Л�Р�ЧЕСК�Й РЕПОРТАЖ

Роман МАНЕК�Н

ЯШК�НЫ ПР�ГОРК�
Я всегда был уверен, что зеленое плохо сочетается с синим. Причем к цвету живого, цвету хлорофилла — думал я — не подходят любые оттенки холодной гаммы: бирюзовый, аквамариновый, голубой. «Зеленое тянется к свету, а синее — в темноту!» — так я считал очень долго, почти сорок четыре года. А потом узнал, что море — именно осеннее море! — это не только бесконечные кубометры горько-соленой, с растворами сульфатов и калия, холодной или не очень воды; это, прежде всего, мастерская света, в которой небесный художник испытывает возможности природной палитры: багрянец на палевом, золотые искры на перламутре... � серебро. Повсюду и в разном — старинное литое серебро. Местами даже — серебро с чернью.
А вот что касается леса... Шишкин, Куинджи, Васнецов... Салатовый и темно-зеленый, фиолетовый в ельнике и болотный у дубняка. Мне всегда казалось, что все цвета леса тяготеют к коричневому, как цвета моря — в перламутровое. Я просто не знал о чарующих свойствах солнца. Я тогда еще не видел осеннего моря.
Вы спрашиваете, какое оно — осеннее море? Как об этом рассказать? Скажем, на пляже санатория «Салют» галька — светло-серая, округлая и довольно крупная. Лежать на ней жестко. Но Сочи — особый мир! � когда осеннее солнце прогревает сочинскую гальку до температуры остывающей печной трубы, то обычные серые камни с прожилками белого кварца превращаются в настоящий естественны обогреватель, источающий запах экзотических водорослей и чего-то, по-настоящему, древнего.
А вот солнце в октябре-ноябре в Сочи традиционно ласковое, нежное, трепетное... С чем его сравнить? Быть может, с поцелуем любимой девушки? Нет! Пожалуй, это — слишком тривиальное сравнение! А что есть попробовать объяснить это так. В Санкт-Петербурге в октябре-ноябре — плюс четыре, в Москве — усталые прохожие месят на рыжих тротуарах тягучие комья грязи, в Ростове, на вокзале, — сам видел! — крутобокие такси, как в шубы, укрылись сиреневым инеем. А в Сочи, на пляже санатория «Салют» галька, как и летом, — светло-серая и округлая. � ее температура не многим меньше, чем у остывающей печной трубы!
Впрочем, в полной мере оценить роскошь сочинского межсезонья могут только смельчаки, у которых хватает духу окунуться в осеннее море. � не просто войти в него, а бросится в воду с прибрежного волнореза.
Вообразите себе: вот они — три, поросшие бурыми водорослями, скользкие бетонные плиты — одна чуть завалилась набок. �дти на крайнюю — серьезный риск: передвигаться приходится, придерживаясь за острую кромку руками. Ветер осыпает плечи и спину острыми иголками соленых брызг. Грязно-серые гребни, перекатывающихся через волнорез, хлопают по голеням, норовя сбить с ног. Острые камни впиваются в подошву. А в глубине сознания маячит образ невозмутимой мрачной глубины. Что ждет там, в морской пучине? Яркая радость? Острая боль? Страшно! Адреналин терзает жилы. Сердце стучит, как вечевой колокол.
Но вот, наконец, вершина волнореза. Нужно решаться на прыжок. Сейчас-сейчас, только наберу больше воздуха в легкие... Толчек. Секундный восторг падения. � темнота. Оглушающая глубинная темнота! Темнота и ледяной холод! Вы сталкивались когда-нибудь со смертью? Не с предощущением смерти, не с ее видом, а с самой смертью: вы когда-нибудь умирали? Мне кажется, что если у смерти есть свойства, то она должна быть именно таковой: невозмутимой, глубокой, холодной. � нужно приложить серьезные усилия воли, чтобы оттолкнуть от себя смерть, отрешится от безмятежного покоя, и захотеть вернутся к свету.
В начале прошлого столетия — кто не знает! — в России существовала секта «бессмертных», последователи которой считали, что никогда не умрут, ибо верили, что смерть приходит только к тем, кто не желает бороться за жизнь. Насколько мне известно, в конечном счете, никто из них до торжества научного атеизма не дотянул. Но! Я знаю точно, что, например, мои бабушка и мама ушли из этого мира именно в тот момент, когда осознали, что их болезни — неизлечимы. Что же касается моря и его глубин... Море — еще не смерть. Толщи морской воды — это, всего только, ненавязчивое предложение побороться за жизнь, оценив реальные перспективы смерти. � если, всплыв на поверхность, дать себе труд пару раз взмахнуть руками и сделать еще пару-тройку гребков в сторону буйка, море нежно укутает вас невесомым пуховым одеялом. � в этот момент вы впадете в состояние, близкое к эйфории...
Вы, кстати, спрашивали, что объединяет контрарные цвета солнечного спектра? Могу сказать совершенно определенно: в осеннем Сочи их объединяют багрянец, пурпур и золото. Осень золотит листву деревьев на склонах гор; солнце подсвечивает верхушки волн золотым, рыжим и алым. Бодрые осенние лучи пронизывают сизые тучи, как серебряные струны деку арфы. Гармония и блаженство царят в природе, и непередаваемое ощущение покоя наполняет чистое, омытое свежестью, сознание.
Чего же еще не хватает? Быть может, музыки?
— Молодые люди, не хотите приобрести компакт-диски от автора-исполнителя? Недорого возьму: сто рублей диск. Можно с автографом! — продавец музыки оказался высоким парнем, лет тридцати, с ладной фигурой, голубыми глазами и вьющимися соломенными волосами. Рубашка-апаш свободно спускалась на бежевые бриджи. Тяжелая спортивная сумка явно отягощала развернутые рельефные плечи. Общий вид — не по внешности, по ощущению! — Виталий Соломин периода «Летучей мыши».
— Мы, вообще-то, сюда искупаться пришли. Пляжный шоппинг не входил в наши планы. А как идет торговля? Диски — ходовой товар?
— Пока похвастаться не чем! К середине дня продал только три диска. Да и то, своим знакомым.
— А что же вы без проигрывателя ходите? Кто же купит песни по названию? А вдруг у вас «левый товар»?
— Какой там «левый»! Меня в Сочи кто только не знает. У нас с приятелями в городе проект был: «Яшкина гора» назывался — может, слышали? Мы присмотрели на побережье бесхозную горку, прибрались на ней, вычистили мусор: в общем, как могли, обустроили площадку. Стали собираться на ней, пели песни. К нам многие приходили. Почему Яшкина гора? А моя фамилия — Яшкин. Олег Яшкин — так меня зовут! Поэтому люди и прозвали нашу гору «Яшкиной». А со временем мы выпустили одноименный альбом. Что было потом? Потом власти «приревновали» нас к Яшкиной горе: заподозрили, что мы хотим «приватизировать» землю. (Вы только об этом не пишите!) В общем, в конце концов, нас оттуда вежливо «попросили»...
А теперь — что же остается? Чтобы записать альбом, я продал автомобиль. Вот, пытаюсь теперь окупить затраты.
— А какую музыку пишите?
— Разную. Есть песни о Сочи, лирические песни, есть шансон.
— Вообще-то, шансон — не вполне наш жанр. Вот, если бы можно было прослушать...
— А вы купите один компакт-диск. Второй я отдам бесплатно!
— А почему вы не концертируете? В Сочи так много музыкальных мероприятий. Хорошие артисты, надо полагать, востребованы!
— Почему же, иногда мы участвуем в концертах! Вот, например, на Международном инвестиционном форуме намеревались выступить. Но, согласитесь, — концерты для не раскрученной группы: заработок не стабильный, а у каждого из нас — семьи! Впрочем, кроме музыки у нас есть и другие проекты.
— Например?
— Например, мы предложили горадминистрации увековечить память летчиков, охранявших сочинское небо в годы Великой Отечественной войны. Хотим установить макет боевого истребителя в районе бывшего аэродрома.
— Вы предлагаете установить в Сочи памятник погибшим летчикам? — мой коллега молча протянул парню сторублевку. Музыкант передал нам диски, поблагодарил и двинулся дальше. А я снова полез на волнорез.
Вы видели, как в Сочи начинается гроза? Белесые языки тумана — темно-фиолетовые у основания и светло-серые в завершениях — несколькими мощными потоками спускаются в ущелье горных рек. Небо становится слоистым и многоцветным, как на разварившийся сливовый кисель. Горы невозмутимо и основательно погружаются в облака. Между тем, каждое ущелье, любая, даже мельчайшая, складка местности просматриваются отчетливо: из каждой, будто дымы бесчисленных костров, взметаются курчавые полоски тумана, так что остается непонятным — то ли это горы питают небо влагой, то ли, наоборот, — облака одаривают земную твердь избытками небесных паров. В эти мгновенья цвета неба крайне подвижны. Светло-серое, серое, белое, сине-черное и даже желтое сменяют друг друга с калейдоскопической быстротой. Лермонтовские «странники» перемещаются по небу со скоростью шального велосипедиста на горном «серпантине», постепенно насыщаясь в движении чернотой. Нет, коллеги, пожалуй, где-нибудь на Средне-Русской равнине ничего подобного не увидишь!
Внезапно, на какую-то долю секунды, мир погружается в мрак. � вдруг — это всегда почему-то происходит «вдруг»! — прямо перед вами в землю вонзается кривой огненный жезл. Вспышка молнии ослепляет, делает мир бесцветным. А когда морок рассеивается, вы понимаете, что небо у вас над головой опять посветлело. В эти минуты небо определенно серое! Молнии, однако, сверкают уже повсюду, не останавливаясь ни на секунду: то вблизи вас, то далеко в горах. От чувства страха, смешанного с восторгом, грома почти не слышно. Его рокочущие раскаты, многократно умноженные эхом, отстают от блеска молний на целую минуту и больше. Грома не слышно. Но рев стихии заполняет собою весь мир.
� вдруг, все разом затихает. Гроза прекращается также внезапно, как и началась. Казалось бы, вот только-только с неба низвергались нескончаемые потоки воды и вот уже снова сияет солнышко. Стоишь весь мокрый — от кончиков волос до ниток носков! — а уже тебе улыбаются свежевымытые листья, а птицы щебечут так, как будто это — последняя песня в их жизни! � только буро-желтая от пережитого потопа горная речушка Сочи шальными пенными бурунами напоминает, что вспыхнувшая и угасшая в горах гроза не была плодом досужего воображения, и что природа, в очередной раз, ненавязчиво напомнила человеку о том, что он — слаб, а жизнь — непредсказуема и скоротечна!
Так вот. Как только в этот день я вынырнул на поверхность вод у волнореза «Салюта», как сразу заметил, что небо над горами почернело. � хотя красное осеннее солнце еще расцвечивало веселыми бликами как бы полированные откосы причудливых пляжных конструкций, лазурь небосвода стремительно наливалась чернотой, последовательно сменяя оттенки: от самых нежных до безусловно грозных.
Я изо всех сил погреб к берегу.
Не успели мы выбежать на автобусную остановку перед «Салютом», как грянул гром и хлынул скоротечный субтропический ливень.
— Срочно вызывай такси! — честно говоря, я не был уверен, что выговорил эту фразу вполне отчетливо: от нежданно свалившегося холода зубы выбивали ритмы «Танца с саблями» Арама Хачатуряна.
Машина, слава Богу, прибыла быстро. � как только мы отъехали от «Салюта» — метров пятьдесят, не больше — по капоту, по крыше, по ветровому стеклу принялся барабанить крупный, с голубиное яйцо, град. Град? В Сочи? В межсезонье? Не поверите, но именно так! То, что творилось за окнами автомобиля, было похоже на сказки кудесника Гофмана. Только представьте: температура воздуха никак не ниже двадцати градусов, а асфальт под колесами превратился огромный ледовой каток, на котором, одновременно взрывались десятки тысяч блестящих электрических лампочек.
— Не надоело слушать ветер? У вас в автомобиле есть СД-проигрыватель? Давайте «врубим» синглы нашего знакомого!
Водитель включил приемник. Приятный мужской голос, с хорошо поставленной дикцией, провозглашал традиционную здравницу в честь гостей курорта. Затем заиграл синтезатор. Незамысловатая мелодия, записанная на «минусах», практически не была сведена с вокалом: «Приезжайте в гости к нам на Юг:/ Питер, Минск, Ростов и Заполярный Круг!/ Рады будем вас увидеть здесь/ мы/ вновь./ Вам подарим в Сочи свою радость и любовь...»
— А что там еще есть на диске? Посмотрите, пожалуйста, на упаковке...
— Куча шлягеров: «ДПС-ник», «Велосипедист», «Рыбак», «Эротика», «Супружеская ругань», «Быдлячий менталитет», «Стерва», «Дед Пантелей»...
— Понятно. Эти песни под водку, — не под дождь! А что на другом диске?
— «Город Сочи», «Мечта», «Но не надо (Виноградная)», «Природа», «Роза», «Кавказ», «Дыхание юга»...
— Ага! Это уже ближе к теме!
Таксист с готовностью нажал на кнопку.
Между прочим, вы не задумывались, что означает термин «курортная специфика»? То есть, что он означает на Кавказе, и конкретно в Сочи? В каком другом месте на тесном нашем «шарике», в разгар осени, можно попасть под град при двадцатиградусной жаре? А что вы скажите о двойной радуге над речкой Сочи? (Многие видели ее этим летом!) Как в таком климате не творить? Мне кажется, что если Бог дал какому-нибудь условному сочинцу самые минимальные способности, то он не сможет не танцевать, не петь, не слагать стихи... Вот, скажем, Олег. Не буду кривить душой: его песни мне не понравились. Ну, не ощутил я в них ни грозы, ни соленого ветра, ни радуги. Увидел желание заработать. (� в этом тоже — а что здесь плохого? — «курортная специфика»). Кроме того, меня активно не нравится, когда автор еще ДО написания текста, адресует его некому «условному человеку», пусть даже туристу. Все это так! Песни Олега — не для меня. Но что касается желания творить!
А, кстати сказать, что это такое — творчество? По мне, творчество — сродни прыжку с волнореза в осеннее море: нужно обладать толикой авантюризма, чтобы решится окунуться в эту неверную стихию, необходимо уметь прилагать усилия воли, чтобы из мрака ощущения вырваться в бурные волны слова. Что ждет нашего ныряльщика на поверхности вод? Что озарит его, что взволнует? Кто знает? Один, например, заметит, что скрюченные листья клена поздней осенью похожи на сморщенную руку пропойцы, протянутую за милостью. Другому — что, одетый в серый «ушастый» чехол мотоцикл напоминает диснеевского мышонка, уткнувшегося в головку голландского сыра. Кому-то придут в голову эффективные бизнес-идеи. Кто-то придумает новое приложение к Windows. Кто-то — а почему нет? — напишет задорный сингл о «Папироснице». А кто-то... Кто-то просто ощутит кайф от прикосновения к творчеству. � ВСЕ!
� честно сказать, я даже не знаю, что, на самом деле, важнее. В этом ли главное? В Сочи — и даже в межсезонье! — пробуждаются творческие силы человека! В Сочи ВОЗМОЖНО быть счастливым! Здесь можно быть ПОЛЕЗНЫМ людям! В Сочи ХОЧЕТСЯ петь! А увидит ли наш усталый пловец гармонию багрянца, зеленого с голубым услышит ли осеннюю грозу, — так ли это важно? Ведь тут такое дело: кто зачем плывет... Пусть каждый видит свое! � то сказать: у каждого «яшки» — свои пригорки!
Сочи. Межсезонье. Осень. Хорошо!