П�САТЕЛЬ-ПОЛ�Т�К ПРОТ�В АБСУРДА

Андрей МАРТЫНОВ

26 ноября исполнилось 100 лет со дня рождения Эжена �онеско

Его друг писатель-эмигрант Владимир Максимов оставил следующий портрет драматурга: «Серые, чуть навыкате, с налётом неистребимого удивления глаза, мягкая детскость которых живёт, существует, излучается как бы самостоятельно, отдельно от лица — резко очерченного, тронутого возрастом. К такому бы лицу да белую тогу с малиновым подбоем, а не свитер, который, впрочем, тоже сидит на нём весьма царственно».
Парадоксальность (абсурдность?) была вообще характерна для Эжена �онеско (1909—1994). � для его жизни, и для его творчества. Начнём с происхождения. Эжен родился в небольшом румынском городе Слатине в семье адвоката. Год спустя семья перебирается на родину матери в Париж. В 1916 году супруги разводятся, и маленький Эжен остаётся во Франции. Судя по всему, отношения родителей не были безоблачны, тем не менее в 1928 году �онеско возвращается в Бухарест к отцу, где сдаёт экзамены на аттестат зрелости и приступает к углублённому изучению филологии в Бухарестском университете. Будущий писатель планировал стать учителем французского языка и литературы. Может быть, это и было первым знакомством с абсурдом, когда, перейдя на румынский язык в подростковом возрасте (ранние книги стихов и эссе были написаны по-румынски), он начал забывать литературный французский. �менно литературный, а не разговорный, более того, разучился на нём писать.
Семь лет спустя �онеско женится на студентке философского факультета Родике Бурляну (от этого брака у них родилась дочь Мари-Франс), а через три года, в 1938-м, они навсегда покидают Бухарест и перебираются в Париж. Думается, помимо недоброй памяти политических процессов (Румыния медленно, но верно входила в орбиту нацистской Германии), не последнюю роль в переезде семьи �онеско сыграли незаладившиеся отношения с отцом.
Живя во Франции, �онеско некоторое время получал стипендию от румынского правительства. В то время он работал над докторской диссертацией по философии «Мотивы греха и смерти во французской поэзии после Бодлера», которую успешно защитил в Сорбонне.
Но философом (или филологом) в строгом академическом смысле Эжен �онеско так и не стал. Последний поворот в его биографии — возвращение к художественному творчеству. Правда, не в форме поэзии, а в драматургии.
В 1950 году поставлена первая «Лысая певица». Сам Жан Ануй признаёт пьесу шедевром. А вот �онеско её ой как не любил, считая слишком ученической, и в одной из статей признавался: «У меня такое впечатление, что текст этот мне больше не принадлежит». Правда, признание пришло немного позже: в 1970-м писатель избирается членом Французской академии, получает ряд престижнейших литературных премий, в том числе �ерусалимскую (1973). Помимо драм, �онеско написал роман «Одиночество» (1974), нескольких книг для детей и множество эссе.
Парадоксально и творчество. Начнём с жанра. На первый взгляд ответ ясен: Эжен �онеско — один из основателей театра абсурда. Но только сам мэтр не соглашался с таким определением, ибо своё творчество манифестом абсурда не считал. По крайней мере оно не более иррационально, чем окружающий нас мир. «Наша жизнь, как и мой театр, абсурдна, смешна, ничтожна и несчастна», — любил повторять �онеско. � добавлял, что количество абсурда в жизни зависит от самих людей: «Если у нас больше нет путеводной нити (в лабиринте жизни), значит она нам больше не нужна. Отсюда наше ощущение вины, страха, абсурдности истории».
� действительно, его пьесы более экзистенциальны, чем абсурдны. Ожидание смерти Беранже I («Король умирает»), превращение людей в носорогов («Носороги») во многом схожи с прозой Альбера Камю или Жан-Поля Сартра, а рассказы главного героя «Воздушного пешехода» скорее напоминают классические произведения Жерара де Нерваля, пронизанные тем же внутренним трагизмом, что и тексты экзистенциалистов. Тексты, абсолютно исключающие инфляцию слова, как и драмы �онеско, который подчёркивал: «Только слова имеют значение, всё прочее — болтовня».
Впрочем, на каком-то этапе �онеско даже стал подыгрывать критикам, стремившимся прописать его по ведомству «абсурда». Так, он нигде не опровергал неверный год его рождения, случайно появившийся в печати и перекочевавший в ряд справочников, — 1912-й, резонно решив, что в мире «абсурда» можно немного «помолодеть». Кстати, эта ошибка проникла даже в Большую советскую энциклопедию, славящуюся, несмотря на всю тенденциозность, строго выверенной фактологией. Уж не проявление ли это абсурда?
� ещё. �онеско неоднократно и не без основания обвинял Бертольта Брехта в политической ангажированности (одна из его статей так и называлась: «Я не люблю Брехта»). Но и сам мэтр в ряде пьес (например, в знаменитых «Носорогах») показывает социальную деградацию индивида, утрату им человеческого достоинства во имя стадности, обезличенности. Впрочем, в отличие от Брехта (или его клона Фридриха Дюрренматта), уютно жившего на Западе и признававшегося в любви к коммунизму, а заодно осуждавшего окружающую его буржуазность, �онеско честно декларировал любовь к европейским ценностям и защищал их от идей социализма. � если осуждал Запад, то лишь за измену собственным идеалам и уступки политике Москвы.
Он ощущал себя «на борту корабля дураков». Естественно, позиция консерватора не придавала популярности �онеско в интеллектуальной среде, отравленной идеями 1968 года. Вспомним, что рукопожатие Аугусто Пиночета и Хорхе Луиса Борхеса в 1976 году стоило последнему Нобелевской премии.
Правда, возможно, это было не столько противоречие, сколько последовательность действий, связанная с целостностью характера (в отличие от того же Брехта и Дюрренматта). По крайней мере он защищал то общество, в котором жил.
� в своей защите �онеско выступал не столько как литератор, сколько как мудрый политик. Он понимал, что опасность коммунизации общества может быть устранена только с ликвидацией самого коммунизма. � здесь нельзя говорить о «хороших» странах Восточной Европы, оккупированных «плохим» Советским Союзом. Польша и Россия, Болгария и Казахстан в одинаковой степени жертвы коммунизма, а потому в равной степени нуждаются в освобождении, а не осуждении.
Поэтому �онеско принял предложение своего друга Владимира Максимова, создавшего и возглавившего журнал «Континент», войти в состав редколлегии. А она, кстати, была более чем достойной: академик Андрей Сахаров, историк и литературовед Роберт Конквест, историк Милован Джилас, поэты Александр Галич и Наум Коржавин, писатели Густав Герлинг-Грудзинский и Андрей Синявский (вскоре, впрочем, покинувший её из-за ссоры с Максимовым), архиепископ �оанн Сан-Францисский и протопресвитер Александр Шмеман. Позже к ним присоединятся �осиф Бродский, Василий Аксёнов, «кубинский Солженицын» Армандо Вальядарес…
Одновременно �онеско вошёл и в правление фонда журнала.
Кстати, как позже вспоминал Максимов, инициатива знакомства исходила именно от �онеско. Признанный мэтр пригласил малоизвестного на Западе иммигранта на премьеру возобновлённых «Носорогов». Что ж, знание литературы за железным занавесом (или «за чертополохом», как сказал бы писатель генерал-лейтенант Пётр Краснов) и умение выделять профессионалов делает честь �онеско.
Журнал как нельзя лучше соответствовал идеям автора «Стульев». Объединить эмиграцию Восточной Европы (а в перспективе и всего коммунистического блока), чтобы избежать взаимных упрёков и обвинений («вы нас оккупировали») и одновременно совместно бороться.
Думается, если Запад принял бы данный проект, возможно, мы избежали бы той напряжённости со странами Восточной Европы и бывшими республиками Советского Союза, готовыми стать санитарным кордоном против России.
Абсурд, скажете вы. А разве не абсурд, что писатель становится политиком? � притом хороший писатель. Такой, как Эжен �онеско.
chaskor.ru