БОРЯ ПРАВ: ИСТИНА ЛЕЖИТ ПОСЕРЕДИНЕ

БОРЯ ПРАВ: ИСТИНА ЛЕЖИТ ПОСЕРЕДИНЕ

Edward Tesler, Ph. D.

Марксист — это человек, который прочел «Капитал». Антимарксист — это человек, который его понял. Рональд Рейган

Попросили Ходжу Насреддина рассудить двух спорящих. Выслушал он одного и говорит: «Ты прав, почтеннейший». Выслушал второго. «И ты прав, почтеннейший». Кто-то возразил: не могут же оба быть правы. «И ты тоже прав, почтеннейший», ответил Ходжа. В статье Тимура Боярского «Грудью на защиту Карла Маркса» (Обзор, 11 мая) все трое — Карл Маркс, Валерия Новодворская и Тимур Боярский — правы. И все трое неправы. Бывает.
Начнем с Маркса. В отличие от раба и крепостного, рабочий хозяину безразличен. Капиталисту только покупатель важен. Поэтому вывод Маркса об абсолютном и относительном обнищании пролетариата и о неизбежности пролетарской революции был правомерен. Но массовое машинное производство потребовало массового же покупателя; и единственным на эту роль кандидатом оказался наемный работник. И пришлось срочно переделывать обездоленного пролетария в обеспеченного и довольного своей жизнью покупателя. В средний класс. Маркс в «Капитале» обстоятельно проанализировал раннюю стадию капиталиста, когда рабочий был отдельно, а покупатель — отдельно. Экстраполировать эти выводы на зрелую его стадию, в которой тот и другой — это одно и то же лицо, было ошибкой. Экстраполяция — метод не научный.
Ленин был антимарксистом. Сталинское определение ленинизма как марксизма эпохи империализма и пролетарских революций, означает попросту, что Ленин фразеологию сохранил, но суть марксизма переписал с точностью до наоборот. Вместо «мирового пожара» — революция в отдельно взятой стране. И не в той, где самый сильный и дисциплинированный рабочий класс, а где самый слабый капитализм. В России он действительно был слабоват: полдесятка миллионов рабочих на полтораста миллионов крестьян. Поэтому не пролетарская революция, а «в союзе с крестьянством». Союзник ненадежный; поэтому вместо отмирания государства, — всемерное его укрепление, «диктатура пролетариата», от которой сам Ленин честно протянул нить к диктатуре партии, а от неё — к диктатуре вождей. И создал для этого ЧК, Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией (ну, это понятно), спекуляцией (это против «союзников»-крестьян) и саботажем (а это — против голодных рабочих). Никого не забыл вождь мирового пролетариата.
А НЭП — это прямой возврат к капитализму. Не важно, что ведущие отрасли остались «обобществленными». Обама, не марксист, тоже по сути национализировал многие страховые компании, банки, автоиндустрию, теперь на медицину целится, но Макдоналдс оставил частникам. Различие только количественное, но не принципиальное. А Сталин и НЭП отменил, и марксизм. Преследовал «талмудистов и начетчиков» за цитаты из Маркса, к советской действительности не подходившие, и «формалистов», считавших, опять же следуя Марксу, что в каждой науке столько науки, сколько в ней математики. А его «номенклатура» подмяла под себя всю страну и в первую очередь её «хозяев» — рабочих и крестьян. Создала госфеодализм, повернула историю лет на триста вспять. То, что получилось, Рейган справедливо назвал «империей зла», но Маркс в этом так же неповинен, как неповинны авторы библейских легенд в инквизиции, крестовых походах и религиозном фанатизме. И В. Новодворская вполне права в своем желании оправдать Маркса (признаюсь сразу: я её трудов не читал, но принял в качестве рабочей гипотезы, что Т. Боярский изложил её позицию добросовестно и объективно. Если это не так, надеюсь, он меня поправит).
Но не зря было сказано: с такими друзьями, зачем вам враги? «Защита» эта сводится к тому, что «Манифест» всерьез принимать не стоит, это так, для эпатажа обывателей, вроде желтой кофты Маяковского. В этом, по-моему, В. Новодворская не права. «Манифест» не менее серьезен,
чем «Капитал». И призыв к революции вполне оправдан по отношению к раннему капитализму. Обратимся к истории.
Рабство получилось, когда жестокие и злые вожди заставили всё племя работать на себя. Доведенные до отчаяния рабы в конце концов его свергли, и угнетением занялись жестокие и злые феодалы. Буржуазные революции и с ними покончили, и началась современная история. Так учат в неполной средней школе. Логика говорит другое. Не мог даже самый сильный вождь поработить целое племя крепких охотников. Рабство началось добровольно, с запаса, хранимого вождем как страховой фонд на случай неудачной охоты. И стало непревзойденным по силе инструментом прогресса: от кочевой жизни к оседлой, от охоты к земледелию, от первобытной дикости к науке и искусству. И в то же время от равенства к антагонизму. Он-то систему и взорвал.
Но феодализм из этого возникнуть не мог. Получился провал в «темные века», почти обратно в первобытность. Возник он, когда беззащитные землепашцы сообразили, что лучше регулярно кормить «свою» банду, чем каждый раз других случайных налетчиков: свои, по крайней мере, не станут резать гусыню, которая несет золотые яйца. По существу, наняли себе феодалов. Последовал Ренессанс, но и антагонизм не заставил себя ждать. Результат общеизвестен.
Заметим: то и другое началось с согласия, антагонизм развился позже и привел к насильственной смерти системы. Но капитализм возник с готовым классовым антагонизмом. Маркс правильно предсказал его насильственную смерть, на этот раз в форме пролетарской революции. Экспроприацию экспроприаторов. И поскольку антагонизм — явление классовое, а классы определяются по отношению к средствам производства, то обобществление этих средств означает конец антагонизма. И подавлять некого; зачем тогда государство? Где же здесь шуточки, памфлет, пасквиль, эпатаж? Да, Маркс не учел, что зрелая форма капитализма устраняет антагонизм ненасильственным путем, но в остальном всё вполне логично и серьезно. Если бы по этой линии В. Новодворская защищала Маркса, не в чем было бы её упрекнуть. Стиль «Манифеста» — не в счет. Более саркастическую книгу, чем «Нищета философии» Энгельса, найти трудно, а вопросы в ней трактуются исключительно серьезные.
Но именно ссылками на стиль, на «пасквиль» и «филистеров» В. Новодворская подставила себя под удар. Эта позиция незащитима, и Т. Боярский справедливо её на это критикует. Маркс, говорит он, был вполне серьезен. С этим нельзя не согласиться. Ошибка Т. Боярского в том, что он эту серьезность пытается доказать ссылками на марксистскую по лозунгам, но госфеодальную по существу недоброй памяти «империю зла». Называет на этом основании Маркса и Энгельса «теоретиками бандитизма». И действительно, они же призывали к насилию, к свержению власти, к экспроприации («эксами» называл свои налеты кавказский бандит по кличке Коба, более известный миру под именем Сталин). Говорили, что народ имеет право отвергнуть тиранию... ох, прошу прощения, это из «Общественного договора» Руссо. Ещё один теоретик бандитизма? И Прудон («Собственность — это кража») из той же шайки?
Больше всего Т. Боярского возмущает общность жен, которую Энгельс, кстати, вовсе не пропагандировал. Он только отрицал госнадзор, без которого, полагает Т. Боярский, начнется «вакханалия». Так ли? Семья — это способ продолжения рода. Брак — категория не биологическая, а легальная: контракт между семьей и государством, которое возлагает на семью определенные социоэкономические функции и оплачивает их престижем и материальными льготами. Сложная процедура развода — тоже часть этого контракта. Была в Союзе такая песня: «С чего начинается Родина?» По-моему, с возможности её покинуть. Иначе это не родина, а тюрьма. И семья, которая держится не на желании быть вместе, а на легальных крючках — то же самое.
Отсюда и тянется вся цепочка неприглядных последствий. Браки с откровенной целью получить льготы без намерения (или даже возможности) выполнять соответствующие функции, то есть попросту аферы, не честнее какой-нибудь схемы Понци, но узаконенные. Добрачные и внебрачные связи. Анализы ДНК для определения отцовства: с кого взыскивать алименты? Публичное перемывание постельного белья и прочая скандалистика на всех уровнях, до Белого дома включительно. Да по сравнению с этакой «святостью брака» любое заведение под красным фонариком — образец моральной чистоты и порядочности. Так зачем он? Это не моё мнение. В нашу эпоху экономического равноправия многие американские женщины предпочитают иметь и растить детей, не вступая в брак. Почему бы не сохранить брак как красивый обряд, но начисто лишить его легальной силы? Оставить закону и суду имущественные споры, как в любом добровольном партнерстве. А с кем делить постель — в этом люди сами разберутся. Не совсем идиоты. И слово «вакханалия» вовсе не обязательно произносить, поджав по-ханжески губы. Не лучше ли в духе «Вакхической песни» Пушкина. Как гимн свободе, солнцу и любви. Без госнадзора. Адвокаты, конечно, пострадают...
Зато Т. Боярский обошел вниманием, пожалуй, самый важный вклад Маркса в судьбу мира. Самые светлые умы человечества, начиная с Платона, пытались представить себе идеальное общество. Утопия, конечно. Не бывает. Азимов, всё сколько-нибудь реальное проанализировав, обратился даже к супернатуральной сказке о Гайе, вселенской гармонии. Фантасту позволительно. Марксу после утверждения, что всё прошлое — это «предыстория», а история начнется с коммунизма, пришлось эту «историю» описать социоэкономически. И каждому мыслящему человеку стало ясно, что это — просто ещё одна утопия. История — это прогресс, а он нелегко достаётся. Ad astra per aspera. Через тернии к звездам. Если звёзды — по потребности, кому же захочется терниев? Конец прогресса, а тем самым и человека. Спасибо Марксу: доказал, сам того не желая, что коммунистический рай также абсурден, как и его предшественник, рай библейский. В математике одно из самых убедительных доказательств так и называется: ad absurdum
Помимо Маркса и В. Новодворской, Т. Боярский «выдал» и своему приятелю Боре: а пусть не считает, что истина лежит посередине. Если один говорит, что вода кипит при ста градусах, а другой — что при нуле, то не закипит она при пятидесяти. Надеюсь, Т. Боярский честно уведомит Борю что он (Боря, а не Т. Боярский) прав. Истина чаще лежит посередине, чем на концах спектра; отсюда и математическое понятие оптимума, и философское понятие дуализма, совместимости несовместимого. Электрон — одновременно и волна, и частица. Масса одновременно инерционна (отбрасывает планету от звезды) и гравитационна (притягивает). Гены определяют и наследственность, и изменчивость: говорят, генетика объясняет, почему дети похожи на родителей, если похожи, и почему не похожи, если уж так получилось. Свободная воля — это и соблюдение правил, и их нарушение. И точка кипения воды определяется балансом между притоком энергии извне и скрытой теплотой парообразования. Цельсий эту точку принял за сто градусов, Фаренгейт — за 212, Кельвин — за 373. Можно принять и за ноль. Воде до этих условностей нет дела. Но баланс — это уж несомненно «середина».
Итак, Маркс был прав в анализе раннего капитализма, и неправ, когда не учел его зрелую стадию. В. Новодворская права в желании дать марксизму более справедливую оценку, и не права, считая «Манифест» памфлетом или пасквилем. И Т. Боярский прав, возражая ей, но не прав, когда ссылается для этого на систему, у которой нет с марксизмом ничего общего, кроме фразеологии. В истории это не ново. Якобинцы идеями свободы, равенства и братства оправдывали гильотину. Добавляли: хорошо помогает от головной боли. Вот это шутка, куда до неё «Манифесту».
И это нераздельное сочетание правоты и неправоты лишний раз подтверждает, что Боря прав. Истина лежит посередине.