В ОЖИДАНИИ ГАДА
Иван ПЕРВЕРТОВ
Вызов
Defiance
США, 2008 год
Режиссер: Эдвард Цвик
В ролях: Дэниэл Крейг, Лив Шрайбер, Джейми Белл, Алекса Давалос, Аллан Кордьюнер
Я сильно сомневался, стоит ли вообще о нем писать. Не знаю, чего я ожидал, но это оказалась парниковая тыква, которая по ночам превращается то в диких перцев, то в развесистую клюкву. Начинается как боевик про трех ирландских братьев — буйных пьяниц, контрабандистов, лесных мстителей, потом бодренько обрастает персонажами для истории еврейского сопротивления, и поначалу это даже мило, хотя и диковато местами для русского уха. Там, к примеру, пожилой белорус к жене своей обращается буквально следующим образом: «Блядь, водки хочешь?»
Или вот еврей-партизан, только что впервые в жизни убивший фашиста, — он что делает, вы думаете? Я вам скажу. Он откупоривает бутылку водки — в фильме вообще много водки — произносит победный тост «за отряд» и хлебает из горла. На голове у него при этом высится фуражка мертвого немецкого офицера.
Боевик заканчивается, когда в лесу скапливается критическая масса евреев-беженцев. Возникают вопросы: что делать с таким количеством больных, стариков, детей и женщин? Где добывать продукты, одежду, чем лечить людей, где жить зимой, и не лучше ли вернуться в гетто, там хотя бы тепло? Здесь братья расходятся во мнениях и дорогах: Тувия (Крейг) считает, что надо все делить поровну и спасать всех, кого можно. Зус (Шрайбер) считает, что это бред и надо драться, а не устраивать приют для сирот — и с несколькими бойцами уходит к русским партизанам. Третий, Азаэль (Белл) и хотел бы в Красную Армию, но у него тут девушка.
Это, в общем, Моисей встречает Каина и Авеля, и они пытаются решить, может ли еврей быть как немец, или как русский, и еще пить или не пить, и что лучше, авторитаризм или … Хотя нет, здесь вариантов не будет. Иногда приходят разные нееврейские люди и тоже хотят обсудить наболевшее: почему с евреями так трудно дружить? Если евреи не пьют, евреи не воюют, что же они делают?
Я вам скажу, что они делают. Они молятся.
Милостивый Господь, больше нет молитв, больше нет слез, больше нет крови. Выбирай других людей. Мы выполняли все твои заповеди, покрыли своим прахом каждый камень, найди другую землю, найди других людей, научи их деяниям пророков, но благослови нас еще один раз. Забери дар нашей избранности. Аминь.
А потом в лагерь попадает пленный немец, и евреи забивают его прикладами.
А потом их бомбят с самолетов, и они бегут, и выходят к болоту, и Моисей садится у края и говорит своей девушке: «Один патрон оставь для себя». Ну, то есть я правда сомневался.
Там ведь, помимо клюквы и диких перцев, присутствует еще и образцовая социалистическая риторика, за которую отдельное спасибо, только непонятно кому — сценаристу или автору романа Нехаме Тек.
Одному еврею партизаны разбили лицо, потому что он сходил в тот же сортир, что и русские. И вот Зус Бельский приходит к своему командиру, чтоб сообщить о неуставных отношениях. А тот сидит и выпивает вместе с тем мужиком, который бил морду. Понятно, что евреи командиру, по большому счету, по барабану, но он хороший человек, справедливый. Поэтому он говорит: «Да ладно, Зус, не обращай внимания, садись, выпьем». Бельский упирается: «Антисемитизм — это нарушение партийной дисциплины». Командир так задумывается и выдает: «Слушай, он прав. Извинись перед товарищем евреем». Зато позже, когда Бельский волнуется за своего брата с его людьми, и так типа со слезой в голосе: «Они же мои братья!», командир его срезает: «Мы все братья, товарищ Бельский. Эта ваша местечковая чувствительность, может, кому-то и по душе, но это контрреволюция». То есть жесткая довольно-таки полемика на тему ассимиляции и антисемитизма, из которой видно, что обе стороны социалистическую риторику успешно используют в своих целях. Этого, понятно, немного, а еще меньше о том, как несколько сотен людей много месяцев выживали в лесу, — притом, что в фильме на этом построен весь гуманистический пафос.
Тувия ведь поначалу пытался силой отбирать продовольствие у окрестных фермеров. Но те, недолго думая, донесли на евреев в полицию, и Бельским пришлось поменять тактику. Так что первые полчаса режиссер держится: евреи-партизаны и мирное население, культурные контакты, противостояние, то-се, но быстро выдыхается. Оставшееся время противостояние наблюдается исключительно внутри общины, и это все та же, старая, как мир, история о пастухах и земледельцах.
Согласно фактам, еврейские партизаны провели в лесах больше двух лет — и как же им удалось организовать нормальную человеческую жизнь? Нехаму Тек этот вопрос тоже крайне занимал, и в книге масса материалов посвящена бытовым подробностям, однако единственный способ, каким Эдвард Цвик сумел изобразить эту сюжетную линию, — выстроить евреев в голодную очередь за супом, и как-то незаметно у него получилось, что кроме очереди внутри общины ничего и нет.
Самая громкая история сопротивления, отдельный партизанский отряд, полностью состоявший из евреев, внушавший страх немцам, и местной полиции, и партизанам из соседних формирований, — а зрителю три четверти экранного времени показывают очередное гетто, только на этот раз самоорганизованное. И что толку, если в нем говорят об Исходе.
И главное, что голубоглазый лопоухий персонаж Крейга, наивно-неуместного в этой истории, на все попытки поговорить с ним о вере отвечает: «Не понимаю, о чем вы». Красиво ездит верхом на белом коне, выстругивает ножичком сосновые шахматы, старательно пьет водку из горла, и всякий раз, не дрогнув ни единой бровью: «Не понимаю».
Отсюда, по-моему, следует один только вывод, но я с самого начала сомневался, стоит ли об этом писать. Плохо говорящий на местном диалекте Моисей с лицом британского спецагента… Слышь, мужики, казачок-то наш, знаете, да?
booknik.ru