«СОГЛАСОВАНИЕ ВРЕМЕН»

«СОГЛАСОВАНИЕ ВРЕМЕН»

Елена РЫШКОВА,
Руководитель проекта «Русский Автобан»

(Германия)

Международный литературный конкурс «Согласование времен», в котором Медиагруппа «Континент» выступила в качестве информационного партнера, завершен. Некоторые мысли о его концепции.

Ещё три года тому назад я обыскивала сетевое пространство в поисках интересного литературного конкурса и мало что находила. Нынче они возникают, как на дрожжах, растут, как грибы и похожи друг на друга, как однояйцовые близнецы.
Каждый не менее чем международный, любой может похвастаться судейской командой из VIP-персон разного калибра, а организаторы замахиваются на королевские титулы для победителей и на дорогостоящие туристические развлечения по ходу действия конкурса.
Выбирайте авторы, что вашей душе или кошельку угодно. То ли ехать за «Славянскими традициями» на Азовское море, то ли за «Пушкиным в Британию», а можно и в Германию, в Штутгарт, где Вас познакомят и с литературой, и с казино в Баден-Бадене, что совершенно в «Русском стиле». На этом поле чудес трудно разобраться в том, где кончается литература и начинается культурно-массовые мероприятия совсем иного толка. Более того, автору зачастую трудно понять, нужны ли ему эти конкурсы, а если нужны, то в чём их назначение и разница. Ведь, если звёзды конкурсов зажигаются, то это кому-то нужно?
Из наиболее интересных в прошедшем 2009 году я бы выделила «Заблудившийся трамвай» ЛИТО Пиитер и «Волошинский конкурс» от Поэзии ру. Привлекает их стабильность во времени и пространстве, качественный подбор жюри конкурса и, конечно же, высокий литературный уровень произведений — победителей.
Об остальных новобранцах расскажет время. Именно оно будет расставлять акценты в обещаниях со стороны устроителей и покажет литературную, а не развлекательную состоятельность большинства конкурсных программ.
Среди новобранцев 2009 года оказался и конкурс «Согласование времен». Он был задуман и проведен, как одно из мероприятий литературного проекта «Русский Автобан». Этот проект отличается от всех, известных мне, своей многоплановостью и тем, что не замыкается в кругу лишь конкурсных интересов.
В программу проекта входит множество задач, связанных с выявлением талантливых литературных имен в сетевой словесности. Это и представление новых авторов с помощью конкурса «Согласование времен», и предоставление авторам информационной помощи для публикаций своих произведений в издательствах Европы, и представление новых авторов в различные сетевые и несетевые проекты.
С этой целью создатели проекта не прекращают работу с авторами по окончанию конкурса «Согласование времен», и в этом его коренное отличие от всех других сетевых конкурсов.
Благодаря этому авторам конкурса предоставлена возможность:
— разместить свои книги в библиотеках Германии;
— получить информационную поддержку проекта в поиске издательства для книг автора в Европе;
— представить свои произведения на рассмотрение факультетам славистики Германии;
— быть представленными от имени «Русского Автобана» в различные антологии русской литературы, выпускаемые в Германии институтами славистики;
— быть представленными от имени «Русского Автобана» в различные сетевые и несетевые литературные программы, как то в журнал молодых авторов «Пролог», журнал «Новая Литература», «Точка Зрения», «Арион», «Контрабанда» и пр.
Кроме того, проект «Русский Автобан» предполагает не только литературную, но и литературоведческую, системообразующую деятельность. В неё входят конференции, круглые столы для литераторов и социологов с целью выяснения, например, для чего вообще нужны сетевые конкурсы и какую роль играет сетевая литература не только в общей системе русской литературе, но, что гораздо интереснее, — в сохранении русского языка и культуры в мировой русскоязычной диаспоре.
Люди разделены часовыми поясами, грамматическими правилами разных языков, историей стран, в которых они живут. И, тем не менее, услышав русскую речь в другой стране, я оборачиваюсь с надеждой увидеть знакомое лицо или… сказать «Здравствуйте!» по-русски. Для живущих в Англии и Израиле, Германии и Новой Зеландии русскоговорящих людей русский язык был и остаётся настоящей и неизменной Родиной. Поэтому согласование времен разных частей света, согласование своей речи с людьми иных культур — это ли не самое главное, что может принести в мир талантливый литератор?
Мы хотели бы согласовать русский день с европейским и донести до читателя в Европе русскую литературу. Но ещё более мы хотим сохранить русский язык и культуру для тех новых поколений европейцев, корни которых уходят в страны бывшего СССР.
Всё указанное требует долгого и кропотливого труда, усилий постоянных и не заканчивающихся на подведении итогов литературного конкурса «Согласование времен». С этой целью «Русский Автобан» стал ассоциированным членом общества «Russisch-Deutscher Kulturkreis e.V» во Франкфурте-на-Майне, что означает для проекта статус юридического лица и более широкие возможности при общении с заинтересованными в сотрудничестве организациями. Ими могут быть как издательства и журналы современной России, так и организации, развивающие культурные связи между Россией и Германией.
В то же время мы очень заинтересованы в сотрудничестве с университетами и издательствами Германии, готовыми услышать новые имена русской литературы. Именно в этом направлении организаторы проекта работают наиболее напряженно.
Результатом такой работы может стать издание в 2010 г. В Гамбурге Антологии современной русской поэзии, куда войдут в числе прочих авторы конкурса «Согласование времен», как 2009, так и 2010 гг.
Мы хотим проводить в Сети конкурсы для детей, говорящих на русском в Германии, и базой для проведения таких конкурсов станет русская школа им. Достоевского во Франкфурте на Майне, где десяток самоотверженных учителей вот уже более десяти лет сохраняют русскую речь среди молодежи, выросшей в Германии. Теперь именно Сеть может помочь этим молодым людям выразить своё мировоззрение, пусть и не в стиле Достоевского, но на хорошем русском языке.
Проект «Русский Автобан» — многоплановый, но русская литература и хороший русский язык в нём всегда на первом месте. Поэтому организаторами была глубоко продумана концепция конкурса «Согласование времен», его судейские принципы, принципы формирования итогового сборника, а также работа с авторами после завершения конкурса.
Наверное, всё это и послужило причиной прихода на конкурс большого количества прекрасных авторов. И, главное, это были авторы незнакомые широкой публике, а не элитарное сословие сетевых и несетевых авторов из столиц — Москвы и Петербурга.
Могу сказать, что в прозе — это конкурс диаспоры и глубинки; в поэзии — картина несколько иная, но не настолько, чтобы иметь столичный блеск.
Было подано 144 заявки в номинации «Проза» и 139 заявок в номинации «Поэзия». Авторы этих двух номинаций не пересекались, так что общее количество авторов конкурса 284. В прозе наибольшее количество заявок пришло из России — 86, на втором месте Украина — 17. Далее количество участников распределялось так: 15 претендентов из Германии, 6 — из Израиля, 5 из Беларуси, по 2 из США и Австралии, по одному — от Бельгии, Грузии, Казахстана, Литвы, Финляндии и Узбекистана.
Интересно рассеяны участники-россияне. Только 22 заявки пришли из Москвы и Петербурга. Все остальные — из провинции. В топонимической «карте местности» фигурировали названия, будто придуманные талантливыми писателями: Воронежская область, село Хреновое; Свердловская область, город Лесной; Краснодарский край, Кущёвский район, станица Кисляковская, переулок Добренький…
Конкурс в части номинации «Проза» оказался для тех, кто не относится к элите, богеме, — не для мировых мегаполисов. Демократичный подход привел, точно к свету рампы, авторов из местностей, откуда единственная верная дорога в информационное поле Земли пролегает через Интернет. Таковы геополитические реалии на 90 процентах русской территории.
Анализ возраста прозаиков конкурса дал прелюбопытную картину: наиболее представительной — 39 человек, оказалась возрастная группа от 1950 до 1960 гг. рождения — поколение начала перестройки, которому удалось столько пережить, передумать и перечувствовать, что есть о чем сказать.
За ней по численности шла группа 1961-1970 гг. рождения — 28 человек. 1971-1980 гг. рождения — 22 человека, 1981-1990 гг. рождения — 20 человек. Эти группы количественно практически одинаковы. Тех, кто родился в промежуток 1940-1950, оказалось меньше всех — их 21 человек, это все практически эмигранты.
Среди участников конкурса в прозе почти не было литературных профессионалов — журналистов, творческих работников, литературных ремесленников, иными словами, людей, издававших свои книги не за свои деньги. Большинство из авторов, приславших произведения на конкурс, неизвестны ни издателям, ни читающей публике — но пишут давно и активно. Иногда очень хорошо. Но, в основном, они не признаны официальной литературой. Кое-какие «наши» прозаики находят выход в сетевых самопубликациях и различных литературных конкурсах. Другие просто не умеют играть в литературные игры — либо не считают выход на публику самоцелью. Можно спокойно говорить о большом опыте творчества и малом опыте публикации.
Огромное поле деятельности для проекта.
Но проза конкурса не поразила организаторов настолько, как это сделала поэзия.
Вот тут можно говорить о настоящей удаче, потому что в короткий лист вошли авторы, произведения которых могут украсить любой альманах поэзии. И, удивительное дело, трудно говорить о преимуществах одного либо другого, они все хороши по-своему. Все авторы короткого списка «Поэзии» конкурса отличаются высоким уровнем владения литературным словом, живым и неординарным видением, настоящим поэтическим слухом.
Главным достижением конкурса я вижу то, что нам удалось познакомить читателя с неизвестными широкой публике именами, и авторы эти разные по стилю, философии, образу видения. Но их произведения можно назвать просто — хорошая русская литература для внеклассного чтения.
А что может быть выше такого звания в литературе?
И что может быть важнее задачи для «Русского Автобана», как не помощь этим авторам в их продвижении к читателю, что в России, что в Европе?
По моему мнению — ничего.
Со всеми результатами конкурса можно познакомиться на страницах сайта «Русский Автобан»: www.rus-autobahn.net.
В январе 2010 будет опубликован электронный итоговый сборник конкурса.
Елена РЫШКОВА, Руководитель проекта «Русский Автобан»
(Германия)
______________________



Виктор ЛАНОВЕНКО
(Севастополь)

СОУЧАСТНИК
Рассказ занял Первое место в конкурсе «Согласование времен»

Моя бабушка была запойной пьяницей. Стоило ей опрокинуть рюмочку на Пасху, как тут же открывался запретный клапан, и очень скоро всепоглощающая страсть к вину превращала красавицу в кабацкую теребень. Дед запирал калитку, забивал гвоздями оконные рамы. Но бабушка все равно исчезала. Наверное, вылетала через трубу летней кухни.
Кто-то видел бабушку в шашлычной, где моряки крейсера «Молотов» угощали ее пивом с водкой. Другие уверяли, что она просила милостыню у ворот «хитрого» рынка.
Наконец, ее находили в бурьяне, за южной проходной Морзавода. Дед привозил бабушку домой, купал в цинковой лоханке и приковывал цепью к железной кровати. Он отпаивал бабушку куриным бульоном и искал раскаяние в ее глазах. Раскаяния не было. Тогда дел задирал бабушкину ночную рубашку и снимал со стены кнут.
После демобилизации деда назначили на работу в советский банк. Он был чем-то вроде комиссара при директоре. Большевистская убежденность, скроенная на скорую руку, расползется по швам, едва забрезжит возможность пожировать у государственного корыта. Дружеские попойки, надушенные конторские дамы, цветы, шампанское, веселые шлюхи в ресторане «Приморский», казенная «эмка», «большая» любовь на стороне. Вот оно, небо в алмазах!
Деда разбудили в чужой кровати и под белы руки отконвоировали в ОГПУ. Случись это двумя годами позже, стоять ему у стенки за растрату в особо крупных размерах. Но время большого террора еще не пришло. Дед откупился от тюрьмы. Впрочем, особенно удивляться не приходится — взятку из рук в руки принимал его вчерашний собутыльник.
В начале 50-х годов в нашем доме постоянно отирались друзья и коллеги отца. Я часами толкался среди них, слушая истории, которые выбалтывались под пьяную лавочку.
Жора, бывший «ведомый» отца, рассказывал, как они воевали. Вот отец в кабине истребителя ЛА-5. Как черт, выскакивает из низкой облачности, ловит в перекрестье прицела «мессер» и жмет на гашетку. А вот проигранный бой. «Ведомый» отсечен и В. Лановенко завязал сражение на низких высотах. Отец уходит в поворот, но вдруг обшивка обтекателя разлетается в лохмотья, разрушает фонарь кабины и пламя охватывает самолет. Истребитель удается выровнять горизонтальными рулями высоты. Но загоревшийся комбинезон успевает оплавить грудь и шею отца. К счастью, болевой шок выключит сознание позже, чем отец рванет кольцо парашюта. Заснеженное поле выстудит обожженную грудь, и палочка Коха поразит отца так глубоко, что вскоре чахотка примет открытую форму.
Из госпиталя отец вернется в Севастополь 44-го года, еще не остывший после освобождения, и станет вторым человеком в системе строительства города. Тогда не было работы престижнее. Ресурсы лились рекой. Отец не подозревал о существовании такой науки, как сопромат. Но партийный билет, полученный в летной школе, и два ордена Красной Звезды станут достаточным основанием для назначения на должность.
Отец возвращался поздно. Он приезжал на «виллисе», худой, высокий, с седыми волнистыми волосами. Небрежно хлопал дверью. Американское пальто из желтой кожи, канадские ботинки на каучуковой подошве, белая рубашка, галстук — он был неотразим!
Однажды к нам постучали. Я открыл калитку. Передо мной стояла Джейн из кинофильма «Тарзан».
— Мальчик, вы сдаете комнату? — спросила она на русском языке. Я быстро затряс головой — сдаем, сдаем!
Ее звали Надей Максимовой. Муж работал военным атташе в городе Лондоне. Зимой их отозвали в Москву и подполковника Максимова арестовали по ложному обвинению. Он, бедный, умер во время следствия, не успев доказать свою невиновность. Она страдала. Теперь это в прошлом. Ей двадцать четыре года, она самостоятельная женщина. Надо жить, строить светлое социалистическое будущее. Если хозяев не пугают факты её биографии, она хотела бы снять недорогую комнату с отдельным входом. Вот направление для работы в железнодорожной школе.
— Мы согласны, — сказал я. Дед взял меня за ухо и вышвырнул за порог.
С этого дня Надя Максимова поселилась у нас.
В дом зачастили соседи. Напористее других был Василий Михеев. Он являлся в наш дом и играл с дедом в карты. Они сидели во дворе. Василий то и дело глядел на окна Надиной комнаты, надеясь за белыми занавесками поймать её силуэт.
Июль, Крым, полдень. В час вертикального солнца всё живое прячется в домах, в складках виноградных листьев. Тихо. Вдруг застрекочет кузнечик в сухих колосках, и вам покажется, что его стрекот расколет половину неба. Трещина пробежит до самой бухты через здание панорамы на Историческом бульваре, через городской холодильник, на фасаде которого висит портрет Сталина размером 15х20 метров.
Мы с Надей, разомлевшие от жары, валяемся на кровати в тени виноградной палатки. В руках у Нади английская книга, она переводит мне историю покорения Северного полюса.
— Я хочу оказаться на их месте, — говорит Надя и откидывается на железную спинку кровати. Книга соскальзывает с её коленей. Надя поднимает руку, ловит пальцами никелированный шарик, украшающий спинку, томно потягивается. За краем блузки я вижу её небольшую грудь. Я тру глаза кулаком, не забывая подглядывать в разрез ее блузки. Мне срочно требуется прогулка. Иду мимо деревянной бочки, до краев наполненной вчерашним дождем. По зеркалу воды снуют водомеры. От скалы в глубине двора пахнет мокрицами. Из сарая тянет угольной пылью. Летняя кухня наполнена вкусом жареной камбалы и запахом белья, кипящего в пузатой выварке.
— Ты холодненький, — говорит Надя. — Положи мне голову на плечо.
Я касаюсь щекой её плеча, вкусного, как дыня. Бесовский запах её пота ударяет в голову.
— Я умру от этой жары, — шепчет Надя.
— Кто вам позволит? — на пороге стоит отец в белой рубашке, с папиросой во рту. Он подхватывает гитару, садится к нам на кровать:

А в дом до тети Розы залетело горе…

Отец поет дурашливым, но приятным голосом.

Её дочурку Надю, пока она спала,
Вчера как раз похитил и уволок на море
Один вооруженный, ох, фраер из Чека.

Он поворачивается к Наде, смотрит на неё в упор пронзительными голубыми глазами:

Ах, Надя, Надя, Надя, уже проходит лето,
Тебе сейчас неполных четырнадцать годков,
Но ты меня полюбишь под дулом пистолета
И мы сыграем свадьбу до первых холодов.

В отце помещалось множество никчемных талантов, похожих на сор. Но эти соринки выпархивали из него, как прекрасный елочный серпантин.
— Поехали! — говорит отец. Мы садимся в его «виллис» и мчимся через балки и холмы. Полуденной жары и вялой истомы как не бывало. Горячий воздух хлещет меня по лицу. Столбы электрической линии летят навстречу. Мы давим колесами нежный ковыль и степные ракушки. За «виллисом» клубится пыль. Машина ныряет в Делегардову балку, и сердце мое обрывается, когда она прыгает со скалы на скалу, и колеса едва находят опору. Мы с Надей визжим и обмираем. Отец сидит прямой, как тополь. В его зубах папироса.
На казенной начальственной даче квакают лягушки. Мы плещемся в бассейне, куда ива роняет свои листья.
Отец лежит в тени миндаля. Купаться ему нельзя — недавно сделали поддувание легких.
Как-то я вошел в Надину комнату без стука. У окна стоял Михеев, держал ее за руку.
— Ты пойми, он прогнил насквозь, — говорил Михеев. — Он и тебя заразит. А я — бык. Заживем, детей нарожаем. У меня добра — полный дом.
— Пошел вон. Жаба!
— Что? — удивился Михеев. — Ну, подожди, я тебе такое устрою, фифа!
Он вышел из комнаты, даже не заметив меня, как будто его глаза застилали два бельма.

День Военно-морского флота — великий праздник в Севастополе. Люди идут на Приморский бульвар. И пока не началось представление на воде, все танцуют. Флейта флотского оркестра выводит такое чудесное верхнее «фа», что Надя не в силах устоять на месте. Она отталкивается от земли и кружится, кружится! Платье «солнце-клёш» летит по воздуху невидимое, как пропеллер. Я бегаю и размахиваю руками, мне безумно весело. Толпы людей растекаются волнами и смешиваются в пучину. Вальс закончился, последняя нота растаяла в воздухе. Надины руки обнимают плечи отца.

Он пришел возбужденный. Лицо гадко отражало все, что он собирался сказать.
— Перекинемся в картишки, Вася? — спросил дед.
— Вчера мои хлопцы работали во вторую смену, — начал Михеев. — А когда вышли за проходную, увидели Сашку, сына твоего. Он был «под мухой», но в полном разумении. Подходит Сашка к портрету товарища Сталина и давай мочиться на него. А нижняя кромка портрета, ты знаешь, расположена в аккурат у самой земли, так вот Сашка норовил вождю на грудь попасть, на звезду Героя.
— Врешь, — сказал дед, — орден высоко, не достать.
— Высоко, но он туда целился, — Михеев вытащил листок. — Вот докладная и пять разборчивых подписей. Свидетели — мои сослуживцы.
— Чего ты хочешь, Вася? — устало спросил дед.
Ничего особенного он не хотел. Пусть, дескать, дядя Яша сдаст Надьку. Паскуда она. Жена врага и сама английская шпионка.
— Сам-то чего не сдашь?
— Мараться неохота. А ты, дядя Яша, сдавай ее, пока не поздно. Ты же не Тарас Бульба.
Дед положил передо мной лист бумаги, исписанный корявым почерком.
«Товарищ Прокурор. Я пишу это заявление от беспокойства за сына. Он коммунист и начальник по строительству города. Дело в том, что с апреля месяца в моем доме квартирует гражданка Максимова. Её муж был арестован, как враг народа и умер во время следствия. Я утратил бдительность, и пустил Максимову в дом. А теперь прозрел. Мне кажется, она пытается войти в доверие к сыну, использует свою красоту, как приманку. Мой внук, моя жена и я можем подтвердить, что она интересуется объектами, которые строят в городе. У нее в комнате хранится фотоаппарат и книжки на зарубежном языке. Прошу проверить наш сигнал. Если мы ошибаемся, то будем рады за хорошего человека».
Я знал про такие случаи. Не зря в бакалейном магазине висит плакат «Не болтай! Враг подслушивает». Недавно в военной части отравили колодец. Все бойцы попали в лазарет. Хотят ослабить нашу военную мощь. Им нужно, чтобы советский солдат не стоял на часах с ружьем, а дристал в дизентерийной палате. А как маскируются! Красивые, английские книжки переводят.
— Это правда? — я схватил деда за палец.
Дед вздохнул:
— Да ты не психуй. Там разберутся.
— Когда?
— Скоро. Подписывай и никому ни слова.
Потом мы зашли к бабушке, которая лежала прикованная цепью к кровати. Дед протянул ей бумагу. Бабушка надела очки и стала читать.
— Подписывай, — сказал дед.
— Не буду.
— Выйди, — приказал мне дед и снял со стены кнут.
Надю забрали в начале сентября, прямо с урока английского языка. В её комнате произвели обыск, забрали английские книги и фотоаппарат, но вещи оставили.
Отец вошел в Надину комнату и долго стоял неподвижно. Потом открыл шифоньер. Среди прочих вещей там висело крепдешиновое платье «солнце-клёш». Отец бережно обнял платье ладонями и припал к нему лицом.
Спустя две недели отец продал «студебеккер» дюймовых труб за бутылку водки. Зачем он выкинул этот фортель? Воровал ли раньше или был кристально чист, по партийному принципиален? Не знаю. Судя по тому, с какой теплотой о нем отзывались люди, — воровал. У нас принципиальных и честных не жалуют. Они живут с неприятностями и умирают в забвении. Отец имел столько друзей и знакомых, что мог прожить две жизни, не истратив копейки. Севастополь отстраивался из руин. Всем нужны были доски, гвозди, черепица, оконное стекло. Минуя отца, к гвоздям не доберешься. И все его любили, все искали его дружбы и расположения. Вряд ли было что-то тайное, укрытое от посторонних глаз, в его отношениях с просителями. Все, что он делал, он делал на виду у всего города. Мне кажется, произошло следующее.
Есть такое понятие «предел текучести». За его чертой материал перестает сопротивляться внешним обстоятельствам. Вот и отец потек. Он перестал подчиняться правилам игры и сделался опасен. Спустя много лет, разбирая бумаги, я наткнулся на пожелтевшую газету «Слава Севастополя». Вот заголовок фельетона: «Почём похмелье у гусара?» Из текста следует, что мой отец, сгорая в огне вчерашней пьянки, не нашел ничего лучшего, как «толкнуть» машину дефицитных труб с вверенной ему стройки социализма. И всего-то за пол-литра «белой головки» ценою 2 рубля 87 копеек. Коммунист липовый, сокрушается автор. В то время, о котором идет речь в фельетоне, отец пил исключительно самтрестовский коньяк «КВВК» и закусывал шоколадными конфетами. Я как сейчас вижу бесчисленные коробки шоколадных конфет, ловлю ноздрями их горьковатый аромат. Эти коробки, иногда без одной, двух конфет, были разбросаны по всему дому. Даже в сортире, на полке для газет, валялись московские «Ассорти». Но вся штука в том, что в этом фельетоне на подтасованных фактах и лживых словах бесцеремонно разлеглась большая некрасивая правда. Похмелье потянуло на пять лет заключения в исправительно-трудовой колонии. Но в итоге отцу дали три года условно и запретили занимать руководящие посты. Это был подарок судьбы. Правда, стоил он семь «кусков». И здесь я вынужден с благодарностью помянуть наше мздоимство и неистребимое взяточничество, которое пропитало общественные слои любимой Родины.
В начале зимы отец опустился на скамеечку возле поддувала и закурил. Не успел сделать затяжку, как обширный инфаркт разорвал его сердце…

Я приезжаю в Севастополь, в город, где давно не был. Захожу на кладбище — в коммунальную квартиру бывших жильцов, примирившихся перед выходом в вечность. На сердце покой, как будто мне нашептали новость: жизнь не кончается после жизни.
С трудом нахожу отцовскую могилу. Она прибрана. Пирамида памятника отливает серебром, а тоненький шпиль полыхает аквамарином. В пластмассовой вазе — свежие чернобривцы. Кто ухаживает за могилой? Времена тимуровцев миновали, а монашеского патронажа еще не наступили. Я сажусь на бетонный окаём. Открываю бутылку коньяка и выкладываю коробку «Ассорти».
В это время дрогнули кусты, и вышел человек с истрепанным лицом, кладбищенский бедолага, что кормится куском поминального пирога.
— Здравия желаю, — человек опустился на горячий цоколь и бережно принял полную рюмку. — Не скучай, дядя Шура, — он подмигнул отцовской фотографии, — скоро увидимся.
Выпил и спросил:
— Как здоровье вашей матушки?
О чем он?
— Ты что-то перепутал, старина.
Он захлопал маленькими глазками:
— Виноват. Но вы похожи, как две капли воды. Сразу видать — с одного конвейера сошли. Мы недавно с Николаем, с брательником вашим, и с вашей матушкой Надеждой Андреевной, поминали тут дядю Шуру. Вы, видать, постарше братца будете. Годочков на пять-шесть?
— На восемь, — я почувствовал, как земля уплывает из-под ног.
Вот дела! У меня есть младший брат. Сын моего отца. Жива и сводная мать, женщина, с которой мы изнывали от жары в старом дворе, на железной кровати с никелированными шариками, пятьдесят лет тому назад. И я млел от любви к ней. Да, это была моя Джейн — Надя Максимова.
Первая женщина, которую я предал в этой жизни.