СПАСТ� ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Edward Tesler, Ph. D.

Люблю бокс. Сидишь в зале, смотришь на ринг, а морду бьют почему-то не тебе, а другому. Василий Кошкин («От лауреата слышу», Обзор, 19 октября) ядовито и вполне заслуженно издевается над семейными дрязгами экономистов. Но не всё ведь смешно. От экономических экспериментов власти подопытным мышам (это нам с вами, уважаемый читатель) худо приходится. Чтобы снова не оплошать, когда по четным (и особенно високосным) годам нас спрашивают, кому эту власть вручить, совсем не вредно голосовать с пониманием экономических последствий
Всякое живое существо специализировано, отсюда и поговорка: как рыба в воде. �, как та же рыба, погибает вне своей природной биониши. Универсальные органы человека, рука и мозг, вывели его оттуда — но пришлось ему взамен создать свою искусственную, вне которой он существовать не может. Но может менять её соответственно потребностям. Это и есть экономика. Первобытный строй он сменил на рабство. Потом на феодализм. �, наконец, придумал капитализм. Неравенство распределения сохранилось, но стало неантагонистическим.
Зато появились кризисы, депрессии, рецессии. � желание понять их причины и, если удастся, от них избавиться. О том и спорят высоколобые. Кое-что, конечно, неоспоримо. Причиной кризисов капиталистической экономики является сама основа этой экономики. Цель капиталиста — прибыль, и единственный способ её получить — это продать побольше и поскорее. Опередить конкурента. Подстегивать потребление рекламой. �зыскивать новые потребности, дельные и не очень: многие ли из водителей, покупателей, прохожих с приклеенными к уху карманными телефонами действительно решают не терпящие отлагательства проблемы? Культивировать моральный износ: выбрасывайте прекрасно работающие вещи, у Джонсов модель поновее. Производство растет, предложение превышает спрос, и многое остается непроданным. Вот и кризис перепроизводства Приходится тормозить, увольнять рабочих, замораживать ресурсы. Не очень приятно, если шофер всё время жмет то на тормоз, то на акселератор, но иначе он просто не умеет.
Но это ещё не всё. Капиталисту не всякий спрос нужен, а только платежеспособный. Деньги, как любые товары, можно продавать или сдавать в аренду, только арендная плата называется «процентом». Займы, ипотеки, кредитные карточки — это разные формы аренды денег. По видимости, наращивают платежеспособный спрос, но в действительности создают лишь иллюзию его. Превращают менее имущих в платежеспособных покупателей, что очень полезно для товарного рынка, а потом в несостоятельных должников, что не столь полезно для рынка финансового. Вот и другой кризис, кредитный. А покупка, в частности, жилья не по карману — это строительный бум, а потом кризис недвижимости. Как пел Высоцкий, в конце пути придется рассчитаться.
Некоторые экономисты (или, по крайней мере, считающие себя таковыми) нашли выход. Сократим потребление. Больше будем сберегать и меньше занимать. Но если бы и удалось, вопреки всем рекламам и погоне за Джонсами, уговорить потребителя, не получится. Сбережения — это доход минус затраты. Упадет спрос — замрет продажа, а за ней и производство. Погоня за каждым долларом покупателя станет ещё более отчаянной, возрастет и метание между тормозом и акселератором. Сокращать потребление стоит для похудания или для независимости от импортной нефти. Против кризисов — явно не оружие. Они органически вплетены в социоэкономическую ткань капитализма, из песни слова не выкинешь. Отсюда и настойчивое желание выкинуть всю песню. Заменить капитализм пост-капитализмом или там филантрокапитализмом. Заклинания эти экономически бессодержательны. Забудем их.
Но нельзя ли эти кризисы хоть как-то ввести в рамки? Здесь-то и начинается великий спор. Задачу всякой социоэкономической системы — удовлетворять потребности человека — можно решать двумя путями. Девиз первого — деньги ваши будут наши. Покупатель сам (ладно, не совсем сам. Под давлением рекламы, и общества, и чего там ещё, но всё-таки) решает, за что готов заплатить. А производитель пытается его желание предугадать, усилить, удовлетворить и на том иметь прибыль. Чем больше, тем лучше. Жадность стимулирует прогресс, за один двадцатый век технология больше продвинулась, чем за всю предыдущую историю. � перехлестывает, отсюда и кризисы. Не способствуют плавности и «сравнительно (или вовсе не) честные способы увода или отъема денег», размах которых и не снился великому комбинатору Остапу Бендеру.
Девиз второго — начальству виднее. Феодал, «старший брат», вождь, мудрая партия или кто там ещё устроился с палкой в руках на шее у человека — решает, что производить и кому что достанется. А кто внизу — делай что велят и, как изящно, сказано в чеховской «Жалобной книге», лопай что дают. Кризису взяться неоткуда. Прогрессу — тоже. Хотя палка, которой в древнем Риме погоняли рабочий скот, и называлась Stimulus, но для стимулирования прогресса палка не годится, потому и не выживают системы, на ней основанные. Конечно, открыто пропагандировать политическую или экономическую диктатуру никто сегодня не станет. �ное дело — социализм. Народные избранники не позволят жадным капиталистам устраивать рыночную анархию. Национализируют производство и тем самым гарантируют бескризисное потребление. Правда, с нехватками. � рационированием. � взяточниками бюрократами, которые и решают, кому что..
Если отбросить тонкости, то этим двум путям соответствуют и две экономические теории. По одной, надейтесь на рациональность рынка. Сам натворит, сам и исправит. По другой, экономике нужна правительственная узда. �наче занесет черт знает куда. Такая раздвоенность присуща не одной только экономической науке. Электрон, скажем, существует как волна и как частица, но физики не разделились же на волнарей и частюков и не занимаются публичным мордобоем. Это скорее в духе высмеянной Свифтом войны между остроконечниками и тупоконечниками: с какого конца разбивать яйцо. Может быть, именно потому Нобель и не включил экономистов в перечень достойных его премии. Насчет яиц не уверен, но ясно же каждому, кроме лауреатов, что экономику нужно разбивать сразу с обоих концов..
Нельзя валить всё в одну кучу. Есть потребности «омнибус» (латинское «для всех»). Прямой прибыли не приносят, но нужны всем. Это, скажем, инфраструктура. Оборона. Правопорядок. Экологическая чистота. Школьное образование. Помощь малоимущим. Правительство приобретает и распределяет всё это от имени общества и за счет налогоплательщика под девизом «начальству виднее». Неэффективность, «мосты в никуда» за полсотни миллионов, молотки и сиденья для унитаза по шестьсот долларов — неизбежная плата за пользование омнибусом.
Для всего остального — рынок. В теории, он рационален, потому что независимых участников много, каждый действует по-своему, и ошибки, по законам математической статистики, взаимно нейтрализуются. В реальной жизни свобода воли создает зависимость. Потребитель смотрит на соседа, производитель на конкурента, и они друг друга подстегивают. Вместо омнибуса у одних —фордик, а у других и роллс-ройс. Экономическое неравенство, рывки и кризисы — неизбежная плата за благосостояние и за социоэкономический прогресс.
Более того, даже в таком разделении границы расплывчаты и подвижны. Сильная экономика теснит правительство, слабая его усиливает, это можно проследить и в диктатурах, и в западных демократиях. Многие товары и услуги правительство приобретает у конкурирующих поставщиков, может и поторговаться. А для «сравнительно честного» поведения рынка оно должно по крайней мере играть роль рефери. При таком взаимном проникновении о чем спорить? Не лучше ли объединить усилия вокруг реальной социоэкономической проблемы?
Нет, я не имею в виду терроризм, глобальное потепление, истощение ресурсов. Для цивилизации, пережившей за одно столетие две мировых войны, холодную войну, Холокост, фашизм, «империю зла», ядерную гонку, информационный взрыв и многое иное, нынешние газетные страхи неприятны, но вряд ли опасны. Коммунистическое полное изобилие, превращающее человека в откормленный скот — куда опаснее, но и это — проблема отдаленного будущего. Но тикает в недрах экономики бомба замедленного действия.
Природных ресурсов Земли хватило бы, чтобы прокормить миллионов полтораста Homo sapiens как биологического вида. Нас уже теперь раз в сорок больше, и каждые пятьдесят лет население удваивается. Мрачные пророчества Мальтуса давно бы осуществились, если бы не научный прогресс. �нвестиции в технологию и прикладную науку исключительно прибыльны и потому финансируются западными корпорациями без ограничений. А японские фирмы вообще неразрывно спаяны с ведущими университетами. Поэтому опережающие темпы прогресса сохраняются. «Любимый город может спать спокойно».
Но прикладная наука — всего лишь отросток науки фундаментальной. � вот здесь дело обстоит куда хуже. Стимул её — не прибыль, а любопытство. Чтобы его удовлетворить, Галилей бросал предметы с Пизанской башни, а Фуко подвесил маятник в соборе. Гершель открыл планету Уран с помощью самодельного телескопа. Недорого. Кавендишская лаборатория Резерфорда и Капицы потребовала вложений уже на университетском уровне. Сегодня фундаментальная наука не по карману не только одному исследователю или университету, но и большинству стран. � все наши прикладные и технические достижения основаны на открытиях, сделанных до, или в самом начале, прошлого века: на радиоволнах Герца, квантовой механике Планка, бинарной алгебре Буля, термодинамике Карно и Кельвина, атомных исследованиях Резерфорда и Кюри... Новых имен такого масштаба что-то не слышно. Прикладники далеко ещё не освоили всего наследства гениев прошлого, но если его проедать, не добавляя — конец прогрессу. А тем самым и человечеству.
Но политиканам западных демократий, где дальновидность и широта кругозора ограничены датой следующих выборов, не до того. Чистая наука дивидендов не приносит, ни в долларах, ни в голосах. Здесь-то и следовало бы вмешаться корифеям экономической науки. Предупреждать неустанно: самый драгоценный ресурс человечества, интеллектуальное топливо прогресса, может иссякнуть. Повторить подвиг Эйнштейна, который совершил невозможное: убедил вашингтонскую бюрократию в необходимости проекта Манхэттен (самого его, правда, к работе там не допустили. Против глупости даже гений бессилен).
Конечно, нынешняя проблема труднее. Гитлер был опасностью очевидной, а прогресс — абстракция. Поэтому на сверхпроводниковый ускоритель фондов не нашлось. �сследование стволовых клеток запрещается в угоду ханжам. Недавний лунный эксперимент вызвал негодование. Зато сотни миллиардов (теперь уже триллионы) долларов расходуются на вмешательство в локальные драки, на внедрение демократии там, где её вовсе не хотят, на национализацию банков, автоиндустрии, здравоохранения и на прочее щекотание мании величии. Не видно в верхах светлого ума, способного понять, что всего три или четыре процента этих затрат (или растрат?) позволили бы фундаментальной науке продолжать то, чем она давно уже успешно занимается
Спасать человечество.