КОНЕЦ ФИНАНСОВОГО КАПИТАЛИЗМА
Саския Сассен
2 апреля 2009 г. в Лондоне состоялась встреча так называемой (причем ошибочно) «Группы Двадцати» (G20); цель этой встречи была обсудить способы спасения мировой финансовой системы. Слишком поздно. Это очевидно: у нас нет ресурсов, чтобы спасти эту систему — как бы нам этого ни хотелось. Она слишком большая, чтобы ее спасти: стоимость мировых финансовых активов в несколько раз превышает размеры мирового валового национального продукта. На самом деле, вызов заключается не в том, чтобы спасти эту систему, а в том, чтобы дефинансиализировать наши экономики, а затем выйти за рамки нынешней капиталистической модели. Зачем нужно, чтобы стоимость финансовых активов продолжала в четыре раза превышать совокупный ВВП Евросоюза, а в Соединенных Штатах — и того больше? Что от такого излишества получают простые граждане — то есть весь мир?
Ответ содержится в самом вопросе. Изучение внутренних схем, по которым функционирует финансовая система, приведшая в итоге к этому мировому кризису, позволит также представить себе будущее без финансиализации. Задача состоит не в спасении нынешней финансовой системы, а в том, чтобы начать масштабную дефинансиализацию крупнейших экономик; только после этого мир сможет двинуться в направлении «реальной» экономики, которая станет залогом безопасности, стабильности и устойчивости окружающей среды. Для этого предстоит проделать большую работу.
ЛОГИКА
Период, начавшийся в 1980-е годы, характеризуется, в первую очередь, использованием чрезвычайно сложных инструментов, которые участвовали в новых формах первоначального накопления капитала, причем всё упиралось в выкачивание денег налогоплательщиков.
Международные компании, которые в странах с низкими зарплатами нанимали сотни тысяч рабочих рук, должны были разрабатывать сложные организационные форматы, а для этого они задействовали очень дорогостоящих и талантливых экспертов. Для чего? Чтобы получить по самой низкой цене побольше рабочей силы, включая неквалифицированных работников, которые и в развитых странах стоят очень дешево. Хитрость здесь в том, что миллионы этих сэкономленных центов становятся прибылью акционеров.
Финансисты разрабатывали сложнейшие финансовые инструменты, чтобы вытянуть у семей со скромным доходом их небольшие сбережения: им предлагали кредиты на товары, которые им были не так уж нужны, и (что еще важнее) предлагали возможность обзавестись собственным жильем. Цель состояла в том, чтобы набрать как можно больше держателей кредитных карт и участников ипотеки, чтобы затем превратить их в инвестиционный инструмент. Вопрос о том, оплатят ли люди ипотеку или кредит на карте, был менее важен, чем факт наличия определенного количества ссуд, из которых можно сформировать «инвестиционные продукты». Как только всё таким образом оформлено, инвестор больше не заинтересован в платежеспособности заемщика. Используя эти сложные цепочки «продуктов», инвестор получал доход в триллионы долларов из средств людей со скромным достатком. Такова логика финансиализации, которая стала господствующей схемой с самого начала неолиберальной эпохи, то есть с 1980-х гг.
Таким образом, в Соединенных Штатах — там, где зародились эти формы первоначального накопления, — из-за запретов на выкуп заложенного имущества теряли свое жилье в среднем 10 000 домовладельцев — ежедневно. По оценкам, в течение следующих четырех лет еще 10-12 млн. хозяйств в США не смогут расплатиться по ипотеке; в нынешних условиях это значит, что они потеряют жилье. Такова бесчеловечная суть первоначального накопления: когда людям с умеренным доходом предлагают возможность получить собственное жилье (что на самом деле фантазия и ложь), многие готовы вложить свои небольшие сбережения или будущий заработок в первоначальный взнос.
Такого рода сложная схема имеет целью вытягивание прибыли откуда только возможно: и небольшой — из людей с умеренным доходом, и большой — из богатых. Это также объясняет, почему мировая финансовая система находится в перманентном кризисе. В самом деле, термин «кризис» в некотором смысле некорректен: то, что сейчас происходит, больше всего напоминает «бизнес в обычном понимании» (“business as usual”), то, как работает финансиализированный капитализм неолиберальной эпохи.
Финансиализация, проникавшая во всё новые и новые секторы экономики начиная с 1980-х гг., стала признаком как господства этой финансовой логики, так и самоистощения финансиализации. Когда всё становится финансиализированным, финансовый сектор не может больше выкачивать прибыль. Для дальнейшего развития требуются нефинансиализированные секторы. Предельной границей являются деньги налогоплательщиков, то есть реальные, (еще) не финансиализированные деньги старого образца. «Зомби» Кшиштофа Рыбински — это еще и паразиты.
ПРЕДЕЛ
Отличие нынешнего кризиса ото всех предшествующих состоит именно в том, что финансиализированный капитализм достиг пределов своей собственной логики. Благодаря финансиализации он чрезвычайно успешно извлекал прибыль из всех экономических секторов. Финансиализация внедрилась в настолько значительную часть каждой национальной экономики (особенно это касается развитых стран), что в этих экономиках почти не осталось областей, куда можно было бы двинуться с целью извлечь нефинансовый капитал и тем самым спастись. Оставшаяся часть экономики не могла обеспечить финансовую систему в целом таким количеством капитала, которое бы удержало ее на плаву.
Приведем иллюстрирующий пример: стоимость мировых финансовых активов (собственно, долга) к сентябрю 2008 г. — будем считать, что кризис разразился с падением Lehman Brothers, — составляла 160 трлн. долларов: это в три с половиной раза превышает стоимость мирового ВВП. Финансовую систему невозможно спасти путем накачивания ее деньгами.
Это, в свою очередь, объясняет, каким образом крайние формы финансиализации открыли дорогу для злоупотреблений в масштабе целых экономик. До того, как разразился этот «кризис», стоимость финансовых активов в США достигала 450% от ВВП, иными словами в 4,5 раза превышала совокупный ВВП. В Евросоюзе стоимость финансовых активов составляла 356% ВВП. Обобщая, можно сказать, что число стран, в которых финансовые активы превышают по стоимости ВВП, в период с 1990 г. по 2006 г. возросло более чем вдвое: с тридцати трех до семидесяти двух.
Кроме того, финансовый сектор в Европе в течение последнего десятилетия развивался быстрее, чем в Соединенных Штатах, — в основном, потому что он начал развиваться с более низкого уровня: его среднегодовой темп роста в 1996-2006 гг. составлял 4,4% против 2,8% в США.
Даже капиталистическим экономикам — мы сейчас воздержимся от оценки того, насколько эта экономическая система вообще пригодна, — не нужно, чтобы размеры финансовых активов в четыре раза превышали стоимость ВВП. Таким образом, даже исходя из капиталистической логики этот метод — вбрасывать средства в финансовый сектор, чтобы преодолеть финансовый «кризис», — работать не будет, потому что он только углубит водоворот финансиализации экономик.
МАСШТАБ
Есть еще один способ проиллюстрировать нынешнюю ситуацию: посредством величин различных порядков, относящихся к (соответственно) банковской и финансовой сферам. В сентябре 2008 г. стоимость банковских активов возросла до нескольких триллионов долларов; при этом общая стоимость кредитно-дефолтных свопов (CDS) — последняя капля, окончательно обрушившая систему, — равнялась почти 60 трлн. долларов. Эта сумма превышает мировой ВВП. Надо было оплачивать долги, а денег не было.
Более общая иллюстрация, которая также дает представление о порядках величин, созданных финансовой системой начиная с 1980-х гг.: общая стоимость производных финансовых инструментов (дериватов, т.е. одной из форм долга и самого распространенного финансового инструмента) превысила 600 трлн. долларов. Такие финансовые активы разрастались гораздо быстрее, чем любой другой сектор экономики.
Уровень долга США сегодня превышает тот, который был зафиксирован во время Великой депрессии, в начале 1930-х гг. В 1929 г. соотношение долга и ВВП составляло около 150%, к 1932 г. оно доросло до 215%. В сентябре 2008 г. непогашенная задолженность по кредитно-дефолтным свопам — американское изобретение (и важно не забывать, что это всего лишь одна из разновидностей задолженности) — превысила 400% ВВП. В мировом масштабе долг в сентябре 2008 г. составлял 160 трлн. долларов (мировой ВВП, умноженный на три), в то время как стоимость необеспеченных деривативов была вообще непостижимой: 640 трлн. долларов (в 14 раз больше, чем ВВП всех стран мира).
Эти цифры показывают, что настал действительно «критический» момент, — но, опять же, это не аномалия и не следствие экзогенных факторов (как предполагается понятием «кризис»). Наоборот, это закономерный режим функционирования такого типа финансовой системы. Кроме того, каждый раз, когда правительства (то есть граждане и налогоплательщики) спасали финансовую систему, выкупая плохие долги — начиная с первого кризиса этой фазы, краха Нью-йоркской фондовой биржи в 1987 г., — они давали финансовому сектору инструмент для дальнейшего инвестирования в ажиотажный спрос. Начиная с 1980-х гг., было 5 случаев выкупа плохих долгов; в каждом случае деньги налогоплательщиков использовались, чтобы закачать ликвидность в финансовую систему; и каждый раз финансовый сектор использовал это как кредит для совершения сделок. В данном случае рог изобилия начал иссякать: у нас закончились деньги, и мы больше не можем удовлетворять потребности гигантской финансовой системы.
МОСТ
Исходя из вышесказанного, нам предстоит ответить на два вызова:
* необходимость дефинансиализировать крупнейшие экономики;
* необходимость выйти за пределы нынешней капиталистической модели.
И то и другое представляет собой трудную задачу, но это также позволит нам сконцентрироваться на самых существенных фактах. По официальным оценкам, в мире сейчас 50 млн. безработных; по подсчетам Международной организации труда, еще 50 млн. человек потеряют работу, если рецессия усугубится. Для тех, кто пострадал, это трагические цифры. Те же цифры, впрочем, выглядят умеренными, если сравнить их с тем, что в мире 2 млрд. человек живут в крайней нужде. Отсюда вопрос: сколько «рабочих мест» было бы создано, если бы существовала система, призванная накормить эти 2 млрд. и дать им кров? Для этого бы понадобился труд не только этих 50 млн. безработных, но и еще миллиарда работников.
В таком свете финансовый «кризис» мог бы послужить мостом, ведущим к новому типу общественного устройства. Он дал бы возможность всем, кто имеет к этому отношение, — гражданам и активистам, НПО и исследователям, местным организациям и сетям, демократическим правительствам, — перенести свое внимание на такую работу, которая необходима, чтобы дать всем людям жильё, чтобы очистить нашу воду, сделать наши здания и города более экологичными, разработать устойчивую сельскохозяйственную систему (включая городское сельское хозяйство) и обеспечить всех медицинской страховкой. В этом новом мире были бы задействованы все, кому нужна работа. Если перечислить все задачи, которые необходимо выполнить, вопрос о массовой безработице исчезнет сам собой.
Технологии для поддержания такой работы — в области борьбы с массовыми заболеваниями и производства продуктов в таком количестве, чтобы прокормить всех, — существуют вот уже несколько десятков лет. Тем не менее, миллионы людей до сих пор умирают от болезней, которые можно было бы предотвратить, а еще больше страдают от голода. Бедность усугубилась: речь больше не идет о том, чтобы иметь всего один клочок земли, которым человек не может себя обеспечить; сегодня быть бедным означает иметь в своем распоряжении только собственное тело. Неравенство также усилилось и приобрело новые измерения; например, в мировом масштабе возник новый класс супербогатых людей, а традиционный средний класс обеднел.
История последнего поколения подтверждает, что неолиберальная форма рыночной экономики не способна справиться с проблемами болезней, голода, бедности и неравенства; на самом деле, она только усиливает их. На настоящий момент наилучшие результаты показывает некий гибрид чистого рынка с сильным и богатым государством (как в Скандинавии); но большинству капиталистических экономик, даже чтобы только приблизиться к этой модели, придется произвести внутренние реформы.
Как бы то ни было, усиление финансиализации рыночной экономики в последнее время только обострило негативный эффект логики, в центре которой — приумножение доходов. Чтобы хотя бы немного приблизиться к решению проблем, порожденных финансиализацией, необходимо войти в новое экономическое пространство, которое совершенно не похоже на нынешнее, с его финансовой аристократией. В этом и заключался вызов для участников саммита G20 в Лондоне, а также для всех остальных.
Автор — профессор социологии и член Комитета по глобальной мысли в Колумбийском университете. Автор книг Losing Control? Sovereignty in the Age of Globalization («Потеря контроля? Суверенитет в век глобализации»), Columbia University Press, 1996; The Global City: New York, London, Tokyo («Глобальный город: Нью-Йорк, Лондон, Токио»), Princeton University Press, 2001; Territory, Authority, and Rights: From Medieval to Global Assemblages («Территория, власть и права: от средневековых до глобальных собраний»), Princeton University Press, 2006 и A Sociology of Globalization («Социология глобализации»), WW Norton, 2007 и др.
Polit.ru