«ЖИВОЙ ЗВУК»: ПОЭЗИЯ АВТОРОВ СЕТЕВОГО ЖУРНАЛА
Когда мы говорим «живой звук», мы представляем себе певца, поющего перед аудиторией своим настоящим голосом, без фонограммы, без глянца... Голосом, не приукрашенным и не подчищенным хитроумными компьютерными штучками. Голосом, который чуть дрожит от волнения и, возможно, немного не точен, но это — живой человеческий голос, ему свойственны ошибки и неточности. Это — искренние слова, это — живое звучание, это — неутолимое желание быть услышанным...
Поэтическая подборка, предлагаемая вашему вниманию, составлена Татьяной Китаевой (Москва), редактором сетевого журнала «Живой звук», российского портала «Литсовет». Это стихи авторов журнала «Живой звук»: и опытных мастеров, имеющих неоднократные публикации, и начинающих, совсем недавно решившихся «обнародовать» свои поэтические переживания…
Живые стихи — послушайте, как они звучат...
Семён КАМИНСКИЙ, newproza@gmail.com
Любовь Гудкова
(Москва)
ВСЕГДА
Я это знала, видимо, всегда:
Вечерний свет пурпурный и багряный,
Зеленый цвет заросшего пруда
И воздух пряный и немного пьяный
Вдыхала я, мне кажется, всегда.
Как полновесность зрелого плода
Наступит лишь в положенные сроки,
Так дни, недели, месяцы, года
Бесценные летели, но уроки
Учила я, мне кажется, всегда.
Росла, как все живое, без стыда.
Что открывала, то несла с собою.
Стать птицей, без малейшего труда,
Или любою каплей дождевою -
Умела я, мне кажется, всегда.
Й (И КРАТКОЕ)
Дай мне йоду замазать раны.
Да не яду, чудак, а йоду.
Эти раны ветрами рваны,
Обречёнными дуть на воду.
Ну, не надо истерик. Что ты?
Уж не тронутый ты, не псих ли?
Я себя не отдам ни йоты.
Видишь, боли уже затихли.
Если что, я немного йогой
Овладела. Теперь я – Будда.
Да не лезь со своей убогой
Трепотнёй, всё равно забуду.
Не могу рассказать и трети
Из всего, что со мною было.
Я в тайгу уходила, к йети –
Эх, живут они там уныло...
И по стрит-авеню Нью-Йорка
Я бродяжила месяц кряду...
Сладко вспомнить, а помнить – горько.
Нет, не йоду. Давай-ка яду.
Елена Суюрова
(Дрезден)
ЗАЖИВИ МЕНЯ, ГОСПОДИ…
Научи меня, Господи, как простить не простившего.
Если я не успею, ты поможешь? Простишь его?
Научи меня, Господи, оторваться от сущего.
Как, скажи, отпустить моё сердце несущего?
Ты прости меня, Господи, наши щёки исхлёстаны -
Лево, право... Мы воины на постели под звёздами!
Ты прости меня, Господи, и его. Он не ведает.
Были ангелы с проседью, а теперь их и следа нет.
Заживи меня, Господи, окропи безразличием.
Или мало уплачено за любовь – без наличием?...
Заживи меня, Господи, по живому пока ещё.
Я же всё отдала тебе, кроме местного кладбища.
Заживи меня, Господи! Слышишь, каюсь я!
Каюсь я...
Заживи меня, Господи.
Я ломаюсь,
ломаюсь я…
Я прошу тебя, Господи...
Больше некого.
Некого...
И НЕ ПЛАЧЕТСЯ...
И не плачется, и не стонется,
Только мёрзнется да холодится.
Пустомыслие, пустозвоние
Хорохорится, коромыслится...
Эх бы выйти враз, да во полюшко,
Закричать про что Бог не ведает,
Обронить во ржи своё горюшко
И уйти туда, где и следа нет.
Татьяна Кормилицына
(Нижний Новгород)
СОЛНЦУ
Я хотела парить
гордо
И в другие смотреть
дали,
Не боясь самого
чёрта,
Быть прочнее любой
стали.
Называла себя
вольной,
А сама приросла
кожей!
По живому – всегда
больно.
Может быть, заживёт…
позже…
Ты зачем же, зачем,
милый,
Кислород у меня
отнял?
Как кита из воды
силой
На коралловый риф –
отмель!
Эта песня почти
спета.
Чаша выпита – вот
донце.
После осени – нет
лета.
Но нельзя же затмить
солнце!
Можно спрятать его
в тучи,
Или шторы плотней
можно.
Только нет никого
лучше.
И об этом забыть
сложно…
СИНДРОМ
Вот оно, начало весны –
С юности знакомый синдром.
То ли вновь сбываются сны,
То ли явь становится сном.
В «Клубе Одиноких Сердец»
На двери табличка: «Нет мест».
Может, всё же, март – не конец?
Может быть, заявим протест?
Кончился хороший коньяк.
Азазелло чуточку пьян.
Размышляя, что же не так,
Маргарита курит кальян.
Мартовский лентяй Бегемот
Уж давно не ловит мышей.
Слизывает масло, как мёд,
С обходных трамвайных путей.
Сиплой водосточной трубе
Подпевает нежный гобой...
Это просто я не в себе?
Или просто ты не со мной?
Татьяна Игнатьева
(Тихвин)
АВГУСТ
Мой месяц августейший
По бронзовой траве
Скользит неслышной гейшей,
Скрыв звёзды в рукаве.
Жмут сердце швы сквозные,
Печали – малахит,
На ночи кружевные
Сон долгий моросит.
А месяц нежным тюлем
В подлунном серебре –
Аукнется июлем,
Вернётся в сентябре.
Шалфеи и пачули
Окутают теплом.
И обовьёт, врачуя
Мир ангела крылом.
ВЕТЕР С МОРЯ...
Ветер с моря. Вечность приносит, силу.
Только я давно уже в то не верю.
Вроде когда-то верным ты был и милым,
Все по кусочку скормлено времязверю.
Много следов натопчут на побережье,
Ты приходи распутывать, как в былое.
Знаешь, а я дождусь тебя, как и прежде,
Только… оно нам нужно теперь с тобою?
Все в пресловутой Лете... я тоже кану.
Может, помянем? Плесни-ка немного «Плиски».
Знаешь… да я и ждать тебя перестану.
Ветер сегодня с моря, и тучи низко.
Сергей Зоткин
(Краснодарский край)
ЛИНИИ
море сверкало выше
к морю стремились реки
губы ее улыбались
солнце ласкало веки
он впервые заметил
тонкий шрам на руке
откуда спросил коснувшись
не стоит она сказала
в том нету твоей вины
и повернувшись на бок
фигурой точь-в-точь совпала
с очертаньем случайно
набежавшей волны
_
видимое отвлекает
явь заслоняет тайну
и мы не обязаны верить
случайно иль неслучайно
и чьей терпеливой рукой
песчинки в часах песочных
лежащих горизонтально
разделены на две части
с точностью до одной
ПОРЯДОК СЛОВ
и когда он вернулся,
на столе все так же лежали газеты, нож
и половинка яблока.
молчали старые часы,
молчало радио.
то ли поздно уже - подумал он - то ли еще очень рано,
то ли просто выключен звук.
он сел на стул и долго слушал,
как падали в ванной капли из крана,
как едва уловимо для слуха в углу за иконою пел паук.
через какое-то время он встал,
потянулся на цыпочках,
снял звезду,
повертел в руках
и положил в сундук,
где хранились игрушки.
(он знал их наперечет)
затем он разделся, лег
и мгновенно уснул.
так закончился еще один год.
от времени бумага пожелтела,
изменился порядок слов,
главный герой умер
и усадьба его сгорела.
теперь тут зеленая роща
и поляна с цветами.
и умерший кажется больше,
чем когда бы он жил
рядом с нами.
…и никакого обмана,
потому что не только тюльпан,
но и воздух внутри тюльпана,
и столбик воды
стоит
рядом с пустым стаканом.
Юлия Гаврилова
(Украина)
ВЕЧЕРНЕЕ
Пусть каждый займется своим…
А мы, как обычно, под вечер –
Растопим камин. Помолчим,
Оставив ненужные речи.
Пусть в тающем абрисе дня,
В сгущенных тенях предвечерья
Проявятся – в бликах огня –
Пути неземного кочевья
Двух душ. И размеренный быт
Вдруг карточным домиком станет,
И молния чувства пронзит
Безмолвие нотного стана…
Пусть в форточку вечность сквозит,
Врачуя душевные раны,
И ветра шального визит
Расстроит насущные планы.
Пусть сотни надуманных фраз
Умолкнут в тиши многоточий…
И времени ветхий баркас
Потонет в безвременье ночи.
А МОЖЕТ, ВЕРНЕМСЯ В ТОТ ДЕНЬ?
А может, вернемся в тот день, что на cнимке,
В то старое фото?
О, как обаятельны те, что в обнимку...
Талантливый кто-то
Поймал этот миг, эту вечность – не важно…
На пару мгновений –
В тот воздух, в тот праздник, в тот дом двухэтажный,
В тот вечер осенний,
В ту необратимую нашу отчизну
Вернемся в обнимку…
Какие-то светлые, лучше, чем в жизни,
Те двое на снимке.
Валерий Пайков
(Израиль)
ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ
Вырвать у Времени пару свободных часов:
белое поле – тропинками несколько строк.
Память беременна – пальцами слышится зов
прошлого. По ветру веткою в прежний острог...
Форточкой хлопает ветер – бесстыжий совсем.
Запахом мёда, цветочным, томятся пруды.
Белыми хлопьями пух тополиный у стен,
возле комода, на книгах, в стакане воды.
Прожито прошлое. Снова пройти бы – испить.
Дома развалины прячут остатки узлов.
Родина брошена. Всё-таки, плохо просить.
Кажется, звали, но надо читать между слов.
Спрятать от Времени памяти чёрный ларец –
пара записок – по нынешним меркам, пустяк.
Не озарение – просто приходит конец.
Падают листья. И что-то ещё в Новостях.
МОЁ ОКНО
Тысячи окон. Какое там тысячи – сонмы.
Мне бы одно отворить. Метеоров жнивьё,
солнца ли локон, планет угасающих сон ли,
вечности дно рассмотреть, словно завтра своё.
Лестницей ржавой, подобно пожарной, гремящей,
я поднимусь, не надеясь на помощи гать,
не уповая на жалость, к вершине манящей.
Я не сорвусь. Мне бы только своё угадать.
Здесь мой Вефиль – существа все начала и глуби.
Только коснись – и откроется створка, скрипя.
Звёздная пыль тихой нежностью ляжет на губы,
синяя высь захлестнёт моё сердце, слепя.
Сброшу рубаху, символику свергнутых измов,
выжившим стоикам, чтобы идею допрясть...
Клевером пахнет. Вы слышите, пахнет отчизной.
Всё-таки стоило жить, чтобы с неба упасть.
Елена Шилова
(Москва)
БЕЛОШВЕЙНОЕ
Шелком шит подол у ночи,
осень лист кленовый точит,
в пяльцах – желтым – звёздок точки.
Баю-бай.
Тонко ушко у иголки,
шесть стежков – и будет ёлка,
три – снежинок крестик ломкий.
Вышивай.
Не смотри, что пальцам колко,
вдень покрепче нить в иголку,
вышей волка, даже волку
будет прок.
Пусть он, серый, лесом рыщет,
ищет заклинаний тыщи,
чтобы сны нам чей-то вышний
приберёг.
А пока – не спит иголка,
тонко ушко, утро – долго,
нить длинна и кривотолки.
Непокой.
Шьёшь ты сарафан подружке,
сверху – небо полукружьем,
а на небе – месяц дужкой
золотой.
Шей узор свой, белошвейка,
над подушкой сон развей-ка,
вышей счастья мне на бейке
ровно в край.
Шелком шит подол у ночи,
осень лист кленовый точит,
в пяльцах – желтым – звёздок точки.
Баю-бай.
БЕЗДЕЛЬНОЕ
Что делать в старости, когда твои года
годятся разве только на засолку?
Печалиться, пыль вытирая с полки?
Тихонько ждать, года твои когда
размоет несолёная вода?
Зачем? Ведь можно бросить к чёрту
пыль, полки, грядки, этот воздух спёртый
и очень обеспеченной мадам
растить горчицу в ласковом Дижоне,
подстричься коротко, издать пяток книжонок
(совсем малюсеньких, чтоб уместить в карманах),
наесться вдоволь переспелой манны
(что, говорят, в Дижоне завались),
с утра молочнику задвинуть о Дали
(слегка флиртуя, но о том – молчок!),
распутать на удилище крючок
и без забот, потягивая лесу,
ловить лещей за близлежащим лесом
(иль что там за леса у них в Дижоне?),
вернуться к завтраку домой, слегка пижоня,
нести улов на леске навесу,
(в лесу словить на воротник лису),
обмакивая в кофе круасан,
почитывать, что пишет Мопассан,
потом отправиться на пешую прогулку,
уйти подальше от столицы гулкой,
ловить кузнечиков, валяться на газоне,
цветы полить в растресканном вазоне,
когда под вечер, возвратясь домой,
наденешь платье с шёлковой каймой.
И просто жить, года ловя в сачок.
А что же делать в старости ещё?
Анна Людвиг
(Кельн)
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
тёплый ветер печаль и заботы куда-то унёс,
под ногами – пружинящий мох и невидимый вереск,
выйду ночью к реке, на пустынный, искрящийся берег
и войду в эту воду, парную и полную звёзд...
поплыву между ними, авось, доплыву до луны,
чуть дотронувшись пальцем, её осторожно поглажу...
и нырну с головой в совершенство ночного пейзажа,
распугав ненароком снующие стайкою сны.
присмотрю самый нежный, поймаю его под водой,
не придётся, наверное, даже забрасывать сети!
и, надеясь на то, что пропажи река не заметит,
принесу драгоценный подарок тебе, мой родной...
ПРОДОЛЖАЮ...
– Мы все здесь сумасшедшие, – произнёс Чеширский Кот, – я – сумасшедший, ты –сумасшедшая...
– А ты уверен, что я – сумасшедшая? – робко спросила Алиса.
– Если бы ты не была сумасшедшей, – объяснил Кот, – тебя бы здесь не было!
(Льюис Кэрролл. «Алиса в стране Чудес»)
Года летят безудержно и шустро,
За все ошибки получаешь «сдачи»,
А время, как таинственная куздра,
Бокрёнка также яростно курдячит.
Но душу обнажить – себе дороже!
И ты, с обворожительной улыбкой,
В тот миг, когда живьём сдирают кожу,
Воркуешь голоском влюблённой скрипки.
Все аргументы – просто детский лепет,
А в зеркале – давно уже чужая...
Но всякий раз на ум приходит Бекетт:
«Не в силах продолжать. Я продолжаю».*
* Samuel Beckett (1906-1989), ирландский писатель: «I can`t go on. I`ll go on»
Антон Бахарев-Черненок
(Пермь)
С ФИОЛЕТОВОЙ ПЕЧАТЬЮ НА СЕМНАДЦАТОЙ СТРАНИЦЕ…
С фиолетовой печатью
На семнадцатой странице
Будут все твои печали
Между прочим хорониться.
Перемножены на тыщу,
В худшем случае – на триста,
Историчней, чем Татищев,
Антикварнее Капниста…
Вся твоя литература
Будет буквой в алфавите.
…А какое было утро! –
И выдумывал эпитет,
Да такой, чтоб стало страшно!
А теперь легко и мятно.
И – прилипшая букашка
В слове «космос». Как занятно.
ВОКЗАЛЫ
Вырастал над землёю небесный вокзал.
Мы взбирались к вокзалу по лестнице шпал.
Озарялись его бело-синие своды,
Громыхали басы, рокотали аккорды.
Мы плелись кое-как в подъездной канители,
Раздавали, дремали и семечки ели.
И, скрывая всё небо, на нас наползал
Долгожданный земной, поднебесный вокзал.
А небесный – над городом плыл и сверкал.
И к нему, в небоскрёбах из чёрных зеркал
Отражаясь, летели дрожащие души…
Мы с вокзала домой возвращались по лужам.
Марина Павлова
(Москва)
НА 28 СТРОК
Дождем запахнут облака.
И вроде важно,
что недосказанность легка,
как змей бумажный.
А ветер к улице приник,
настроил скрипку.
Ты снова спрячешь в воротник
печаль-улыбку.
Подъездным эхом уголки
ступеней раня,
не отпускай моей руки
в своём кармане.
И, кажется, чуть-чуть, вот-вот –
и не расстаться.
Сюжета странный поворот –
в сплетенье пальцев.
Как будто время растеклось
кофейной гущей,
Как будто в сторону «авось –
благополучий»
глядит незримый Водолей,
сливая звезды
разлук и встреч в один ручей.
Еще не поздно.
Но чашка неба – водоём
с отбитым краем,
мы вновь друг друга узнаем,
когда теряем…
БОСИКОМ...
Босиком по краю крыши
ходит время голубком,
где мороженые вишни
стынут сахарным песком,
припорошенные снегом…
Кто-то телом в землю врос,
чей-то шаг остался в небе
и рассыпался в мороз…
Ветер флюгером пронизан,
наступает времялёт,
а у самого карниза
ангел семечки грызет...