БОР�С ЮСУПОВ — «ПР�ДВОРНЫЙ ФОТОГРАФ СОВЕТСКОГО СОЮЗА»

Он называет себя «придворным фотографом Советского Союза». Корреспондент Узбекского телеграфного агентства (УзТАГ — ТАСС) Борис Юсупов успел запечатлеть на фотопленку пять десятков монархов, президентов и руководителей СССР разных времен. Судьба забрасывала его в «горячие» точки, откуда он отправлял в Москву живую хронику человеческих трагедий. Распад громадного государства, занимавшего одну шестую часть суши, сопровождался погромами и насилием в разных его концах.
�стория того смутного времени еще не написана, не определены виновники и масштаб их преступлений. Но остались свидетели, увидевшие своими глазами боль и кровь сотен людей. Наш сегодняшний собеседник — один из них. Он имеет свою точку зрения на причины конфликтов, названных «межнациональными», по его мнению, ошибочно.
По просьбе агентства «Фергана.Ру» с Борисом Юсуповым беседует член Экспертного Совета Р�А Новости Санобар Шерматова.

ФЕРГАНА. �ЮНЬ 1989 ГОДА
Мы уже писали о так называемых «ферганских событиях», со дня которых в июне текущего года исполнилось двадцать лет. Тогда в Ферганской области Узбекской ССР произошли массовые столкновения и погромы, в ходе которых жестоким нападениям подверглись месхетинские турки. Власти организованно вывезли тысячи пострадавших в другие регионы Советского Союза, а в течение последующего года Узбекистан покинули почти все этнические турки — более 90 тысяч человек.
— Вы помните, как началась ваша командировка в район конфликта?
— Четвертого июня, когда в Фергане заполыхали дома, был выходной день, а в понедельник я уже летел туда спецрейсом из Ташкента с сотрудниками МВД. На самолет помог попасть мой андижанский земляк, работавший заместителем министра внутренних дел республики. Он сумел включить мою фамилию в список пассажиров этого спецрейса. Не забуду чувство, охватившее меня, когда самолет стал приземляться. Окраины этого зеленого и ухоженного города полыхали пожаром, как в кадрах военной хроники. Лица моих спутников побледнели, никто не ожидал увидеть подобное. Это сейчас мы привыкли к насилию и войнам. А представьте себе советских людей, видевших войну только в кино. Было от чего впасть в шоковое состояние.
Нас встретили, и под охраной милицейского сопровождения повезли в штаб УВД. Можно сказать, мне опять повезло, начальником УВД оказался генерал Ю., мой хороший знакомый по Андижану. Раньше он служил в КГБ, имел боевое прошлое: в составе спецназа брал дворец Амина в Афганистане. В Андижане комитет госбезопасности и редакция «Андижанской правды», где я работал, располагались в одном здании. Так что мы друг друга хорошо знали.
Земляки в наших краях, больше, чем родственники. Конечно, помощь с его стороны была мне гарантирована. Вопрос был — как же мне работать? Появиться с фотокамерой перед разъяренной толпой означало обречь себя на верную гибель. Сначала мне предложили броневик, но один из офицеров предупредил: машину сожгут, как только окажемся в расположении боевиков. В итоге остановились на микроавтобусе, в качестве сопровождения выделили шестерых сотрудников милиции.
— Как происходили уличные бои?
— Как я узнал, солдаты внутренних войск применяли тактику оттеснения и рассеивания групп погромщиков и поджигателей. Не стреляли, не задерживали. Просто перекрывали собой подходы к домам, где проживали месхетинцы. К одной такой группе мы и подъехали. Все солдаты были вооружены щитами, огнестрельное оружие имелось, но действовал запрет на его применение. Даже патронов к личному оружию не выдавали.
Напротив колонны солдат стояла толпа молодых людей, державших в руках цепи, колья, железную арматуру. Снимать их на камеру было опасно, я мог спровоцировать атаку. Поэтому договорились так: я спрятался за спинами бойцов, которые на счет «раз-два-три» отодвинули в сторону щиты, открыв для меня прямой обзор. Я должен был успеть за считанные секунды щелкнуть несколько снимков. В тот раз все вышло удачно.
Однако на второй день надо было искать другие ракурсы для съемок. � тогда мне нашли надежного человека, водителя, знающего город. Его задача заключалась в том, чтобы поставить машину в удобной для меня позиции. А я делал снимки прямо из салона автомобиля. Рискованно, но нам это сошло с рук.
— Какая обстановка была в городе?
— Было тревожно. Поджоги домов продолжались день и ночь. Местные милиционеры, опасаясь за свои жизни, не принимали участия в защите месхетинцев. Боевикам были известны их адреса, и любой шаг с их стороны мог стоить жизни не только самим сотрудникам УВД, но и их родственникам. В этой ситуации Фергану спасли введенные из Андижана силы милиции. Они брали под контроль районы города.
Места, где успели побывать погромщики, являли собой ужасающую картину. Как только гасли пожары в одном районе, вспыхивало в другом. Я впервые в жизни видел насилие в таких размерах. Действия погромщиков отнюдь не были спонтанными. Это было хорошо спланированное и организованное преступление против мирных людей. Мне в голову не могло прийти, например, что таких безобидных птиц, как голуби, можно приспособить для раздувания пожаров. Голубей поджигали, они в панике садились на крыши частых домов, и те загорались. Я уже не говорю о других приспособлениях, из которых самым простым, пожалуй, был коктейль Молотова — керосин или бензин в бутылках.
На пепелище большого дома с просторным двором и почерневшими от огня деревьями я обнаружил фотографию маленького мальчика. Знаете, раньше было модно ставить детей на стул и так фотографировать. Тело ребенка на снимке было аккуратно прострелено одной пулей. Не случайный выстрел, в изображение ребенка целились.
Я положил снимок в нагрудной карман, и он мне, кажется, прожег сердце. Не могу забыть другой свой кадр — раздавленный в грязи и крови хлеб. Вы знаете, как в Средней Азии относятся к хлебу. Большой грех просто наступить на него ногой. Любой прохожий поднимет с земли кусок лепешки и оставит его в стороне, чтобы птицы могли склевать. Смешавшийся с грязью и кровью хлеб для меня лично был как сигнал SOS, крик о помощи. Человеческие ценности были попраны, растоптаны и уничтожены.
Этот снимок, как и множество других, я отправил в Ташкент, и они были вывешены в центре города, где тогда стояла витрина ТАСС.
— Вам было известно, какие меры предпринимали власти?
— В Фергану прилетали Нишанов, первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Узбекистана, и министр внутренних дел СССР Бакатин. Они провели бюро обкома партии, на котором Нишанов устроил разнос руководству и силовикам. Затем они улетели в Москву, и Нишанов, на съезде народных депутатов, рассказал всему советскому народу о «тарелке клубники», из-за которой вспыхнула ссора на базаре.
Слышать это нам, находящимся в эпицентре событий, было странно. Масштабы беспорядков увеличивались. Вот уже пришла оперативная информация, что в Коканде заготовлены горы камней. Я уже ехал туда, когда вдруг последовала команда «назад». Оказалось, из Москвы летит Николай Рыжков, председатель Совмина, и секретарь ЦК КПСС, депутат и бывший глава КГБ Виктор Чебриков. Поехали с ними в лагерь беженцев. Всех месхетинцев к тому времени эвакуировали на полигон, под охрану воинской части. Но оказалось, что въезд в палаточный городок охраняют еще и члены созданного беженцами штаба. У них оказались к нам, двум журналистам, вопросы. Спросили про мою национальность. «Еврей». «Можете проходить». А моего друга, тоже корреспондента УзТАГ, пропустить отказались. Как объяснили, ни одного узбека в лагере быть не должно. Тогда я заартачился и заявил, что отказываюсь от посещения лагеря. В итоге разрешение для моего коллеги было получено.
Представьте — лето, жара, пыль, недостаток медикаментов, еды. � полное отсутствие информации. Понятно, что люди, пережившие потерю близких, увидевшие, как сгорает на их глазах все, что было нажито, встретили посланцев Москвы агрессивно. Рыжков взобрался на импровизированную трибуну, чтобы его услышали все собравшиеся, и начал говорить. Его перебивали выкриками и вопросами. Рыжков пообещал, что всех беженцев вывезут в безопасное место и обустроят. «Где гарантии, что выполните обещание?» — крикнули ему. Рыжков оглядел стоящих вокруг него людей и вдруг указал на нас: «вот журналисты, они все завтра напишут в газетах, это и есть гарантия». � люди ему поверили. Забегая вперед, скажу, что Рыжков обещание выполнил: беженцев эвакуировали в Россию. Но еще много лет турки-месхетинцы добивались возвращения в родные места в Грузии и так не добились. В конце концов, правительство США приняло решение принять всех месхетинцев.
Я уже упоминал, что в палаточном городке командовал свой штаб. Начальником у них был среднего возраста человек, одетый в форму военного летчика. Не думаю, чтобы он был военным, скорее всего, его одели уже в лагере. Фамилии его, к сожалению, не запомнил. У нас с ним состоялся обстоятельный разговор насчет причин погромов. Я уже к тому времени и сам понимал, что такие масштабные акции не могли происходить из-за вспыхнувшей вдруг неприязни узбеков к туркам, как тогда многие пытались объяснить. Месхетинцы жили в Фергане почти полвека, были мусульманами, как и коренное население. Если учесть, что в этих местах мирно сосуществовали представители различных религий, становилось ясно — правду надо искать в другом месте.
Так и оказалось. Начальник штаба рассказал, что в Шахимардане (горный городок на юге Ферганской долины. — Прим. автора) на слете мафиозных групп со всего СССР было решено организовать погромы богатых еврейских домов. А исполнителями должны были выступить турки-месхетинцы. По словам моего собеседника, представители месхетинцев от этого предложения отказались. «Тогда сожжем вас» — был ответ.
Обещание прозвучало устрашающе и было воспринято всерьез. Мой собеседник обратился в местный КГБ, обком партии. Но там сказали «Что вы панику развели, сидите тихо, никто вас не тронет». Несмотря на такие заявления властей, месхетинцы чувствовали себя в опасности. Четвертого июня с утра все они были на улице: ждали погромов. Милиция их успокоила и направила по домам. «Не создавайте паники, видите, в городе спокойно». � когда под вечер месхетинцы вернулись в дома, в кварталы, где они жили, въехали машины с боевиками, и началась вакханалия.
— Выходит, причина погромов турок-месхетинцев — месть за неповиновение?
— Получается так. Я поверил этому человеку потому, что сам уже многое увидел. Организация погромов была четкая. Дома узбеков были обозначены специальным знаком, и их не трогали. А если семья была смешанная, к примеру, муж узбек, жена-турчанка, то дом сжигали наполовину. �спользовались отвлекающие маневры. Где-то загорался дом, силы МВД бросали туда, а толпы боевиков устремлялись в другой район.
Ситуацию усугубляла нерешительность властей. Оружие не применяли, но когда бойцы МВД из числа прошедших афганскую войну спецназовцев пообещали без оружия утихомирить город, им отказали. Только после того, как первый секретарь [Ферганского] обкома партии Юлдашев позвонил секретарю ЦК КПСС Егору Лигачеву, поступила команда ввести в Фергану войска. Тогда уже пошли жертвы среди погромщиков. Но если бы не эта мера, там развернулась бы настоящая бойня. Боевики не один раз предпринимали попытки прорваться в лагерь беженцев, их каждый раз останавливали солдаты.
Тот разговор с начальником штаба беженцев закончился предупреждением. «В течение года вы, евреи, будете сожжены, — сказал он. «Мафия приказов не отменяет».

ПОГРОМЫ, О КОТОРЫХ НЕ УЗНАЛ М�Р
— Спустя год, на майски праздники приезжаю в родной Андижан. � не узнаю его, — продолжает свой рассказ Борис Юсупов. — Улицы те, люди знакомые. Но вот ощущение опасности меня не оставляет. Пахнет грозой, как в Фергане. Мама и жена надо мной смеялись, когда я говорил, что могут произойти погромы. Как-то я видел страшный сон, что прячу семью в огороде среди помидоров. А вокруг все полыхает. Так вот все сбылось. Действительно пошли поджоги домов, сгорел детский сад, здание городской прокуратуры, ЦУМ, цеха и магазинчики, принадлежавшие евреям. Пострадали и армяне. � я в реальности прятал родных в огороде среди спеющих помидоров.
Нам повезло, по соседству жил прокурор, и нашу улочку спасли от пожаров. В Андижане не убивали. Люди умирали от инфарктов. Но в остальном все походило на ферганские погромы. Орудовали ребята по 17-18 лет, входившие в банды. Они были интернациональными, узбеки, татары, были даже еврей и армянин. Эти, видимо, поставляли информацию.
— С какой целью поджигали дома?
— �сключительно с целью наживы. Дом стоил, предположительно, 200 тысяч рублей, за него предлагали 10 тысяч. Предупреждали, «иначе — сожжем». Кто-то соглашался. А отказавшиеся впоследствии сильно пожалели. Мафиозники скупали дома целыми улицами. В Асаке (город в Андижанской области. – прим. автора) лидер уличных группировок отказался заниматься поджогами. Его нашли в Сочи и убили. Мафия такое не прощает.
— В сущности, происходил преступный передел собственности?
— Совершенно верно. Время-то было какое! Страна распадалась, финансовая система оказалась на грани краха. У мафии были хорошие информаторы. Помните реформы министра финансов Павлова, враз сделавшие нищими миллионы людей? Деньги уже ничего не стоили. А земля и дома всегда будут в цене. Вот суть конфликтов, которые почему-то называют «межнациональными». К народам эти кровавые деяния не имеют никакого отношения. Власть была слишком слаба, чтобы контролировать ситуацию и удержать криминал в узде.
Я чувствовал, что Узбекистан раскачивают. Назначение �слама Каримова я воспринял как временное. После смерти Шарафа Рашидова, ареста �намджана Усманходжаева (первого секретаря ЦК КП Узбекистана. — прим. автора) по известному «хлопковому делу», перевода Рафика Нишанова в Москву следовало ожидать продолжения кадровой чехарды. Но Каримову, как ни странно, удалось взять ситуацию в свои руки. Удержал. Если бы не это, кровавый передел мог бы иметь продолжение.
— В те годы в ходу были версии о причастности национально-демократической оппозиции к этим событиям. Что вы думаете по этому поводу?
— Вряд ли оппозиция, даже будь у нее такие намерения, смогла бы организовать все это. Вспомните, кто входил в оппозиционные партии и движения – доктора наук, писатели, студенты. Не тот контингент. В конфликтах была задействована жесткая организация, полностью игнорировавшая власти и поставившая цель обогатиться.
Некоторые оппозиционеры потом говорили, что они выступали против погромов в Фергане. Возможно. Я видел имамов, старавшихся отговорить поджигателей. Они были в толпе, взывали к религиозным чувствам молодых людей. Я слышал своими ушами, как один имам приводил наизусть суры из Корана, убеждая, что ислам выступает против насилия. В Андижане я еще раз убедился, что погромы и поджоги не имеют отношения ни к межнациональным отношениям, ни к религии.
— Вам удалось в Андижане сделать снимки?
— Конечно. Но с ними произошла странная история. В отделе фотохроники УзТАГ мне заявили, что съемку отправлять в Москву запретили. Как так? Я с риском для жизни делал эти фотографии… Короче, я сам позвонил в ТАСС, объяснил ситуацию и попросил, чтобы они затребовали фотографии. В этом случае наши не имели права держать их у себя. Так и произошло, фото ушли в Москву. Они были опубликованы за рубежом, но не появились на ленте ТАСС. Оказывается, Каримов попросил, чтобы об андижанских событиях в центральной прессе не упоминали. �мидж Узбекистана после ферганских погромов и так был сильно подпорчен. Вот так, съемка ушла в архив. А я получил телеграмму от руководства ТАСС, где меня благодарили за хорошую работу в экстремальной ситуации, и упоминали, что снимки не были опубликованы по просьбе руководства Узбекистана.
Но на этом история не закончилась.

РќРђ Р—РђРџРђР”
«Наверху» не простили самоуправства с отправкой фотографий. Решено было выгнать меня из партии. А я в ней никогда не состоял. Начальники наверху пришли в ярость: как, работает в таком месте, имеет специальный доступ, и не коммунист? Директор УзТАГа Сулейманов был уволен. Хороший мужик, мы с ним дружили. В последний день выпили в его кабинете, попрощались. А я пошел писать заявление об уходе. Не мог оставаться, когда из-за меня человек лишился работы. �, честно говоря, понимал, работать мне не дадут.
Взвесив все обстоятельства, я решил уехать на Запад. У меня не было никакой уверенности, что погромы евреев не продолжатся в других местах, а жить под дамокловым мечом не очень приятно.
Решения принял, но как это сделать? У меня был спецдопуск, я состоял на особом учете в КГБ. В то время таких, как я, за границу не выпускали. Приехал в Москву. Не буду посвящать вас во все подробности, как я в 1990 году пробивался к израильскому консулу. Рассказываю ему про еврейские погромы в Андижане. А он говорит «этого не было». Действительно, ведь в прессе ничего об этом не писали. Рассказываю, вот снимки, я работаю в ТАСС. А он — «евреев в ТАСС не берут». Вот и говори с ним.
В конце концов, он мне поверил. Кстати, годом ранее я был в американском посольстве и беседовал с американским консулом, как сейчас помню его имя — Роберт Соренсон. Я показал ему фото турок-месхетинцев и сказал, что следующими будут евреи. Под впечатлением от моего рассказа он вручил кипу анкет с тем, чтобы я заполнил на всех евреев, которые хотят выехать в США. Вот так случилось. Пробил я моим землякам дорогу в Америку. Они показывали мои фотографии сожженных домов, после чего им оформляли анкеты.
Богатство, что я вывез в США, составляло 20 тысяч негативов моих снимков. Я устроил шесть выставок в США, в Цинциннати, где я сейчас проживаю. Без лишней скромности могу сказать, что они перевернули представление американцев об СССР. Про Россию обычный житель американского городка знает, что там ходят медведи. Про Узбекистан они слышали, что это страна расположена рядом с Афганистаном. � когда увидели на фотографиях современные жилища, лица людей, промышленные объекты, такие, как ядерный реактор и гелиоустановка в институте изучения Солнца в Ташкенте, то были поражены.
Отдельные фотографии из моего архива я опубликовал в газете «Русский акцент» (издание медиагруппы Континент), представителем и фотокорреспондентом которой я являюсь уже более десяти лет.
— Чем Вы, кроме фотографий, занимаетесь?
— Обзавелись с женой маленьким рестораном в Цинциннати, назвали его «Красная площадь». Вот для него хочу из Москвы увезти советские плакаты и фотографии военных лет. В Америке считают, что Вторую мировую войну выиграли американцы. Меня это, честно говоря, достало. Пусть хоть клиенты моего ресторана узнают правду.
— Вы снимали своим объективом монархов и президентов. А какими вам запомнились руководители Узбекистана?
— Шараф Рашидов, которого я много снимал, говорил размеренно, тихо, никогда не повышал голоса. Сам был когда-то журналистом, и нашу работу понимал. Как-то в кабинете перед съемкой я попросил Рашидова: «Развернитесь, пожалуйста». Помощник зашипел: «Что ты себе позволяешь?» Рашидов услышал, подошел, спросил: «Вы Юсупов? Покажите, как встать». Помощник от этих слов побледнел.
Вот еще случай. На одном из курултаев женщина пыталась пробиться к Рашидову, стала кричать, что ее сына убили, а преступник ходит на свободе. Рашидов сошел с трибуны и пошел к ней. Выслушал, все, что она говорила. На следующий день начальник милиции, на которого жаловалась женщина, был уволен.
Вообще история моего появления в УзТАГе связана с Рашидовым. Я трудился в «Андижанской правде» и сотрудничал с центральной «Правдой». Тогда это была газета номер один. Ее читала вся страна и конечно, все партийные руководители. � вот в одном из номеров появляется моя фотография: изрезанная глубокими трещинами земля, водовод, на котором выведена надпись «Здесь будет хлопок!». Помню, как во время съемки просил летчиков развернуть самолет так, чтобы попасть в удачный ракурс.
Оказывается, заметил фотографию и Рашидов. Страна большая, и снимки из Узбекистана не так часто попадали в главную газету страны. Стали искать автора. Нашли полного тезку, он работал в аппарате ЦК и иногда писал статьи. На одной из встреч Рашидов пожимает ему руку и благодарит за снимок в «Правде». А тот ничего не понимает. � уже этот Юсупов решил найти настоящего автора фотографии. Так меня представили к ордену Трудового Красного Знамени. Директор того совхоза, где я проводил съемку, стал первым секретарем райкома партии. А Усманходжаева, работавшего первым секретарем обкома партии, перевели в Ташкент, он стал председателем Президиума Верховного Совета Узбекистана. Откуда, спустя время, после внезапной кончины Рашидова, получил назначение на должность первого секретаря ЦК КП Узбекистана. Вот такие чудеса происходили в нашей стране!
Одна фотография изменила жизнь многих людей. Меня переманили в УзТАГ. А снимок зажил своей жизнью. С него началось создание музея целинников. На фото оставили свои подписи те, кто обводнял засушливые земли. Странная все же была наша страна СССР. Много было хорошего. � плохого…
Записала Санобар ШЕРМАТОВА
Фотографии предоставлены Борисом Юсуповым. Все права принадлежат автору.

«Фергана.ру» — «Континент»