ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ОКТЯБРЯ

ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ОКТЯБРЯ

Юрий БОРИН

Минула очередная годовщина «Великой Октябрьской революции». Услужливая память демонстрирует картинки многолюдных шествий под красными знаменами и портретами любимых вождей. И еще — многочисленные воспоминания участников октябрьских событий 1917-го о штурме Зимнего дворца. Воспоминателей было — пруд пруди. Каждый из них жаждал рассказать о том вкладе, который он внес в революцию. Каждый рвал на себе рубаху, повествуя о том, как он лично штурмовал Зимний дворец.
Между тем всё было по-будничному просто. Секретарь Петроградского военно-революционного комитета Антонов-Овсеенко во главе небольшого отряда матросов и красногвардейцев беспрепятственно вошел в зал заседаний Временного правительства и громогласно объявил об аресте министров.
Ни юнкера, ни женский батальон, охранявшие Зимний дворец, не оказали отряду ни малейшего сопротивления. Да и арестованных членов правительства сначала действительно отправили в Петропавловскую крепость, а затем выпустили под честное слово, после чего они вскоре уехали за границу. А сам премьер Керенский, якобы переодевшись в женское платье, тоже сбежал за рубеж.
Тем не менее, вся эта история обросла невероятным количеством кинематографических подробностей. Арест Временного правительства превратился в «штурм Зимнего дворца», холостой выстрел крейсера «Аврора» стал мощным «Залпом ‘Авроры’», а захват власти чудесным образом трансформировался в «Великую Октябрьскую социалистическую революцию». Между тем Троцкий, который собственно и организовал этот переворот, доложил тогда Петроградскому совету: «Нам неизвестно ни об одной человеческой жертве»…
Правда, Троцкий был не совсем прав — жертвы были. Дело в том, что дворцовые подвалы, наполненные бочками с вином, были взломаны и несколько десятков перепившихся участников «революции» попросту захлебнулись в этом вине.
Однако, вопреки легендам, в «пролетарской революции» сам пролетариат сыграл весьма скромную роль (если не считать погибших в винных подвалах). Главными же двигателями истории были солдаты и матросы, которым осточертела война. Тем более, что большевики, не скупясь на посулы, обещали, во-первых, дать крестьянам землю, о чем мечтали солдаты, которые в большинстве были из крестьян, а во-вторых, заключить мир. Кстати, Брестский мир, который все-таки был заключен по настоянию большевиков, сам Ленин назвал «похабным», потому что Германии был отдан изрядный кусок бывшей Российской империи.
Да, Великая Октябрьская революция, как это ни странно, была действительно самой бескровной среди всех совершенных до этого в мире революций. Моря крови пролились позднее — стараниями победителей-большевиков. Самого Антонова-Овсеенко в 30-е годы расстреляли, а организатора переворота Троцкого объявили главным врагом народа и убили в Мексике, где он скрывался от своих бывших соратников.
Но у меня на сей счет есть и кой-какие личные воспоминания. В конце 60-х годов, когда я работал в газете «Ленинградская правда», в редакцию пришло письмо читателя. В нем говорилось, что бывший матрос Ядров, разъезжающий по клубам и домам культуры с воспоминаниями о своем участии в штурме Зимнего дворца, «допускает некоторые неточности». Например, писал автор письма, Ядров рассказывает, что во время жестоких боев на Дворцовой площади революционные солдаты и матросы использовали против белогвардейских броневиков не просто гранаты, а связки гранат. “Но ведь связки гранат, — писал недоумевающий читатель, — и это известно из всех военных источников, впервые были применены во время Великой Отечественной войны».
Занявшись этим вопросом, я посетил находящийся в Ленинграде Архив Октябрьской революции и нашел там все необходимые бумаги. В частности, списки матросов Петроградской базы Балтийского флота. Поразительно, но в архивных документах говорилось буквально о каждом моряке — кто из матросов где находился и что делал. Нашел я там и фамилию Ядрова.
Действительно, он в 1917 году служил писарем на Балтийском флоте. Но в те октябрьские дни команда писарей находилась в охраняемой казарме, а оружие было надежно спрятано в оружейной каптерке под замком. Ключ же был у старшины, который вовсе не сочувствовал большевикам. Теперь вопрос читателя следовало задать самому Ядрову. Я разыскал его по телефону и пригласил в редакцию.
Начал с того, что спросил:
— Правда ли, что матросы бросали под белогвардейский броневик связки гранат?
— Точно, — ответил Ядров. — Матрос Митин бросил связку.
— Вы не ошибаетесь? Ведь, специалисты утверждают, что связки гранат впервые были применены в Отечественной войне.
— Не может такого быть! — возмутился мой собеседник. — Как сейчас помню — подкрался Митин к белогвардейскому броневику и ка-ак жахнет...
— Разве на Дворцовой площади стоял белогвардейский броневик?
— А как же! Об этом даже в фильме есть...
— Это верно,— сказал я,— фильм я тоже смотрел. Ну, а вы-то сами были в тот день на Дворцовой?
— Я? — еще больше удивился Ядров. — Да я там как раз рядом с Митиным в засаде лежал!
— С винтовкой?
— Конечно!
— Но ведь, насколько я знаю из документов, на Дворцовой площади боев не было, а все оружие вашей команды писарей было закрыто на замок. И ключ был у старшины команды.
— С чего вы это взяли?
Я показал ему выписку из архива.
Ядрову стало не по себе. Он начал мямлить, что справка, мол, фальшивая, мало ли что там в архивах напишут...
Тогда я показал ему еще один документ о том, что он вообще не выходил из казармы в тот знаменательный день, как, впрочем, и в течение последующих. Ядров заявил, что он этого так не оставит.
После публикации фельетона (который назывался «Как это было») Ядров публично больше не выступал. Но, как видно, мой герой все же пожаловался «наверх». И через некоторое время меня по совокупности преступлений по указанию обкома партии изгнали из редакции «Ленинградской правды». Разумеется, за попытку подрыва одного из важных краеугольных камней советского государства.
Партия бдительно стояла на страже советской мифологии.