АВТОГРАФ НА АТОМНОЙ БОМБЕ

Александр Фихтман

Сегодня военно-политическая обстановка в мире сложилась так, что дивизия, в которой мне довелось служить, стала камнем преткновения в решении проблемы размещения Соединёнными Штатами Америки сил противоракетной обороны в Европе.
Краткую характеристику дивизии и условия службы в ней попытаюсь осветить с позиции солдата срочной службы.

Прибыв в расположение части, с видом войск определился быстро. Рядом с казармой — аэродром, на нём стоят готовые к вылету самолёты, недалеко — топливозаправщики. Офицеры и солдаты в лётной форме. После беседы сообщили, что Родина оказала нам большую честь: доверила нам своё самое грозное оружие. Каждому выдали бланк подписки и предложили её подписать. Грозный офицер продиктовал нам несколько вариантов писем, тексты которых можно было писать. Мои родные ещё в течение многих лет после моей службы не знали, в какой части я служил, чем там занимался. � здесь же, в зале, он выдал нам первую строжайшую тайну: аэродром и техника на нём — бутафория. Там же приняли военную присягу. Что уже значил грозный текст присяги по сравнению с содержанием подписки, данной недавно нами!

Знамя, которому мы клялись, было задрапировано. Не каждый до конца службы узнал закрытое наименование своего полка.
Мне удалось разгадать эту загадку. На торжественное построение личного состава выносилось знамя. При плохой погоде знаменосцы доставляли его в медпункт подсушить, прежде чем вернуть святыню на пост №1. При прогревании лампой «Соллюкс» мокрого полотнища, чётко просвечивалось её истинное наименование.

Как оказалось, местом моей службы стала 2506 ракетно-техническая база 28-й гвардейской Краснознамённой дивизии Ракетных войск стратегического назначения. Это войска постоянной повышенной боеготовности. Ракетно-техническая база — основа дивизии. Наша часть была в то время молодой. На занимаемой должности я был третьим по счёту за всю историю существования базы. Условия службы были жёсткими. РТБ располагалась в лесу, ближайший город — в 30-ти километрах. За время службы солдат мог так и не попасть за её пределы. Вокруг объектов размещались электротехнические средства заграждения нескольких типов, по электропроводам проходило боевое напряжение 1750 вольт, в лесу расставлены сигнальные мины, натянуты по периметру пружинные сетки. Передвигались по части только строевым шагом, одиночки — бегом, в курилках больше трёх собираться было запрещено, а также обсуждать между собой служебные проблемы.

Чтобы попасть в часть даже тем, кому это дозволено, необходимо было пройти несколько КПП. При подъезде и отъезде, скорость — 10 километров в час. Номерные знаки автомобилей менялись так часто, что я порой забывал номер своей «санитарки». За нами пристально наблюдали по обе стороны забора. Со стороны части — наши контрразведчики, по ту сторону — спецслужбы иностранных государств. Чтобы не вызывать соблазн у иностранных спецслужб, увольнения личного состава в город были практически запрещены.
В то время шла небывалая гонка вооружений. Главной сдерживающей силой, обеспечивающей паритет в мире, стали межконтинентальные баллистические ракеты с атомными боеголовками на борту. Нашему призыву выпало ставить 2-е поколение ракет с одиночным стартом, несущих моноблочные головные части. Это — изделия УР-100 (8К84). Они были первыми оснащены комплексом средств преодоления противоракетной обороны противника. Регламентные работы проводились на более старых комплексах — Р-9А (8К75).
Сегодня на вооружении дивизии находятся боевые ракетные комплексы с ракетами УР-100Н УТТХ. По классификации НАТО — SS-19 (Stilletо), по российской — РС-18. Дальность полёта до 10 тысяч километров, время достижения цели – 25 минут, отклонение от полётного задания составляет плюс-минус 500 метров. Ракета несёт до 10 ядерных боевых блоков.
Существует упрощённое понятие о запуске ракеты одним нажатием на «красную кнопку». Это — коллективное действие, неподвластное эмоциям одного человека. Разработчики предусмотрели несколько степеней защиты несанкционированного старта ракеты. Даже после команды Верховного Главнокомандующего на пуск, ракету можно остановить.

Была бы моя воля — ликвидировал бы в один день все эти смертоносные запасы. Вместе с тем, понимаю: отбери атомную бомбу, народы начнут «выяснять отношения» камнями и палками — так устроен мир.
При работе в пусковой шахте и вне её, на объекте находились только люди, непосредственно отвечающие за определённый участок работы. Остальные — в укрытии. Нам, медикам, предписывалось находиться на объекте в непосредственной близости с работающей группой для оказания, при необходимости, немедленной помощи и срочной эвакуации.
Неоднократно приходилось бывать в оголовке шахтно-пускового устройства, на КП маточных точек. Особый интерес вызывали два действия: стыковка головной части (атомной бомбы) и заправка ракеты топливом. Не раз представлялось возможным крепить болтами атомную бомбу к стыковочному блоку. Этим простым действием я как бы ставил свой автограф на грозном монстре.

Заправка изделия компонентами топлива тоже имела свои нюансы. Работали в противогазах и в спецодежде, представляющей собой резиновый костюм с войлочной аппликацией. Летом в таком «прикиде» было очень жарко. Спасались тем, что в сапоги наливали холодную воду — это давало возможность несколько часов чувствовать себя «комфортно».

Кругом пестрили знаки, предупреждающие об атомной опасности. Принимая во внимание, что кроме атомных бомб мы контактировали и с высокотоксичными компонентами ракетного топлива, представляющих для нас не меньшую угрозу, в части регулярно проводились строгие профилактические осмотры. Ежемесячно у личного состава брали кровь на анализ, два раза в год — рентгенологическое обследование.
Не всё в жизни базы проходило гладко. Несмотря на жёсткий контроль радиационной опасности ядерного оружия дивизии, ещё задолго до катастрофы на 4-м блоке Чернобыльской АЭС, мои сослуживцы получили «свою дозу». Факты скрывались, заболевания маскировались под другие диагнозы. Такое время было.

�зделия, так мы называли ракеты, доставлялись с оборонных предприятий в вагонах. С виду — пассажирский состав. На окнах фирменные белые занавески, букетики цветов на столиках в купе, номера, таблички с указанием маршрута. Но, если внимательно рассмотреть — обнажается «театральный реквизит». Всё нанесено трафаретом.

Транспортировка боеголовок, ракет и компонентов топлива к пусковым установкам производилась исключительно в тёмное время суток. Впереди шла машина ВА�, за ней — буферная, огромный МАЗ-537. Под его бампер попадали все, кто не подчинялся жестам, подаваемым с машины ВА�. Для «быстрого решения вопроса», в состав колонны входил эвакуатор и своя «скорая помощь».

Однажды, возвращаясь на базу, обратили внимание на большой камень у дороги. На нём было высечено: «Здесь условное место битвы между �льёй Муромцем и Соловьём-разбойником». В одно утро произошло два ярких события: принимали участие в постановке на боевое дежурство очередной «сдерживающей силы», и тут же прикоснулись к былине.

Мы гордились службой. В войсках не было «дедовщины». Нас, ракетчиков, «баловали» наградами. Погоны моей гимнастерки не успевали выцвести от одной лычки до очередной. Очень быстро получил широкую продольную через весь погон. Стал «солдатским генералом» — старшиной. После успешных выполнений государственных заданий неоднократно награждался грамотами и ценными подарками. К 100-летию со дня рождения В. �. Ленина — наградили медалью «За воинскую доблесть». Районный комитет комсомола города Козельск, Калужской области вручил мне Почётную грамоту. По меркам того времени, заслужить такие награды было круто. Но самая большая награда — это направление на учёбу в Военно-Медицинскую Академию им. С. М. Кирова.
Начальник штаба обещал уволить меня в нулевой партии. Она, как правило, состояла из лучших военнослужащих, отправлялась торжественно. Не попал я ни в нулевую, ни в первую партию. Причина была весомая: службу не на кого было оставить. Приказом по части я был назначен временно исполняющим обязанности начальника медслужбы. Мой шеф получил новое назначение, его сменщик задерживался.

Какова же была радость, когда меня вызвали в штаб для оформления документов на увольнение! Там же первый раз за всю службу расстался с дозиметром радиологического контроля. Что он показывал, знали только я и куратор из госпиталя.
В московском поезде, в одном вагоне со мной, ехала отдыхать на юг еврейская семья. Муж, обращаясь к жене, тихо сказал на идиш: «Я был уверен, что наших ребят берут только в стройбат, а этот старшина даже лётчик». Очень хотелось им сказать, что «летал» ещё выше, но я же давал подписку…
… С тех пор прошло более 40 лет. Давно нет той страны, в которой это происходило, изменились приоритеты, но до сих пор звучит в ушах голос командира дежурных сил: «Для выполнения боевой задачи особой государственной важности по защите нашего Отечества, к несению боевого дежурства приступить!»