КАК АНТ�СОВЕТЧ�К АНТ�СОВЕТЧ�КАМ

Авигдор ЭСК�Н

Друзья свели меня с Александром Подрабинеком осенью 1990 года — без малого двадцать лет назад. Это был мой второй визит в СССР после репатриации в �зраиль в январе 1979 года. Александр выпускал уже тогда «Экспресс-хронику». Он сидел в каком-то подвале, где запах дешевого курева смягчал вонь от протухших труб. Скромный и замкнутый, Подрабинек смотрелся все еще как революционер в свитере, хоть диссидентам позволено уже было выйти из подполья и говорить вслух. Но он, как мне показалось, не хотел расставаться с диссидентским бытом. Подрабинек был со мной подчеркнуто холоден и не преминул подчеркнуть в разговоре неоднократно, что не имеет никакого отношения к �зраилю и его проблемам. Его интересовали только нарушения законности на территории СССР и их разоблачение.
Мы расстались чужими людьми и больше не встречались. Своим друзьям я сказал тогда, что Подрабинек живет прошлым и почти насильственно пытается наложить свою прошлую борьбу на новую реальность, требующую обновленного подхода. Это было верно тогда и — тем более — сейчас.
Диалог с Александром Подрабинеком должен происходить в инаковом режиме, нежели с его современными либеральными единомышленниками — в недавнем прошлом прихлебателями советской системы, а ныне — лакеями потребительского тоталитаризма. Подрабинек был из тех, кто «вышел на площадь». Он провел в лагерях и ссылках свыше восьми лет. За то, что вступался за преследуемых и обездоленных, за гонимых и верующих.
Сегодня мы видим пороки и слабости диссидентского движения. Были там и выгодники, и западники, были и заступавшиеся безразборно за бывших полицаев и прочих человеконенавистников. Но при целостном охвате мы придем к выводу, что основным направлением диссидентского движения было неприятие государственной лжи и защита гонимых и преследуемых. Мы обнаружим там немало мужества и благородства. Мы не найдем там никакого ориентира на будущее и никаких идей реального исправления общества.
Сам я не был чужд этому движению изначально, но быстро ушел в сторону Сиона и �ерусалима. При этом не могу не назвать себя человеком «из антисоветского прошлого». Это объединяет меня с Подрабинеком. Однако в новое время мы размежевались полностью. Александр отвернулся от Сиона, ушел в православную веру и продолжает путь диссидента в России, заменяя любовь к ней на раздраженное отринутие обиженного и озлобленного. Я же построил дом в �ерусалиме и, укоренившись в Сионе, научился смотреть на Россию с любовью, избавившись от накипи старых обид.
Пря Подрабинека с ветеранами по поводу названия закусочной была бы расценена нами как очередная банальная перебранка на почве денежных интересов, не напиши Подрабинек того, «чего терпеть без подлости не можно». Оторопь взяла меня, когда я прочитал следующее: «В Советском Союзе кроме вас были другие ветераны, о которых вы не хотели бы ничего знать и слышать — ветераны борьбы с советской властью. С вашей властью. Они, как и некоторые из вас, боролись с нацизмом, а потом сражались против коммунистов в лесах Литвы и Западной Украины, в горах Чечни и песках Средней Азии».
Подрабинек пишет о бандеровских недобитках и «лесных братьях» в Прибалтике как о настоящих героях эпохи, которых он противопоставляет ветеранам Великой Отечественной Войны. Трудно поверить, чтобы не знал он о полной несостоятельности мифа о противодействии нацистам со стороны украинских и прибалтийских националистов. Нет сведений ни об одном факте нападения этих «партизан» на солдат Гитлера. Немцы иногда карали этих разбойников за чрезмерную жестокость. Украинские изверги порой были столь ретивы в истреблении евреев или поляков, что немцы наказывали их, ибо у немцев во всем должен был быть порядок.
Сражавшиеся в лесах Западной Украины и Прибалтики душегубы могут быть смело названы самыми кошмарными преступниками в истории человечества. Они вызывали возмущение у извергов СС за излишнее дикарство. Если и заслуживает упрека сталинский режим в этом вопросе, то за вопиющие двойные стандарты, когда своих пленных наказывали жестоко, а прибалтийских фашистов милосердно оставляли на свободе. В этих местах Сталин почему-то проявил себя мягким и всепрощающим…
Нельзя терпеть без подлости слов Александра Подрабинека. Они написаны в контексте подлого решения ОБСЕ, пытающегося приравнять героев-победителей к немецким изуверам и их пособникам. Это попытка переписать историю в целях установления нового мирового порядка. Ярким примером такого подлого ревизионизма являются бесноватые выступления Ахмадинежада, в которых он не только отрицает Холокост, но и вещает всему свободному и безграмотному миру о том, что во Второй мировой войне погибло всего два миллиона солдат. Он пытается поставить под вопрос право �зраиля на существование именно через фальсификацию истории.
Как антисоветчик антисоветчику я говорю Подрабинику: покайся! Ты осмелился назвать героями тех, кто отправлял в газовые камеры и закапывал живьем евреев. Ты оказался в одном ряду с Ахмадинежадом и прочими фальсификаторами и облыжниками. � не оправдывайся тем, что совсем еще недавно советские пропагандисты тоже увлекались фальсификацией и переписыванием истории. К примеру, они упорно скрывали, что деревню Хатынь уничтожили украинские изверги, списывая их преступления на карателей СС. Но разве их ложь оправдывает твою ложь? Да и масштабы кривдоплетства другие.
Александр Подрабинек, покайся. Покайся и вернись к своему народу. Путь ассимиляции и космополитизма привел тебя к тому, что ты сам начал жить по страшной лжи. Ты ведь любишь Галича? Вспомним его песню:
� все мы себя подгоняем: Скорее!
Все ищем такой очевидный ответ,
А может быть, хватит мотаться, евреи,
� так уж мотались две тысячи лет?!
Через год после встречи с Подрабинеком я написал статью «Сион и Россия: перспективы», после которой Венедиктов поклялся, что покуда он жив, «Эхо Москвы» не даст мне ни минуты эфира. Он сдерживает пока свое слово. Там я писал, среди прочего: «Участие евреев сегодня в российской политике имеет дополнительные негативные стороны, помимо греха неразумного использования собственного потенциала. Речь идет о несомненно талантливых людях, искренне желающих добра этой стране, но не способных понять до конца ее проблемы в силу отсутствия у них каких-либо глубинных корней. Рвущийся сегодня в «Демократическую Россию» интеллигентный и идеологизированный, преданный идее сорокалетний еврей подсознательно несет в себе боль и гнев по отношению к той стране, которая жестоко попирала его права на протяжении долгих лет. Он жаждет свободы, улучшений в экономике, полного прекращения дискриминации. Натерпевшийся унижений со стороны советского тоталитаризма и антисемитизма, он очень хорошо знает, чего он не хочет, но едва ли может предложить конструктивную программу оздоровления духа России… Знакомый нам тип обрусевшего еврея, встречающийся на политических собраниях различных организаций с приставкой «демократический…» может быть чутким и порядочным человеком, идеалистом и бессребреником. Однако он никогда не сможет предложить правильный рецепт страждущей России, ибо даже себе самому не нашел лекарства от беспочвенных метаний. Как может он помочь другому народу встать на путь духовного обновления, если сам он не нашел пристанища своей мятежной натуре?»
Галич взывал три десятка лет назад. Сам не пересилил ассимилянта и либерала в себе, но взывал искренне, благородно и пламенно. К сожалению, его соратники выдернули из его творчества только досадный промах, когда призывал бояться того, кто знает, как надо. А главного не услышали.
� уж подавно не услышали меня, хоть подметил в них лучшее и горестное. Но не думал, что дойдет кто-то из них до оправдания убийц наших родных. Может, пришло время одуматься? Прошу вас как еврей евреев, как бывший антисоветчик антисоветчиков.