы на будущее. Тем более, на биографии человека поставили столь грязное пятно, что вряд ли бы кто решился иметь с ним дело...
«Виновен я или нет? — взывал он в письме к Конан Дойлу. — Никто не хочет мне говорить об этом! Вокруг только молчание и презрение. Но я требую правды! Может быть, вы, досточтимый сэр, прольете свет истины на данное дело?!»

* * *
— Альфред, мне надо встретиться с этим человеком! — сказал Конан Дойл секретарю. — � чем скорее состоится наша встреча, тем лучше!
— Вы всерьез решили взяться за это расследование, сэр? — с недоумением спросил Вуд. Пребывая в состоянии хандры, создатель Шерлока Холмса не только выкуривал трубку за трубкой с первоклассным табаком, но и довольно часто менял свои первоначальные решения.
— Да! Назначьте встречу в начале следующего месяца. Пусть Джордж �далджи приедет в Лондон.
— Первое знакомство решает все, — грустно вздохнул секретарь, — прямо как в любовных романах...
— Не издевайтесь, Альфред, — заметил Конан Дойл. — Речь идет о защите чести и достоинства! Нельзя обвинять кого-либо в преступлении, полагаясь лишь на собственные пристрастия и нелепые улики, отмести которые обязан любой суд первой инстанции!

* * *
Артур Конан Дойл опоздал к обговоренному времени в холле лондонского Гранд-отеля на Чаринг-Кросс и мог издали наблюдать за ожидающим его человеком. Тот, низкорослый и худощавый, держал газету вплотную к глазам, слегка кося на нее.
Писатель подошел к нему и протянул руку.
— Мистер �далджи?
— Сэр Конан Дойл! — мгновенно поднялся тот, отступив на шаг в сторону.
— У вас астигматическая близорукость? — поинтересовался писатель и тут же пояснил свой вопрос. — Когда-то я учился на окулиста.
— Да, я близорук, — ответил �далджи.
— � довольно сильно близоруки. Почему вы не носите очки?
— Я никогда не носил их, сэр Артур. Три раза обращался к офтальмологам, но ни один из них не смог подобрать подходящие...
— Но это же ценнейшая улика!
— Да... — развел руками мужчина. — Я хотел пригласить свидетелем окулиста, но мои адвокаты заверили, что улики против меня до того смехотворны, что не стоит прилагать усилий и делать лишние телодвижения...
«Какую глупость творят полицейские! — думал, покачивая головой, Конан Дойл. — �далджи плохо видит даже днем, а ночью, пробираясь по темной местности, да под дождем, он просто физически не сможет совершить приписанные ему действия. Не говоря уже о явном несовпадении имеющихся фактов!»
— Я попрошу вас пойти на прием к моему знакомому окулисту, Кеннету Скотту, — сказал он. — Нам нужны доказательства. � если он выявит близорукость более шести диоптрий (на самом деле Скотт установил у Джорджа восемь диоптрий! — М.К.), то эту козырную карту полиции покрыть будет нечем. А я пока займусь дополнительным расследованием. Предупредите, пожалуйста, своих близких о моем возможном скором прибытии в ваши края, и попросите их оказывать мне посильную помощь при проведении поисков.
— Разумеется, сэр Артур! — восторженно заявил �далджи. — Мой отец и вся наша семья сделают все возможное для успеха вашего расследования! Я и мечтать не мог, что вы лично возьметесь за это дело, рассчитывая в лучшем случае исключительно на доброжелательную статью в какой-нибудь из известных лондонских газет...
— � про газеты не надо забывать, — отметил для себя писатель. — Печатное слово доходит до господ чиновников куда быстрее, нежели голос совести, логики или разума!

* * *
Уже через неделю в «Дейли телеграф» появилась его первая статья о деле Джорджа �далджи, причем, начиналась она с описания их встречи и сильнейшей близорукости подозреваемого...
За первой статьей последовали другие. Артур Конан Дойл придерживался правила «лучшая защита — нападение», и потому, выдвигая на суд читателей доводы полицейского расследования, представленные в ходе судебного процесса, легко и с особым изяществом не оставлял от них камня на камне, демонстрируя насколько беспомощными и надуманными они выглядят.
«Это дело, — писал Конан Дойл, — есть жалкое подобие дела Дрейфуса. � в том и в другом случае власти расправляются с молодым интеллигентом с помощью сфабрикованной графологической экспертизы. Капитан Дрейфус во Франции стал козлом отпущения потому, что он еврей. �далджи в Англии — потому, что он индиец. Англия — колыбель свободы — содрогнулась в ужасе, когда подобное происходило во Франции. Что же прикажете сказать сейчас, когда это случилось в нашей собственной стране?»
Статья известного писателя произвела подлинный фурор. Во дворцах и в пабах, на рынках и в кабинетах многие люди, независимо от возраста, пола и социальной принадлежности, говорили: «Он — прав!». Молчала лишь английская Фемида, которой как раз и следовало высказаться. Министерство внутренних дел всячески отказывалось давать какие-то объяснения по поводу собственных действий, прибегая к одному из правил бюрократов: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу!»
Наконец, под давлением общественности, министерство согласилось пойти на повторное слушание дела, назначив комитет из трех судей. Ему предстояло вновь негласно рассмотреть все материалы по данному делу и представить свои рекомендации.
Зная склонность судейских чинов к отсрочкам и медлительность их работы, Конан Дойл решил сам взяться за «полное решение вопроса». Теперь ему надо было не только доказать безосновательность улик, выдвинутых против молодого юриста, но и найти настоящего виновного. А сделать это было довольно сложно. Мало того: на адрес сэра Артура начали приходить анонимки, написанные злоумышленником...

* * *
— Вам не кажется, что вы слишком далеко зашли, сэр? — заметил Вуд, принеся на подносе очередное письмо без обратного адреса на пакете. — Кто знает этого человека: а не придет ли ему в голову перейти от угроз к насилию?!
— Меня это не волнует, — ответил писатель. — Больше писем — проще работать с образцом почерка! К тому же, тут можно проследить занимательную тенденцию. Вы пригласили ко мне того джентльмена, о котором упоминали вчера, Альфред?
— Да, сэр, он ждет в прихожей. Том Спрайтс, собственной персоной.
— Насколько на него стоит полагаться?
— Я лично не знаком с этим малым, но кое-кому из моих приятелей Спрайтс оказывал некоторые услуги. Давным-давно он был не в ладах с законом, но порвал со своим преступным прошлым, переключившись на выполнение деликатных поручений. Но прежний опыт у него, само собой, остался. �менно такой человек, насколько мне удалось понять, вам и нужен?
— А как ваше впечатление? Чисто внешне?
— Невзрачный тип. Но одет пристойно. К тому же, он страстный поклонник ваших рассказов о Шерлоке Холмсе и вдохновлен предстоящей встречей.
— � тут — Холмс! — вздохнул Конан Дойл. — Когда же я от него избавлюсь?! Хорошо, Альфред, пригласите нашего гостя.
Том Спрайтс вошел, почтительно наклонив голову. Поприветствовав гостя, хозяин кабинета указал ему на стул.
— Ваша задача не будет отличаться особой сложностью, но потребует некоторых, хм... специфических знаний. Вам надлежит прибыть в окрестности Уолсолла и обратить внимание на одинокий дом, находящийся на краю поля. Господин Вуд предоставит вам подробный план местности. Проникнув в этот дом, в отсутствие хозяев, естественно, попробуйте найти там нож или какой-либо предмет, напоминающий нож. Лезвие у него должно быть примерно такой формы, — Конан Дойл протянул Спрайтсу рисунок. — То есть, заточено остро, но способно лишь производить поверхностный разрез. Мне нужен этот нож, господин Спрайтс. Надеюсь, вы сумеете его отыскать. Возможно, он хранится в амбаре, расположенном за домом. Некая женщина видела в руках одного из хозяев дома подобный нож неделю назад. А тот не из тех, кто выбрасывает память о прошлом. Каковым данный нож, по моим сведениям, и является. Вам все ясно?
— Конечно, мистер Холмс! — кивнул Спрайтс.
— Конан Дойл, — поправил его сэр Артур. — Впрочем, для вас сие не столь уж и важно. Какой срок займет мое поручение?
— Э-э... четыре дня.
— Сколько я буду вам должен за проделанную работу?
— О чем вы, сэр?! Разве я возьму деньги с Шерлока... то есть, с автора мистера Холмса?! Разве вам не говорил мистер Вуд, что я...
— Да-да, — кивнул Конан Дойл. — Тогда буду премного вам признателен, сэр!

* * *
Подробный отчет об итогах своего расследования Артур Конан Дойл напечатал в «Дейли телеграф».
Прежде всего, он обратил внимание на то, что анонимные письма 1892-1895 годов писали два человека: один из них был достаточно образован, другой — полуграмотный мальчишка, часто прибегавший к сквернословию. А вторая группа писем, «образца 1903 года» походила по своему содержанию на «творчество» подросшего сквернослова. Чем же может объясняться странный перерыв в почти семь лет? Неужели автор грязных пасквилей решил отказаться от своего увлечения и вернулся к нему лишь в начале следующего века? �ли он физически не мог его продолжить по тем или иными причинам? Второй поток писем свидетельствовал об обратном.
Но в последнем письме из первого цикла и в первом из второго упоминалось море. Не проще ли предположить, что их автор отправился в плавание? �сходя из того, что некоторые из «первых» писем адресовались ученику Уолсоллской гимназии (нравы которой, судя по всему, были отлично известны их автору), легко сделать вывод, что он там в данное время обучался.
Направившись в Уолсолл, Конан Дойл выяснил, что с 1890 по 1892 год в гимназии числился мальчик по имени, скажем... Питер Хадсон (герой одного из рассказов писателя). Порочного нрава, обозленный на директора, учителей и своих товарищей, впоследствии ушедший работать в море.
К тому же, после исключения из гимназии, он какое-то время работал помощником у мясника, да и позднее служил на судне, перевозившем скот. Он мог бесшумно подкрадываться к животным и прекрасно знал их повадки и анатомию. К тому же, он с детства отличался жестокостью к слабым и беспомощным.
Конан Дойл подробно описал нож, очевидно, прихваченный Хадсоном с судна, и заверил читателей, что располагает вышеописанным ножом и, при необходимости, может передать его следствию.
Чуть дальше писатель доказывал, что старший брат Хадсона принимал участие в написании писем «первого цикла», так как он был весьма зол на семью �далджи.
Вряд ли бы сам Шерлок Холмс мог лучше расследовать это дело, используя имеющиеся данные...

* * *
В конце концов, были опубликованы рекомендации комитета и решение министра внутренних дел. Согласно ему, признавалось: Джордж �далджи был ошибочно обвинен в нападении на животных, а посему приговор присяжных не следует принимать во внимание. Вместе с тем, никому не удалось доказать, что �далджи не был автором анонимных писем (!), и посему сам навлек на себя злоключения. С одной стороны — полная реабилитация, с другой — никакой компенсации за три года в тюрьме. «Питер Хадсон» остался без внимания следственных органов и продолжал аж до 1913 года рассылать свои «послания» по различным учреждениям страны.
Но по следам «дела �далджи» и материалов Артура Конан Дойла был учрежден апелляционный уголовный суд, что явило собой новую страницу в истории юриспруденции.
«Секрет» — «Континент»