КР�З�С ОТЦОВСТВА � ВЕРТ�КАЛЬ ВЛАСТ�

�горь КОН, Polit.ru

В последние годы в России, как и в остальном мире, много говорят о кризисе отцовства, имея в виду рост безотцовщины, недостаточное участие отцов в воспитании детей, падение отцовского авторитета и т.д. Однако при этом часто подразумевают разные вещи.
Прежде всего, необходимо различать а) нормативные представления о том, каким должен быть отец, и б) отцовские практики, что отцы реально делают. Эти понятия никогда и нигде не совпадают, а в современном мире, где плюрализм и многоголосие считаются не пороком, а достоинством — тем более.
Неоднозначно и понятие «кризиса отцовства».
В одном случае, это аспект кризиса семьи, проявляющегося в таких тенденциях, как нестабильность брака, изменение критериев оценки его успешности, проблематичность распределения супружеских обязанностей в мире, где оба супруга работают, появление нетрадиционных форм семьи и брака и т.п.
Во втором случае, это аспект кризиса маскулинности. �меется в виду ослабление привычной мужской гегемонии и связанное с этим изменение традиционных представлений о мужественности, конфликт между трудовыми и семейными обязанностями, превращение отцовства из обязательного в факультативное, появление новых отцовских практик и сопутствующих им психологических проблем и т.д. Все это преломляется в самосознании мужчины и его гендерной идентичности, с которой соотносится его самоуважение и частные самооценки: что нужно, чтобы стать отцом, каковы критерии отцовской эффективности, в чем современные мужчины видят плюсы и минусы отцовства и насколько оно важно для их субъективного благополучия?
В третьем случае, кризис отцовства — аспект кризиса власти. Власть-то раньше была какая? — Мужская, отцовская, патриархатная. Подобно тому, как рыба тухнет с головы (хотя чистить ее почему-то начинают с хвоста), ослабление власти отдельно взятого отца в отдельно взятой семье начинается с ослабления власти царя и государя, но между этими процессами есть обратная связь. Однажды я сформулировал эту связь в виде притчи:
Когда-то в мире существовала вертикаль власти. На небе был всемогущий Бог, на земле — всемогущий царь, а в семье — всемогущий отец. � всюду был порядок.
Но это было давно и неправда. �менем Бога спекулировали жуликоватые жрецы, именем царя правили вороватые чиновники, а отец, хоть и порол своих детей, от повседневного их воспитания уклонялся. Потом все изменилось. Богов стало много, царя сменила республика, а отцовскую власть подорвали коварные женщины, наемные учителя и непослушные дети. � теперь мы имеем то, что мы имеем. Многим людям кажется, что раньше было лучше, и они призывают нас вернуться в прошлое. Какое именно?
Если взглянуть на дело исторически, очевидно, что изменение нормативного канона и оценочных критериев отцовства началось очень давно. В Древнем Риме pater familias полновластно распоряжался жизнью и смертью не только собственных детей, но и всех своих многочисленных чад и домочадцев. Средневековое христианство эту власть сильно ограничило. Тем не менее, в доиндустриальном обществе «хороший отец» был прежде всего воплощением власти и инструментальной эффективности. Для русского крестьянина – отец и царь почти одно и то же: «Царь-государь — наш земной Бог, как, примерно, отец в семье». Отцу принадлежат и власть, и собственность, и распорядительные функции. Вот как описывали быт крестьян Владимирской губернии конца Х1Х века:
«�муществом глава семьи распоряжается бесконтрольно, несколько ограничить его власть могут лишь взрослые сыновья».
«За непочтительное отношение к себе отец вправе выслать сына из дома без всякого вознаграждения. Никто не может его обязать даже наделить сына землей, поскольку мир и власти всегда на стороне родителей»
«Отношение родителей к детям строгое. Отец распоряжается в одинаковой степени детьми обоего пола, имеет всю полноту власти. При этом власть отца над замужней дочерью сохраняет свою силу, в то время как отделенный сын становится абсолютно независимым»
«Отец распоряжается сыновьями, мать — дочерьми. Власть отца безгранична: он может отдать в найм и принудить к браку. Лишь отделившиеся сыновья и замужние дочери не подвластны отцу».
�зменение содержания отцовской роли в Новое время обусловлено двумя взаимосвязанными макросоциальными процессами: ускорением темпа социально-экономического обновления, с вытекающим отсюда повышением значения внесемейных факторов социализации, и изменением характера властных отношений в обществе. Замена патриархально-монархического государственного устройства «братски-республиканским» повлекла за собой и изменение канона отцовства: абсолютный монарх, который волен карать и миловать, уступает место «кормильцу», у которого значительно меньше власти и гораздо больше обязанностей.
Хотя в крестьянской большой семье отец непосредственно не ухаживал за детьми, сыновья проводили много времени, работая под его руководством. В городской среде, под давлением таких факторов, как пространственная разобщенность труда и быта и вовлечение женщин в профессиональную работу, традиционные ценности отцовства меняются. Как работает отец, дети уже не видят, а по количеству и значимости своих внутрисемейных обязанностей он явно уступает матери. Это меняет не только внутрисемейное разделение труда, но психологический климат семьи.
Тесный домашний быт не предусматривает для отца пьедестала. По мере того, как «невидимый родитель» становится более видимым и доступным, он все чаще подвергается критике со стороны жены и детей, а его авторитет, основанный на внесемейных факторах, заметно снижается. Ослабление и даже полная утрата мужской власти в семье отражается в стереотипном образе отцовской некомпетентности, который отнюдь не способствует поддержанию отцовского авторитета. Тем более что отцов нередко стали оценивать по традиционно женским критериям, по достижениям в той сфере деятельности, вроде ухода за маленькими детьми, которой мужчины раньше не занимались и к которой их не готовили.
Панические разговоры о тотальном кризисе и упадке отцовства зачастую искажают реальную картину. Социологические исследования в США и странах Западной Европы показывают, что отцовский вклад в воспитание детей в ХХ в. не столько уменьшился, сколько качественно видоизменился. Сегодняшние отцы берут на себя много таких обязанностей, которые раньше считались исключительно женскими. Хотя, как и в предшествующие эпохи, отцы проводят со своими детьми значительно меньше времени, нежели матери, и лишь незначительная часть этого времени расходуется непосредственно на уход и общение с детьми, современные отцы в этом отношении не только не уступают прежним поколениям, но и существенно превосходят их, особенно в семьях, основанных на принципе гендерного равенства. Однако это касается преимущественно более молодых и лучше образованных мужчин, а улучшение, достигнутое в конкретных семьях, на макросоциальном уровне перечеркивается ростом числа разводов.
Те же тенденции действуют и в России, хотя в целом современная российская семья, как и общество, значительно консервативнее западной, а взгляды людей на природу отцовства противоречивы.
Судя по результатам недавнего (июнь 2008 года) национального опроса Всероссийского центр изучения общественного мнения (ВЦ�ОМ) о том, как должна быть устроена современная семья, сторонников полного равенства в семье (считающих, что главы семьи быть не должно, важные решения должны приниматься совместно всеми, а мелкие — в соответствии с существующим разделением обязанностей) в стране несколько больше (38% респондентов), чем приверженцев патриархальных отношений (32%), причем эта разница увеличивается. Однако мужчинам патриархальная модель импонирует больше, чем женщинам (её предпочитают 38% мужчин и 27% женщин)
Хотя в большинстве российских семей оба супруга работают, отцовство традиционно ассоциируется прежде всего с материальным обеспечением. В ответах на вопрос Левада-центра (2004) «Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать хороший отец?» первые три места заняли умение заработать (75 %), заботливость (67%) и ум (51%).
Соотношение властных и экспрессивных функций в российской семье также скорее традиционно. Отвечая на вопрос Фонда «Общественное мнение» (ФОМ) (2004) «Кто из членов Вашей семьи, с которыми Вы жили в детстве, был главным, принимал основные решения?» — большинство россиян (в среднем 42%, в старшей возрастной группе — 56%) отдали предпочтение отцу. Зато в ответах на вопрос «Кто проводил с Вами больше всего времени, занимался Вашим воспитанием?» пальму первенства — 57% — получила мать. Вариант «оба родителя» выбрали 22% , «других родственников» назвали 14%, а отца — лишь 7% опрошенных. На вопрос Левада-центра (сентябрь 2007) «Как Вы думаете, кто из Ваших родителей в большей мере повлиял на Ваше воспитание?» отца назвали 18 % , мать – 38%, обоих в равной мере- 34 %. В Екатеринбурге 49 % опрошенных подростков самым авторитетным для себя человеком назвали мать, на втором месте (33 %) стоят друзья и на третьем (29 %) – отец.
Более прицельные психологические исследования показывают, что реальное влияние отца в семье зависит от общего семейного климата и от индивидуальных особенностей родителей, причем это влияние может быть разным для сыновей и дочерей.
Как и в прошлом, мальчики, особенно подростки, сильнее тянутся к отцу, чем к матери. Среди опрошенных в 2001 г московских старшеклассников, 34.4% мальчиков назвали своим образцом для подражания назвали отца и 26.4% мать; у девочек соотношение обратное: 34.7% назвали мать и только 20.5 % — отца. Однако по этим данным невозможно судить, хотят ли дети подражать отцу и матери как гендерно-ролевым моделям, или же их привлекают индивидуальные, личностные свойства родителей.
Эмоционально мальчики, как и девочки, обычно чувствуют себя ближе к матери, чем к отцу, но при более детальном рассмотрении степень родительского влияния оказывается неодинаковой в разных сферах жизнедеятельности. Отцы традиционно опережают матерей как источники информации по социально-техническим вопросам, спорту и выбору профессии, зато по вопросам интимной жизни, сексуальности и т.п. к ним обращаются за советами значительно реже.
«Кризис отцовства» часто усматривают в том, что мужчины якобы не хотят иметь детей и не любят с ними возиться. Это сильное упрощение. Безусловно, определенные сдвиги в этом отношении в культуре произошли. Согласно традиционному гендерному канону, каждая женщина была обязана стать матерью, а каждый мужчина — отцом. Сегодня и то и другое стало делом свободного выбора. Однако по данным большинства сравнительных исследований, доля мужчин, принципиально не желающих становиться родителями, меньше, чем доля женщин. Главная проблема (и трудность) состоит не в наличии или отсутствии «потребности в детях», а в том, что конкретно значит для мужчины отцовство и как он понимает свою отцовскую роль — чувствует ли он себя только донором спермы, зарплатоносителем или полноценным и полноправным отцом.
�ными словами, психологию отцовства нужно представить не только в контексте макросоциальных и внутрисемейных отношений, но и в системе мужской идентичности. Вопрос «зачем ребенку отец?» превращается в вопрос «зачем отцовство нужно мужчине?»
Это зависит как от макросоциальных условий, так и от множества индивидуальных обстоятельств жизни. Характерно, что наряду с увеличением числа «принципиальных» холостяков, у многих взрослых социально-успешных мужчин появляется потребность в детях. «Стало модно любить детей. Это произошло в последние годы. В кругу моих друзей, приятелей, в кругу людей, с которыми я общаюсь… это модно», — говорит известный политический журналист Андрей Колесников, создавший колонку «Отец» в газете «Коммерсант». Вокруг созданной Ашотом Насибовым «Школы молодого отца» на «Эхе Москвы» группируются журналисты, музыканты и политики, которые около 40 лет или немного позже неожиданно обнаружили, что хотят стать отцами, причем не такими, какими они сами были раньше. Отцовство для этих людей не имеет ничего общего с государственной демографической политикой, это прежде всего поиск, а точнее — придание нового смысла собственной жизни.
Помимо желания, для отцовства нужен опыт. Доказано, что многие мужчины формируют свои отцовские цели и методы в зависимости от собственных детских воспоминаний, подражая своим отцам или, напротив, желая исправить их недостатки. В эстафете отцовского опыта действует как механизм подражания (отец или дед как ролевые модели), так и критическая переработка отрицательного опыта (сын хочет быть лучше своего отца и избежать его ошибок). Но если все больше мальчиков вырастают без участия отцов (в России это эффект двух мировых войн), откуда у них возьмется тот положительный или отрицательный опыт, с которым они будут соотносить собственные отцовские ожидания и практики? Не сделает ли отсутствие примера их собственный опыт менее удачным или, напротив, будет способствовать его индивидуализации?
С изменением социального мира, меняются и нормативные ценности отцовства. Традиционный канон выдвигал на первый план такие черты, как властность и суровость. В описаниях и нормативных образах родительства отцовская власть постоянно выступает как антитеза и дополнение материнской любви. Современные родительские практики в эту антитезу часто не вписываются. С ослаблением отцовской власти и дискредитацией поддерживавших ее телесных наказаний, она становится сомнительной. Сравнение поведения отцов в разных странах и этнических группах показывает, что сама по себе физическая доступность отца для ребенка значительно менее важна, чем тепло и сочувствие. В некоторых случаях наличие или отсутствие отцовского тепла предсказывает психологическое благополучие подростка даже лучше, чем наличие материнской любви. �ными словами, отцовская любовь и тепло — более эффективные средства воспитания, чем строгость и телесные наказания.
Короче говоря, современные отцы морально и психологически нисколько не хуже своих предшественников, но изменившиеся социальные условия сталкивают их с множеством новых проблем, к решению которых молодые мужчины не подготовлены. Это создает трудности и для них самих, и для общества, причем ни одна из этих трудностей не является исключительно «мужской».
Психологизация и интимизация отцовства тесно связаны с изменением стратегии и тактики семейной педагогики. Один из самых живучих стереотипов в этой сфере — представление, что необходимой предпосылкой успешного воспитания детей, особенно мальчиков, является жесткое разделение материнских и отцовских ролей, по принципу или/или. Между тем многочисленные исследования показывают, что реальные родительские практики зависят не столько от гендерных стереотипов — что должен делать отец, в отличие от матери, — сколько от индивидуальных черт каждого из родителей, которые могут с этими стереотипами не совпадать, и от их гармонизации. В семье фальшивить невозможно, без искренности не может быть интимности. «Правильное воспитание детей в том, чтобы дети видели своих родителей такими, каковы они в действительности» (Джордж Бернард Шоу).
Не имеют научного обоснования и навязчивые заклинания, что мальчиков и девочек необходимо воспитывать по-разному. Половые и гендерные различия действительно очень существенны, и их нужно учитывать, но отличия одного конкретного ребенка от другого, даже если это родные братья или сестры, больше, чем отличия абстрактного мальчика от абстрактной девочки. Сыновья и дочери, как и их папы и мамы, — разные, они требуют к себе не «гендерного», а индивидуального подхода. В школе осуществить это почти невозможно, а в семье — трудно, но обязательно.
Главная проблема детско-родительских, особенно отцовско-сыновних, отношений — недостаток взаимопонимания. Рассуждая абстрактно, хорошие родители знают о своем ребенке значительно больше, чем кто бы то ни было другой, даже больше, чем он сам. Ведь они наблюдают за ним изо дня в день, на протяжении всей его жизни. Но изменения, происходящие с подростком, часто совершаются слишком быстро для родительского глаза. Ребенок вырос, изменился, а родители все еще видят его таким, каким он был несколько лет назад, причем собственное мнение кажется им непогрешимым. Как мудро заметил один 15-летний мальчик, «главная беда с родителями — то, что они знали нас, когда мы были маленькими». Спешка, неумение, авторитарность, нежелание выслушать, понять то, что происходит в сложном юношеском мире, постараться взглянуть на проблему глазами сына или дочери, самодовольная уверенность в непогрешимости своего жизненного опыта — вот что в первую очередь создает психологический барьер между родителями и растущими детьми. Самая распространенная (и совершенно справедливая!) жалоба юношей и девушек на родителей: «Они меня не слушают!»
Эта проблема тоже имеет гендерный аспект. С ребенком собственного пола папы и мамы чувствуют себя увереннее, потому что когда-то они сами были такими же, а дети, чувствуя это, понимают, что такого родителя труднее обмануть. Поэтому, в общем и целом, матери успешнее дисциплинируют девочек, а отцы — мальчиков. Отсюда и разная степень снисходительности: матери больше позволяют сыновьям, а отцы — дочерям, мальчику легче ослушаться маму, а девочке — папу. А снисходительность, в свою очередь, благоприятствует развитию взаимной эмоциональной привязанности, чему властные отношения не способствуют. В древнерусском тексте ХШ в. говорится: «Матери боле любят сыны, яко же могут помагати им, а отци — дщерь, зане потребуют помощи от отец». Впрочем, и тут многое зависит от индивидуальных свойств детей и родителей и от социального контекста.
Одной из главных функций отцовства традиционно считается дисциплинарная функция, включая телесные наказания. На самом деле, в России, как и в большинстве стран мира, матери, которые проводят с детьми больше времени и несут за них непосредственную ответственность, физически наказывают их чаще, чем отцы, но «серьезная» порка обычно составляет прерогативу отца. В связи с крахом авторитарной системы власти и воспитания порки стали непопулярными. Тем не менее, в России, по данным одного крупного опроса (2008), доля мужчин, считающих телесные наказания неотъемлемой частью воспитательного процесса, вдвое больше, чем женщин (12% против 6%).
За этим тоже стоит социально-педагогическая проблема. Маскулинность часто, если не всегда, тяготеет к авторитарности. Но власть современного отца над собственным ребенком весьма ограничена, и отец, который сумеет стать своему ребенку не столько начальником, сколько собеседником, часто окажется и более успешным воспитателем. Это касается не только дисциплинарных практик.
Образ социально успешного отца, стоящий на красивом пьедестале, импонирует мальчишескому воображению, если такого отца нет — мальчик может его даже придумать. «Отсутствующий отец» — не только самая распространенная, но и самая емкая метафора отцовства. �звестно множество случаев, когда мальчик, лишенный отца, «сочинял» его и заставлял своих приятелей завидовать этому героическому образу. Реальным отцам зачастую приходится труднее. Гипертрофированно-суровое и властное отцовское начало не только порождает конфликты, но и калечит индивидуальность мальчика (самый знаменитый пример — письмо Франца Кафки отцу). Откровенное признание отцом своих слабостей или того, что считается таковыми, иногда может быть для сына более впечатляющим примером, чем демонстрация закрытости и силы. В этом смысле на меня произвели сильное впечатление «Письма к сыну» Евгения Леонова:
«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство — любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая то не такая и от нее, мол, один вред. А может, на самом деле моя любовь помешала тебе быть примерным школьником? Ведь я ни разу так и не выпорол тебя за все девять школьных лет».
«Я оттого и пишу эти письма, чтобы исправить что то неправильное, и выгляжу, наверное, смешным и нелепым, как некоторые мои персонажи. Но ведь это я! В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца.
Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твое слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита».
Семейная психология — не моя специальность. Подходя к проблемам отцовства социологически, я склонен думать, что так называемый «кризис отцовства» — не катастрофа, а вызов. Современные мужчины не хуже прежних поколений, но они оказались перед лицом новых, отчасти беспрецедентных вызовов. � ответом на них может быть не реставрация мифической всеобъемлющей «вертикали власти», а устремленный в будущее творческий поиск, который мужчины и женщины должны вести совместно.
Автор — профессор, главный научный сотрудник �нститута этнологии и антропологии РАН, доктор философских наук, академик РАО, почетный профессор Корнелльского университета, доктор honoris causa университета Суррей. Материал подготовлен при помощи Фонда Генриха Белля.